Книга Пародия - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меж речкой Твид и речкой Спей,
Где вереск и все прочее,
Жил бедный заяц Джон О’Грэй,
Отец семьи и прочее.
Хоть был лишен
Наш бедный Джон
Чинов, наград и прочее.
Зато был шерсти не лишен,
Хвоста, ушей и прочее.
Однажды, три-четыре-пять,
Позавтракав и прочее.
Он в рощу вышел погулять
И, так сказать, все прочее.
Он был не в бархат разодет.
Как тот бездельник Билли, —
Берет с пером и старый плед
Его одеждой были.
При всем при том,
При всем при том
С бездумною отвагой
Махал он весело хвостом,
Как пикой или шпагой.
Но у развилки трех дорог,
Где ельник и все прочее,
Его охотник подстерег
И застрелил и прочее.
Он взял себе берет и плед,
А пух и прах О’Грэя
Трактирщику за шесть монет
Он продал не жалея.
А тот из Джоновых костей
Сварил бульон и прочее
И этим потчевал гостей
Под крепкий эль и прочее.
Но все, кто ели тот обед,
И все, кто Джона ели,
Не о трактирщике, нет-нет,
Не об охотнике, о нет —
О Джоне песню пели.
Вот так под старых кружек звон,
И шутки, и все прочее
Был воскрешен наш добрый Джон,
Отец семьи и прочее.
И с той поры уж сколько лет.
Как бы воскресший из котлет,
Из супа и все прочее,
Он на земле живет опять
И раз-два-три-четыре-пять
Выходит в рощу погулять
И, так сказать, все прочее.
Булат ОКУДЖАВА
Прощание с Ленькой Зайцевым
Словно бы на зависть грустным арбатским
мальчикам,
арбатские девочки, безнадежно влюбясь,
Леньку Зайцева называли ласково зайчиком —
ваше высочество, говорили,
и просто князь.
А когда погулять выходил он с черного хода,
сто прелестных охотниц
выбегали из своих засад,
розовые лошади били крылами,
начиналась охота,
из которой никто не старался вернуться назад.
А они в него корочкой, видите ли,
поджаристой,
пирогом с грибами — в семейный, извините,
круг.
А он на плечо шарманочку —
и пожалуйста,
потому что шофер в автобусе —
его лучший друг.
А он на свои на рыжие, как порфиру,
фуражку.
А он их сам, понимаете, убивал.
А последний троллейбус
развозил по Сивцеву Вражку
ситцевых девочек, убитых им наповал.
Плакала на Смоленской флейта,
лесная дудочка.
Бил на Садово-Кудринской барабан любви.
Ночь опускалась,
короткая, как мини-юбочка,
над белыми дворниками,
изящными, как соловьи.
И стоял, как замок отчаянья,
арбатский дворик,
жалуясь, печалясь, безнадежно моля…
Плачьте, милые девочки,
пейте паригорик!
Пейте капли датского короля!
Михаил СВЕТЛОВ
Сто двадцать лет спустя
Не в «ЗИЛах» и не в новеньких «Победах»,
не думая, что станут в них стрелять,
два зайчика на двух велосипедах
отправились немножко погулять.
Но, по ошибке взятый на поруки,
большая сволочь и антисемит,
охотник к ним протягивает руки
и гнусными зубами шевелит.
Сейчас начнутся грозные событья.
Мой зайчик закачается в седле.
Но чтоб не допускать кровопролитья,
живут мои герои на земле.
И если уж дойдет до столкновенья,
я крови все равно не допущу:
я встану посреди стихотворенья,
охотника в лягушку превращу.
И вы не бойтесь, глупенькие зайки:
я в случае чего вас воскрешу.
Куплю вам в ГУМе трусики и майки
и на свою жилплощадь пропишу.
Я дам вам пряник и другие сласти,
надену октябрятские значки.
Не надо плакать при Советской власти!
Утрите ваши слезы, дурачки!
Пускай горит на мордочках румянец!
Охотника не бойтесь моего!
Я пошутил, ведь он — вегетарьянец,
мясная пища — гибель для него.
Мне вся его семья давно знакома.
Он не имел оружия вовек.
Он просто заместитель управдома,
вполне интеллигентный человек.
Ярослав СМЕЛЯКОВ
Строгая морковь
Не в смысле каких деклараций,
не пафоса ради, ей-ей,
мне нравятся серые зайцы —
те золушки наших полей.
Мне праздника лучшего нету,
чем видеть опять и опять —
по этому белому свету
тот заяц идет погулять.
Ни шелка на нем, ни шевьота.
Ни юбок на нем, ни рубах.
Как красный колпак санкюлота —
морковка в суровых зубах.
Не плод экзотический юга,
чья дряблая кожа пестра, —
а скромная дочь огорода,
больших удобрений сестра…
Но грозный, как тень трибунала,
сидит на своем чердаке
охотник в коротеньком платье,
с кулацким обрезом в руке.
Он зайца в ловушку заманит,
морковку его отберет.