Книга Танцующие фаворитки - Наталия Сотникова

Испытание Парижем

В 1909 году Вера Каралли подписала контракт с Сергеем Дягилевым на участие в его антрепризе «Русские сезоны» в Париже. Контракт предполагал исполнение ею роли волшебницы Армиды в балете Черепнина «Павильон Армиды». Сюжет балета чрезвычайно прост: ночью в павильоне оживает старинный гобелен, с него сходит со своей роскошной свитой кудесница Армида и пытается свести с ума своими чарами виконта Рене де Божанси. Партия хореографически была не особенно сложной и не особенно выигрышной. Доказательством может служить тот факт, что от нее отказалась Матильда Кшесинская, не признававшая ролей второго плана. Она согласилась «пробить» государственную субсидию на эту затею Дягилева при условии выделения ей партии, в которой могла бы блеснуть в Париже. Роль Армиды показалась ей малозначительной, избалованная прима, признававшая только свое превосходство, рассорилась с Дягилевым, и субсидию отозвали. Вера же со своими данными казалась созданной для воплощения на сцене образа именно такой роковой искусительницы. Итак, 18 мая 1909 года Вера выступила в партии Армиды на генеральной репетиции; параллельно Собинов по личному контракту пел в «Гранд Опера».

Не будем пересказывать то потрясение, которое испытал Париж после лицезрения спектаклей русского балета, оно хорошо известно всем, кто хоть сколько-нибудь интересуется историей этого прекрасного театрального жанра. Невзирая на малозначительность партии, Вера получила свою долю восторгов парижской прессы, в числе которых были такие солидные органы, как «Фигаро». «Вера Каралли, чарующая брюнетка с глазами итальянки…, ее гибкий силуэт, облаченный в корсет от парижского кутюрье, ее манящие плечи… Ее пируэты словно наполнены волнующей истомой. Она источает совершенное целомудрие. Ее танец – элегия».

Но, станцевав свою партию на премьере, Вера неожиданно прервала свой контракт с Дягилевым и уехала в Италию. Существует несколько версий причин этого разрыва.

Первая – из турне по Европе возвратилась Анна Павлова и потребовала вернуть ей оговоренную в ее контракте роль. Видимо, Вера не произвела на парижан впечатления, достаточного для того, чтобы затмить великую балерину.

Вторая – Вера чувствовала себя неважно, танцевала отнюдь не блестяще, доктор нашел у нее признаки беременности. Собинов вовсе не горел желанием стать отцом в третий раз и отвез любовницу в Италию, где врачи сделали ей аборт, навсегда лишивший ее возможности иметь детей.

Третья – Собинову не понравилась, что парижская пресса уделила больше внимания Вере, нежели его выступлениям. Оказаться в тени двадцатилетней балерины (в ту пору многие все еще относились к балету как к занятию чрезвычайно легкомысленному и примитивному, не имеющему ничего общего с истинным искусством) ему, неоспоримому кумиру России, избалованному успехом у публики, было вовсе не с руки. Доля правды в умеренных отзывах прессы на его пение была. Собинов все-таки поздновато пришел в театр, и его успех начал клониться к закату. По свидетельству все того же В.А. Теляковского, «он постепенно отказывался от трудных для себя опер, как „Фауст“, „Травиата“, „Риголетто“, „Мефистофель“, и все пробавлялся „Вертером“, „Манон“, „Искателями жемчуга“, „Евгением Онегиным“, „Демоном“, причем с „до“ верхнего стал срываться и по возвышенным ценам полных сборов не делал».

Стало ли это первой трещиной в их отношениях? Вполне возможно, хотя роман этот продлился еще три года, и Вера часто сопровождала певца в его гастрольных поездках по России, охвативших однажды даже Сибирь. Надо сказать, что Собинов, как оказалось, не переставал терзаться угрызениями совести по поводу разрыва с Елизаветой Михайловной, которая вышла замуж за актера М.М. Климова. Певец продолжал вести с ней оживленную переписку, невзирая на ее протесты, посылал деньги и до самой смерти (они родились и умерли в один и тот же год) поддерживал с ней самые теплые дружеские отношения, в особенности после того, как примерно в 1911 году его роман с Верой сошел на нет. Взрывной, импульсивный характер молоденькой балерины утомлял Леонида Витальевича, который с годами все больше нуждался в женской заботе и семейном уюте.

