Книга Четверо - Александр Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну и где она?
Первый санитар пожал плечами.
– Была – и нет! Гирлянды на месте, мишура, дождик вот… игрушки все с прошлого года. Точно была звезда!
– Может, продолбал где? – ехидно спросил третий санитар.
– Пропил? – спросил второй.
– Да идите вы, – обиделся первый. – Ну точно была, тут лежала, что у меня, глаз нет?
Поплавский выглянул в фойе, окрикнул санитаров.
– Ребята, – сказал он, по-идиотски улыбаясь. – Помочь чем?
Санитары переглянулись, посмотрели на него. Первый махнул рукой.
– Иди спать, без тебя проблем хватает.
– Ну ладно. – Поплавский улыбнулся и пошёл обратно.
Ему почему-то стало невероятно смешно от этого диалога. Захотелось рассмеяться, но для этого нужно зажать рот рукой, а руки сейчас лучше держать в карманах.
Он дошёл до палаты. Открыл дверь. Внутри было темно.
Сосед спал и храпел.
Поплавский осторожно закрыл за собой дверь, подошёл к своей кровати, сел на её край, посмотрел на спящего соседа напротив, толстого и старого.
Как же он омерзительно храпел.
Поплавский улыбнулся и посмотрел в окно. За решёткой шумела улица, тарахтели проезжающие машины, мерцал грязно-оранжевый свет большого города. Люди спешили на праздник.
Он вздохнул и вытащил из правого кармана пижамы золотистую металлическую звезду из набора ёлочных игрушек.
А из левого кармана – короткий кухонный нож.
Хорошо, когда все празднуют Новый год и никто не обращает внимания на всякие мелочи.
Сосед причмокивал во сне, тяжело дышал, присвистывал и опять храпел – громко, отвратительно, невыносимо.
Поплавский повертел в руке нож, осмотрел его, потрогал лезвие ногтем, легонько нажал острием на подушечку пальца.
Встал, сделал несколько шагов к соседней кровати и склонился над спящим.
Посмотрел на его лицо.
Улыбнулся.
Резко зажал рукой его рот и со всей силы воткнул нож в горло.
Планета Проксима Центавра b
23 декабря 2154 года
18:45 по МСК
Лазарев поставил камеру на столик, нажал кнопку записи, сел на стул перед объективом, откашлялся и начал говорить.
– Я Владимир Лазарев, командир исследовательского корабля «Рассвет». Это планета Проксима Центавра b, и сегодня двадцать третье декабря 2154 года по земному времени. Если до вас дошло предыдущее сообщение, считаю нужным пояснить его. Я нашёл на этой планете жизнь. Это море.
Он задумался, посмотрел в иллюминатор и улыбнулся.
– Я изучил структуру образцов. У меня не такое хорошее образование биолога, как было у Гинзберга, но очевидно, что эта жидкость целиком состоит из живых клеток. Они двигаются, перемещаются, выпускают жгутики… Зрелище потрясающее. Это не просто клетки, которые плавают в некоем питательном бульоне, как мне показалось изначально. Это и есть живая ткань. Как кровь или спинномозговая жидкость. Я не знаю, с чем сравнить. Эти клетки связаны друг с другом. Они взаимодействуют. Они зависят друг от друга и составляют единый… наверное, громко будет назвать это организмом, но это живая субстанция. Это живое море. Смотрите, я кое-что покажу вам.
Он натянул на руки белые резиновые перчатки, надвинул на лицо респиратор, вышел из кадра и открыл холодильник для хранения образцов. Взял одну из баночек и стеклянную пластинку. Вернулся к камере.
– Смотрите.
Он открыл баночку, наклонил её над пластинкой и аккуратно вылил на неё немного блестящей чёрной жидкости.
– Так выглядит эта субстанция. Она чёрная и густая. Похоже на кофе. Причём её консистенция разная – ближе ко дну она становится более густой, как нефть. А теперь смотрите, что я сделаю.
Он взял со стола скальпель и аккуратно провёл им по чёрной кляксе, разделив её на две половины таким образом, чтобы они оказались на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Теперь кляксы стало две.
– Смотрите. Я приближу камеру.
Он взял камеру в руки и навёл объектив на два пятна жидкости.
Сначала она не двигалась.
Потом клякса, разлитая справа, стала менять форму. Сужаясь в диаметре, она медленно вытягивалась и перетекала к соседнему пятну.
Левое пятно тоже стало шевелиться, менять форму, сужаться и тянуться тонким чёрным подтёком по направлению к первой.
Дотянувшись и соединившись тонкой струйкой, они начали перетекать друг в друга и сгущаться в одно пятно, через полминуты соединившись в одну кляксу.
Лазарев вернул камеру на место и улыбнулся.
– Видите? Это живое море. Оно даже может двигаться. Я ожидал увидеть здесь многое. От безжизненной пустыни без атмосферы до развитой цивилизации с городами и странами. Я мог бы встретить здесь кровожадных монстров, каких-нибудь рептилоидов – всё что угодно! Но такое… О том, что жизнь может существовать и в такой форме, я не задумывался. Я продолжу его изучение. Я хочу узнать о нём всё, что могу, и рассказать это вам. Конец связи.
Лазарев выключил камеру, убрал образцы в холодильник, снова сел за стол и задумался, глядя в выключенный объектив.
Ему вдруг подумалось: а что если люди уже давным-давно нашли внеземную жизнь? С момента запуска прошло девяносто лет. За это время могло случиться всё что угодно.
Может, они уже изобрели сверхсветовые двигатели и уже вовсю дружат с какими-нибудь высокоразвитыми цивилизациями, пока он, Лазарев, копается тут во всяких чёрных жидкостях.
И всё, что он делает, – бессмысленно для человечества. Лишняя копейка в копилку давно известных фактов о тысячах изученных планет.
Впрочем, сейчас глупо гадать. Ведь что стало с Землёй, как она там и как там люди – сейчас это совершенно неизвестно.
Может, и нет её сейчас, этой Земли. Есть такая отличная от нуля вероятность.
Как же тяжело мыслить вероятностями.
Он нахмурился и задумался.
Ведь те, кто посылал их, наверняка догадывались, что есть вероятность, при которой это исследование окажется чем-то совершенно нормальным и рядовым. В двадцать втором-то веке. Или наоборот – что оно больше никому не пригодится.
А может, основная цель – не исследование планеты, а тестирование стазисных установок. Серьёзное рабочее тестирование, совмещённое с полезной для науки миссией.
Глупости, сказал он себе. Нечего сейчас это обдумывать.
Впрочем, а какого чёрта он вдруг решил, что ценность этой миссии зависит от того, что происходит на Земле? Разве от этого совершённый подвиг перестанет быть подвигом? Разве от этого открытие перестанет быть открытием? Разве этот невероятный рывок человечества к звёздам перестанет быть рывком?