Книга Корректировщик. Блицкрига не будет! - Георгий Крол

Даёт бродяга. Рожа разбитая, еле губами шевелит, но шутит. Я подошёл к телеге. Состояние второго летуна было намного хуже. Парень был без сознания, лицо разбито. И он не был связан. В этом не было необходимости, его руки были разбиты так, что воспользоваться ими он бы не смог ни при каких обстоятельствах.

– Кто это его так?

Я кивнул на руки стрелка.

– Этот.

Лёха ткнул стволом винтовки в сторону стучащего зубами парня, по-прежнему прижимающего к себе девчонку. И начал рассказывать. Их достали ещё во время штурмовки. Но они тянули в сторону своих, а тут эти «мессеры», так что пришлось прыгать. Жека, так звали стрелка-радиста, приземлился нормально. А вот Лёхе опять не повезло. Не любят его парашюты. Он крепко приложился о дерево, потерял сознание и повис вниз головой. Так его и нашёл стрелок. Висел он довольно близко от дороги, но слишком высоко. Жека полез на дерево и стал осторожно опускать своего пилота.

Вот тут и появились эти. Наивный пацан Жека обрадовался. Не укладывалось в его юной голове, что несколько вполне мирных мужиков, да ещё с девчонкой, сидящей возле возницы, могут быть врагами. Видно же по рубахам и картузам, что свои, украинцы. Он закрепил стропы так, что Лёха висел достаточно низко, чтобы его было легко снять, и спрыгнул вниз. К этому времени старлей начал приходить в себя, а потому произошедшее помнит более-менее ясно. Услыхав просьбу о помощи, мужики слезли с телеги и подошли. Вот только помогать они не собирались. Первый из подошедших примерился и врезал Лёхе кулаком. Как по боксёрской груше бил.

Стрелок кинулся на помощь, а из телеги появилось оружие. Парня сбили с ног, но он поднялся и снова кинулся в драку. Даже сумел здорово приложить кого-то из нападавших. Точнее Алексей, который качался на стропах вниз головой, не разглядел. Зато он видел, как сбитому с ног и прижатому к земле Жеке самый молодой из бандитов радостно разбивал руки прикладом карабина. Потом самого Лёху буцнули ещё пару раз, сняли с дерева, связали и кинули на телегу. Туда же бросили потерявшего сознание стрелка и подобранные, в хозяйстве всё пригодится, парашюты. Куда их везли и что собирались делать с ними дальше, Лёха не знал.

Пока летун рассказывал, девчонка выкрутилась из рук парня и снова начала дёргать лежащего на земле мужика. Если бы она этого не сделала, всё могло закончиться некрасиво. А так я бросил на него короткий взгляд. И что-то мне не понравилось. Так что я стал присматриваться всё пристальней. А девочка всё трясла мужика и повторяла:

– Тато, вставай, тато!

Прикол был в том, что мужик очень старательно изображал труп. Так старательно, что мёртвое тело пыталось… сопротивляться рукам ребёнка. А судя по положению руки, кроме автомата, который лежал в стороне, у мужика имелось ещё что-то. Скорее всего, один из пистолетов лётчиков. Было бы очень неприятно, если бы он влепил мне пулю в спину. Но теперь всё, поезд ушёл. Опоздал дядя со своей подлянкой. Так что я сказал, вспоминая почти забытый за ненадобностью украинский:

– Не плач, дівчинка. Тато зараз встане. Тільки дуже повільно і обережно, без різких рухів. (Не плачь девочка, папа сейчас встанет. Только очень медленно и осторожно, без резких движений.)

Дальше всё произошло очень быстро. Мужик, поняв, что его раскрыли, вскочил и выстрелил. В ту же секунду бабахнул выстрел из винтовки, и молодой бандит побелел и завалился на бок. Это Лёха, не поняв сразу, что происходит, влепил пулю в самого опасного, в его понимании, противника. Вот только, кроме него, с искренним удивлением на лице упала маленькая украиночка. Когда отец вскочил и поднял руку, она вцепилась в неё. А он не успел остановить движение пальца на спусковом крючке.