Тем временем в театре при поддержке А.А. Горского Вера получала все новые партии, адаптированные к ее своеобразной манере танца. Москвичи обожали красоту Веры, которая на сцене выглядела особенно эффектно. «Лебединое озеро», «Бядерка», «Раймонда», «Дочь фараона», «Тщетная предосторожность», «Жизель», «Саламбо», «Нур и Амитра», «Эвника», «Саламбо» – вот примерный перечень ролей, которые исполняла Каралли. Влюбленный в нее балетмейстер всегда стремился показать ее красоту в самом выгодном свете. Как писали критики, «волшебница Анитра, лениво потягиваясь на ложе, прельщала витязя Нура картинными позами, чаровала его и зрителей пластикой ожившей статуи. Ее богиня Танит в „Саламбо“ казалась сошедшей с ассирийско-египетского барельефа, соединяла упругие движения молодого тела со стильной окаменелостью изваяния, напоминала одухотворенную древнюю мистическую статую Востока. Она соединяла величавую строгость богини с очарованием воздушной легкости». В Москве выступления Каралли проходили с неизменным успехом, а местные критики превозносили ее.

Были ли у такой красавицы любовники после разрыва с Собиновым? Хотя Каралли и утверждала в своих письмах, что после расставания с певцом у нее пропала всякая охота возвращаться к восторгам и разочарованиям любви, вполне возможно, что она сочла нужным что-то и скрыть. Отсюда доподлинно неизвестно когда, но, вернее всего, еще до начала Первой мировой войны, Вера стала любовницей великого князя (или, как было положено выражаться по новым правилам, князя императорских кровей) Дмитрия Павловича Романова.

«Романтик и мистик» императорских кровей

Судьба Дмитрия Павловича (1891–1942) и его старшей сестры Марии Павловны (1890–1958), детей великого князя Павла Александровича (брата императора Александра III) и его жены Александры Георгиевны, греческой принцессы, среди прочих отпрысков династии Романовых оказалась уникальной. В совсем малом возрасте они оказались круглыми сиротами и были отданы под официальную опеку дяди и тетки.

Брак Павла Александровича и Александры Георгиевны считался удачным. Летом 1891 года, невзирая на семимесячную беременность великой княгини, супружеская чета отправилась погостить в подмосковное имение Ильинское, принадлежавшее брату великого князя, Сергею Александровичу, и его жене Елизавете Федоровне (урожденной немецкой принцессе Элле Гессен-Дармштадской, родной сестре российской императрицы Александры Федоровны). Трудно сказать, по какой причине, но молодой женщине в разгаре бала стало плохо, она впала в кому, и врачи буквальным образом извлекли из ее тела крошечного недоношенного младенца. Можно сказать, что он стал сиротой по матери еще до того, как увидел белый свет. Пролежав шесть суток в коме, двадцатилетняя молодая женщина скончалась, повергнув в глубокую депрессию своего мужа, который смог выйти из этого состояния лишь через пару лет.

Хотя все окружавшие практически были уверены в том, что Господь приберет к себе и эту младенческую душу, едва теплившуюся в слабеньком тельце, судьба распорядилась иначе. Присматривать за новорожденным племянником взялась Елизавета Александровна, обладавшая уже тогда некоторым опытом по уходу за больными. Младенца обложили в колыбельке ватой, постоянно согревали бутылками с теплой водой и постепенно выпестовали в здорового упитанного ребенка. Когда стало понятно, что теперь о нем безбоязненно могут заботиться кормилица и няньки, Павел Александрович забрал детей в Петербург. Там в его дворце под детей и их штат был отдан целый этаж. Нянек выписали из Англии, результатом стало то, что в возрасте шести лет они практически не знали ни слова по-русски и разговаривали только на английском языке.