Книга Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис

К пятидесяти годам Вождь добился успеха в бизнесе, все обстояло хорошо в его семейных делах, и его потянуло на поиски нематериального, захотелось разобраться в вопросах души. По природе своей склонный к соперничеству, он к своей недавно обретенной духовности подошел с тем же боевым пылом, как и ко всем остальным делам. Он был упрям. Его отвращение к самоанализу было очевидным. Мнения его были крепче, чем его дух. По правде говоря, учеником он был ужасным. Ей он очень нравился.

– Я вижу, что вы, ребята, честны перед самими собой, – сказал Мигель. – Ваша осознанность быстро растет. Помните о том, что не нужно верить всему, что вы думаете, или тому, что думают другие. Просто слушайте и учитесь.

– Может быть, мы могли бы сделать что-то большее? – спросила одна из учениц. – Вождь сказал, что он был сломлен. Наверное, нам нужно продолжать и дальше ломаться, пока наконец не произойдет сдвиг в сознании и мы не впустим внутрь себя свет.

Она нахмурилась, видимо не уверенная, что она на правильном пути. Но внутреннее чутье шамана подсказывало ему, что она выбрала верное направление.

– Продолжай, – велел ей Мигель.

– Я просто подумала, не могли бы вы…

– Не могли бы вы подтолкнуть нас посильнее? – встрял Вождь, как будто ему уже давно не терпелось сказать это. Что-то подобное он уже говорил раньше и, очевидно, забыл о неприятных последствиях. – Мы здесь, с вами, дон Мигель, другие-то с вами не пошли, – похвастался Вождь. – Мы здесь, и мы готовы.

Все трое посмотрели на шамана.

Мигель обвел каждого пристальным взглядом.

– Хотите, чтоб я вас подтолкнул? – спросил он.

– Ну конечно! – воскликнул Вождь. – Сделайте худшее, на что вы способны, босс.

– Вы правда этого хотите?

– Не жалейте нас! – ответил Вождь, улыбаясь во весь рот.

Женщины, похоже, были уже не так уверены, они с трудом выдерживали взгляд Мигеля.

– Вы понимаете, чего просите? – тихо осведомился учитель.

Широкая улыбка не сходила с губ Вождя, но он замялся. Произнеся свои слова, теперь он вынужден был задуматься о том, что они могут подразумевать. Что именно может означать слово «подтолкнуть»? У себя на работе он ежедневно подталкивал людей. Конечно, это другое, и делается ради другого, он знает. Вспомнив страшное синее чудище из своего видения, он стал размышлять. Все долго молчали, улыбка медленно сошла с его лица.

С интересом наблюдая эту сцену, Лала начинала понимать, как на все это смотрит шаман. Глядя в лица своих любимых учеников, он слышал только один голос. Несомненно, он сказал бы, что это голос Лалы. Он понимает, что желание закончить гонку раньше всех, – это тщеславие. Он бы обвинил ее в этой постоянной, упорной потребности знать. Со своей стороны, она не понимала, что могут получить ученики, если их подтолкнуть сильнее. Взламывать человеческий разум никогда не входило в набор ее методов. Ту игру, в которую играет она, можно выиграть, только направляя и убеждая, а затем – наблюдая, как ум совершает свою работу. В любом случае этот ученик, этот основательный человек, который хочет, чтобы просветление случилось по его графику, не сломается. Он создан, чтобы быть гибким. Он, скорее, упадет в обморок.

Орел, замеченный Лалой и все круживший в небе, внезапно с клекотом спикировал на них. Этот звук распорол мгновение и разорвал залитое солнцем пространство. Все три ученика были потрясены. Вождю – человеку, который требовал знания, – показалось, что время высасывается через небо, а горный пейзаж улетает вслед за ним. Ум его стал пустым. Вождь сидя закачался и рухнул набок, распластавшись по изгибам камня. У женщин перехватило дыхание, они, застыв, смотрели на Мигеля.

– Небольшое злоупотребление истиной – и в разуме происходит сдвиг, – сказал он. – Иногда бывает достаточно новой идеи – изменения восприятия, или можно на секунду заглянуть внутрь себя. – Голос его звучал тихо, но в нем была сила. – Самые большие сдвиги происходят от переживания чистого ощущения жизни, без всяких комментариев. Остановите мышление, и останется лишь чувственный опыт. Прекратите стараться, и вас вознесет любовь.

«Воины умирают, не оставляя попыток», – хотел он добавить, но его, скорее всего, не поняли бы. Духовные искатели часто целую жизнь тратят на то, чтобы стараться, добиваться чего-то, выстраивать стратегии. Они воюют со своими внутренними голосами, морят голодом свое тело, а потом наказывают себя за то, что так и не обрели нирвану. Они роются в шкатулках тайных знаний, бьются над загадкой, но пропускают самое важное: необходимость сдаться.

В каньоне за их спинами шуршал ветер, шевеля последние, сухие остатки зимы. Он приводил травинки в движение, но не ломал их. Убеждения можно разрушить, не сломив того, кто в них верит.

– А теперь время видения, – сказал Мигель, глядя им в глаза. – Пора все отпустить. – Он помолчал, чтобы убедиться в том, что они понимают. – Готовы?

Ему не пришлось повторять вопрос. Женщины нашли себе место поудобнее по обеим сторонам от все еще бездвижного тела Вождя и позволили своему дыханию замедлиться и успокоиться. Мигель показал на небо и попросил их погрузиться в видение орла, парившего над ними и взмывавшего все выше и выше. В последний раз взглянув вверх, обе закрыли глаза и отдались видению.

В воцарившейся тишине Лала ощутила некий поток, от которого ей стало неуютно. Он хлынул в пустоту, оставленную словами, и, вибрируя, пронизывал материю. Он пульсировал в околдованных солнцем и погруженных в видения, смягчал самую ткань всех существ и предметов. Шаман нашел бы и для этого слово. Возможно, он назвал бы это любовью – драгоценным камнем, который Лала так старалась лишить блеска. Любовь отбрасывала в сторону теорию и бесстыдно нарушала правила. Участники этой маленькой группы всю жизнь занимались более темными искусствами и, слыша это слово, чувствовали себя так же неловко, как Лала. Любовь – самый непонятный вид магии, она прогоняет страх и позволяет свету пробиться сквозь дым знаний.

Куда же это Лалу занесло? Что увело ее так далеко из-под тени того дерева, от роскошной иллюзии слов? Где сейчас старуха, мать мастера нагуаля, из-за которого она пустилась в эту безумную погоню? Вдали снова закричал орел, и Лала вдруг насторожилась. Она подняла взгляд вверх, прикрывая глаза от безжалостного солнечного света. Теперь она увидела, и, хотя их разделяло огромное расстояние, она узнала, кто там, в небесах. Видимо, Сарита нашла новый способ вести поиски. Лала смотрела, словно в трансе, как Сарита парит и кружит над человеческим видением, над войной идей, – и никакие последствия ей не страшны.

Неужели Сарита вознеслась так высоко, что даже Лале ее уже не достать? Нет, без La Diosa успех в этой миссии невозможен. Без ее помощи учитель нагуаля не вернется, и никто больше не услышит слов мудрости от тринадцатого ребенка мексиканской колдуньи. Хватит с нее видений, тайн и умышленных надругательств над верой. Она надеется, что те привидения – Леонардо и его сумасшедший отец Эсикио – больше никогда не вернутся. Где бы они ни были и какое бы вмешательство в ее дела ни замышляли, с ними покончено. Она больше не потерпит присутствия их и таких, как они.