Пуля пробила маленькое сердечко. Испугаться она не успела, только удивиться. Зато на мужика было страшно смотреть. Он стоял с пистолетом в опущенной руке и переводил взгляд с девочки на парня и обратно. Лицо у него стало землистым. Сейчас он гораздо больше походил на покойника. Потом он поднял на нас мёртвый взгляд. Я был готов выстрелить, но это не понадобилось. Он медленно поднял пистолет, ткнул его себе под подбородок и нажал на курок.

Мы с Лёхой закопали тела в промоине недалеко от дороги. Насыпали холм, чтобы видно было могилу. Даже крест из двух палок поставили. На куске доски написали, что тут лежат четверо мужчин и девочка. На этом свои обязанности перед покойниками мы посчитали выполненными. Стрелок всё ещё был без сознания. Так что я отдал старлею запасную карту, изъятую у лжелётчика «У-2», отметил на ней хозяйство Рыговского, насколько возможно подробно объяснил, как туда добраться. Заодно отметил, где стоит самолёт. На телегу сложили оружие бандюков. Только свой пистолет Лёха сунул в кобуру да на шее у него болтался немецкий автомат. Краткую инструкцию по использованию трофея я тоже дал. Время поджимало, и провожать ребят до хозяйства я не мог. Пожелав друг другу удачи, мы разошлись.

Второй час я лежал в кустах в сотне метров от дороги и проклинал всё на свете. Фрицев, муравьёв, комаров и свою чересчур теоретическую подготовку. В теории пройти пятьдесят-шестьдесят километров за сутки – это вполне достижимо. Типа, марш-бросок по пересечённой местности, блин. Только ни теория, ни учения не предусматривают такой сутолоки на пути движения. По всем мало-мальски проходимым путям и дорогам шли немцы. Кто в сторону фронта, кто в тыл, но практически нескончаемым потоком.

Сейчас я яснее представлял себе, что творилось в нашем тылу в первые дни войны. Той войны, из моего прошлого. Только, в отличие от фрицев, для наших неотмобилизованных войск это был ещё больший бардак. Да ещё помноженный на привычные авось и неразбериху. Здешнему вермахту чуток полегче, но и он трещит по швам. То и дело вспыхивают споры и ссоры. Если присутствуют высшие офицеры, то это более-менее мирно. А вот если таковых не наблюдается, то культурные немцы вполне сходят за наших работяг. В том смысле, что могут и сцепиться не по-детски.

Особенно если стычка между частями, идущими на фронт, они себя мнят героями, которые быстро поставят «иванов» на место, и теми, кто шагает оттуда, потеряв до трёх четвертей состава. И эти уже понимают, что с «иванами» они крупно лажанулись. Поскольку «унтерменши», оказывается, прекрасно обучены и ещё лучше вооружены. Вот тут между уже учёными «трусами» и наивно-уверенными «героями» возникают скоротечные драки. Только зубы летят. Но мне от этого не легче. Пройти этот участок мне никак не удаётся.

За несколько часов я видел много. От драк до вальяжного генерала с переносным брезентовым унитазом. Вот умора была. Особенно наблюдать выражение лица денщика в звании обер-ефрейтора, который этот унитаз чистил после использования. Генерал уже сидел в машине, так что изображать истинного арийца немцу нужды не было. Вот он ругался! Одними губами, но с такой мимикой – просто артист. Единственное, чего я не увидел, это возможности продвижения. А ведь каждый час задержки отдаляет меня от моих ребят на километры.

Одна надежда, что они не идут прямым маршем, а выполняют свою задачу. То есть ведут разведку и уничтожают по пути всё, до чего могут дотянуться и на что хватает сил. Пока я размышлял, на дороге произошло изменение. Шедшие от фронта тыловики сменились идущей к фронту механизированной колонной. Тут было полтора десятка танков, в основном «Pz-III» и «Pz-IV», десяток бронетранспортёров и грузовики с пехотой. Колонна заняла всю обозреваемую мной часть дороги, около трёх километров. Самое серьёзное подразделение за всё время, пока я тут лежу.