Книга Корректировщик. Остановить прорыв! - Георгий Крол

«…На участок, занимаемый теперь уже его взводом, младший лейтенант прибыл на рассвете. Добирался он сюда всю ночь: из дивизии в полк, из полка в батальон, из батальона в роту. Спал урывками, что его, худого, с покатыми плечами, не сильно красило. Командир роты, лет тридцати, крепкий, но уже седеющий капитан, увидев его, только дёрнул щекой.

– Что окончили, лейтенант?

– Московское пехотное училище, – ротный слегка оживился, – ускоренный выпуск.

– Ясно.

Капитан убедился, что чуда не произошло, и потерял к новому взводному интерес. Его можно было понять: он воевал с июня 41-го и таких молоденьких лейтенантов, у которых жизни на один бой, перевидал немало. Только за последний месяц он менял уже пятого, что там говорить о тяжёлых оборонительных боях 41-го и 42-го годов! А потому отослал нового командира в его расположение, принимать участок обороны и знакомиться с подчинёнными. Ротный даже не предполагал, как рад этому сам лейтенантик, как он боялся вопросов и расспросов.

Теперь новый командир стоял перед строем из пятнадцати человек, которые, плюс двое оставшихся в наблюдении, и составляли его взвод. Взаимное изучение длилось несколько минут. И младший лейтенант был рад, когда пришедший с ним замполит заговорил первым. Правда, начав представлять взводного, комиссар вдруг понял, что не знает его имени и фамилии. Забыл спросить. Так что прозвучало это так:

– Товарищи бойцы, это ваш новый командир, младший лейтенант… э-э-э, прошу, как говорится, любить и жаловать. Товарищ младший лейтенант, принимайте командование.

– Есть, товарищ старший лейтенант.

И замполит ушёл. А игра в гляделки продолжилась. И видел тут каждый своё. Лейтенант видел обтёртых, обстрелянных солдат, в выгоревших, вылинявших гимнастёрках, некоторых с медалями, нескольких с орденами и почти всех с нашивками за ранения. И все они были старше, чем он. Некоторые могли бы быть братьями, некоторые дядьками, а двое вполне годились в отцы. Зрелые люди, прошедшие огонь и воду, съевшие пуд соли и пролившие бочку солдатского пота. Все похожие друг на друга и все разные.

Вот сержант. Лет сорока пяти, кряжистый, с желтеющими от самокруток усами и тяжёлыми мозолистыми руками пахаря. Форма на нём выгоревшая почти добела, но чистая и опрятная, насколько позволяет окопная жизнь. А рядом парень лет двадцати пяти – тридцати. Франтоватый, форму носит со всеми возможными нарушениями. Зато шик! На пальцах татуировки, возможно, бывший зэк, но на груди медаль «За отвагу», красная нашивка за лёгкое и золотистая за тяжёлое ранения.

Насторожённые глаза человека, не привыкшего доверять людям, но эта насторожённость прикрывается бесшабашностью с привкусом наглости. И так далее. Высокие и не очень, рыжие, черноволосые и стриженные наголо. В пилотках, надетых по всей форме, сбитых на затылок, натянутых до ушей или сдвинутых набекрень. Разные люди, с которыми ему предстоит идти в бой. Точнее, которых он поведёт в бой.

А бойцы в это время видели перед собой худого, узкоплечего, с пушком на щеках и только начавшими пробиваться усами мальчишку. Отросшие за три месяца офицерских курсов волосы зачёсаны назад, новенькая пилотка на два пальца от бровей, необмятые погоны топорщатся стрекозиными крыльями на новенькой же гимнастёрке. Тёмные глаза на худом лице кажутся ещё больше. Что хорошо – лейтенантик не пытается корчить из себя бывалого вояку. Выглядит это всегда смешно, а заканчивается иногда страшно. Вон в последнем бою такой вот желторотый, но самоуверенный, как петух, поднял взвод в атаку раньше времени – выпендриться захотел. Положил всех и сам погиб. Но этот таким не выглядит. Ладно, поживём – увидим.

– Заместитель командира взвода. – Ранее замеченный лейтенантом сержант чуть качнулся вперёд. – Сержант Цыбулько.

– Останьтесь, остальным вернуться на свои позиции.

Младший лейтенант встал и сразу сел обратно. Теперь он понял, почему всё это время и он, и его бойцы сидели на корточках на дне траншеи. Она была по пояс. Может, чуть глубже, но ненамного. Он посмотрел на сержанта, и тот правильно понял его взгляд.

– Мы ж, почитай, месяц как наступаем, товарищ младший лейтенант. Встанем, день, ну два постоим – и опять вперёд. Сами видели, пополнения нет, людей осталось всего ничего, так зачем силы тратить?

– Товарищ сержант, я даю вам три часа, чтобы траншея была отрыта как положено. По дороге сюда я видел пиломатериалы. Укрепите стенки траншеи. Приступайте.

– Но, товарищ младший лейтенант…

– Отставить, сержант, выполняйте.

Слово «отставить» лейтенант произнёс слишком низко, поэтому поспешил поднять тон и закончил приказ, дав «петуха».

Сержант угрюмо козырнул и, согнувшись, пошёл вдоль траншеи. А лейтенант направился в землянку, которая оказалась такой же мелкой, как и вся траншея. Однако какой-никакой топчан там нашёлся, и он лёг, вытянув наконец гудящие ноги. Страшно хотелось спать, но личный состав в праведном гневе не давал такой возможности.

То и дело кто-нибудь обращался с вопросом или «активно» работал у входа в землянку, а потом сержант подчёркнуто уставным языком попросил выйти и дать бойцам выполнить задание. Никто из них даже на секунду не подумал, что их командир уже неделю не спал больше двух часов подряд. И что это очень тяжело. Особенно в семнадцать лет. А командиру было именно семнадцать – дату в документах подправил старый школьный друг. Единственный на всём свете близкий человек, который теперь далеко, на другом фронте.

Взвод хотя и невзлюбил нового командира, но приказ выполнил. И не через три, но через три с половиной часа сержант доложил о выполнении. Младший лейтенант пошёл по траншее. Теперь всё было в порядке, можно было идти, не сгибаясь в три погибели. Стенки были укреплены столбами, досками или плетёными матами. Огневые позиции оборудованы. Углубили даже ход сообщения, правда, не было видно, до конца или до поворота.

– Отлично, товарищи бойцы, надеюсь, в следующий раз мне не придётся напоминать о выполнении элементарных уставных требований. Можете быть свободны.

Больше всего на свете ему хотелось лечь. Пусть не лечь, хотя бы сесть, прислониться спиной к стенке окопа и закрыть глаза. Но нельзя. Окончательно уверятся, что он маменькин сыночек, потеряют уважение. Потом попробуй восстанови репутацию. Поэтому он снова вызвал сержанта и стал выяснять, кто и что собой представляет в его новой семье. Заодно оценивать боевые возможности взвода.

Всё было обычно. Два автомата: его и сержанта. Одно противотанковое ружьё. Станковый и ручной пулемёты. У остальных винтовки. Нормально. Боеприпасов хватает, есть противотанковые гранаты и даже пара бутылок с «коктейлем Молотова». Бог его знает, откуда они взялись, но пусть будут. Немного послушал о солдатах. Парень с татуировками, кстати, действительно сидел. Был в штрафной, после ранения воевал в разведке, опять ранение, на этот раз тяжёлое, и сейчас он здесь.