Книга Герцогиня смерти. Агата Кристи. Биография - Ричард Хэк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она корпела над очередной книгой, “Убить легко”[45]. На самом-то деле преступление всегда требует усилий. Писательских – точно, это Агата уже хорошо знала. Надо было по всему тексту рассыпать улики, примерно так действуют в сказках жертвы похищения: пока злодей тащит их по лесу, они тайком сыплют на землю крошки. Но Агате тогда было не до вымышленных злодеев, сосредоточиться мешали тревожные новости о политической ситуации и бесконечные хлопоты из-за переделки Гринвея. К тому же теперь рядом не было ее милого утешителя Питера. Она поставила на письменный стол его портрет, но разве фотография могла заменить славную выразительную морду и преданный взгляд?
Эдмунд Корк хотел купить ей щенка, самого что ни на есть породистого, так нет же, Агата категорически отказалась. Она продолжала оплакивать Питера, с горестным видом разгуливая по садовым дорожкам Уинтербрук-хауза.
В августе 1939 года реконструкция Гринвея была наконец-то завершена, семейство въехало в этот великолепный особняк, очень довольное и гордое столь раритетным жилищем. В честь знаменательного события в преобразившемся ухоженном саду было устроено несколько приемов. Пока Розалинда разливала шампанское, Макс потихоньку подмешивал в лимонад ликер, Агата пила девонширские сливки, разбавленные молоком. Эти празднества на свежем воздухе были уже не те, что в старое доброе время, но все же очень их напомнили. Агата уже смирилась с тем, что перемены неизбежны, даже на берегах реки Дарт.
В сентябре посмотреть на особняк приехала приятельница Агаты, Дороти Норт. Ее визит ознаменовался крахом наивной надежды на сохранение мира.
Дамы в тот роковой момент находились на кухне. Агата мыла в раковине листья салата и развлекала Дороти ужастиками про лодочный домик, в котором все было оплетено паутиной, а под ногами булькала застоявшаяся тухлая вода. В разгар этого захватывающего повествования в радиоприемнике раздался треск, потом зазвучали вести с Даунинг-стрит: Англия объявила войну Германии. Агата запнулась на полуслове, и подруги, затаив дыхание, стали слушать речь премьер-министра Нэвилла Чемберлена. Он уверенным голосом вещал, что враг будет побежден, но от этого легче не стало. Из приемника неслось: “Теперь, когда мы решили покончить с захватчиком, я знаю, что каждый из вас исполнит свой долг, сохраняя спокойствие и твердость духа”.
Горничная заплакала. Агату всю трясло, хотя она силилась внять призыву премьер-министра и сохранять спокойствие. Но тело ее не желало подчиняться. Агата уже прошла через войну и знала, что2 она творит с людьми. Новость была страшным ударом, но еще страшнее было уже знакомое ощущение обреченности. “Ну вот, опять”, – подумалось Агате, и она инстинктивно протянула Дороти руку. Та крепко стиснула ее ладонь похолодевшими пальцами.
Макс на речь Чемберлена отозвался вступлением в местный отряд самообороны. Агата считала, что эти вояки “напоминают опереточных героев”. Что поделаешь, это были абсолютно “нестроевые” граждане непризывного возраста, но боевой дух был у них на высоте. Винтовок набралось мало, тем не менее ополченцы организовали ночные дозоры, наблюдая за берегами и небесами: не идет ли враг, не летят ли его самолеты? Агата потом вспоминала: “Некоторые жены с большим недоверием относились к отлучкам своих благоверных, отправлявшихся на ночное дежурство”.
Роман “Убить легко” успел выйти до начала войны, в июне, и был хорошо принят. “Манчестер гардиан” писала: “Перед нами очередное свидетельство неистощимой изобретательности миссис Кристи, ее неиссякаемого таланта”.
Далее следовал сборник “Тайна регаты” и другие рассказы”, составленный для Америки. Это было впервые, раньше новинки выходили и в Англии и в США. Журнал “Нью-йоркер” счел, что рассказы “довольно простенькие, но симпатичные, в самый раз для воскресного отдыха”.
Истинным шедевром Агата Кристи порадовала армию своих поклонников ближе к концу 1939 года, в ноябре. Роман “Десять негритят” сметали с магазинных полок. Заголовок (вроде бы с расистским душком) продиктован сюжетом: десять человек оказываются на уединенном Негритянском острове у берегов Девона, который “назван так потому, что его очертания напоминают мужскую голову с толстыми, как у негров, губами”.
В Америке опасались, что кому-то название покажется оскорбительным, поэтому вышедший у них в 1940 году роман переименовали: “И не осталось никого”.
Англичане расистского налета в негритятах не обнаружили. Знатоки из Старого Света сразу поняли, что тут имеется в виду не столько остров-голова, сколько всем известный шутливый стишок-считалочка про десятерых негритят[46], с которыми постоянно что-то приключалось, и в финале из их дружной компании “не осталось никого”.
Руперт Харт-Дэвис, обозреватель журнала “Спектейтор”, назвал книгу “шедевром от Агаты Кристи”. Исаак Андерсон (напомним: обозреватель из “Нью-Йорк тайме”) восхищенно недоумевал: “Не верится, что такое вообще возможно, это нечто фантастическое. Самая изящная и остроумная среди загадочных историй Агаты Кристи”.
Миссис Кристи Мэллоуэн тоже была очень довольна этой книгой, вот это и впрямь какая-то фантастика. Ведь она никогда не считала себя выдающейся писательницей и не очень-то прислушивалась к мнению литературных обозревателей. Но об этом романе она говорит в “Автобиографии” с откровенной гордостью:
“Десять негритят” я написала, потому что меня захватила сложность задачи: выстроить сюжет так, чтобы десять смертей выглядели правдоподобными и чтобы сложно было вычислить убийцу. Процессу написания предшествовало долгое, мучительное обдумывание, но конечный результат мне понравился. История получилась ясной, логичной и в то же время загадочной, при этом она имела абсолютно убедительную развязку: в эпилоге все разъяснялось. Книгу хорошо приняли и хорошо о ней писали, но истинное удовольствие от нее получила именно я, потому что лучше всякого критика знала, как трудно было ее сочинять”.
“Десять негритят” (или “И не осталось никого”) продолжают выпускать стомиллионными тиражами, роман на протяжении десятков лет остается одним из мировых бестселлеров.
Последнее, что она написала до войны, – “Печальный кипарис”, опубликованный в марте 1940 года. Агату очень огорчила обложка. Она, конечно, не имела права диктовать художнику свои требования, но, увидев силуэт кипариса на “небесном” тускло-голубом фоне, написала Эдмунду Корку гневное послание: “Это удручающая банальность!!!” Сама она представляла обложку более строгой: “Только черный и белый, это было бы броско, стильно и оригинально”.
Неизменно дипломатичный Корк ответил, что вообще-то обложки уже напечатаны и “вряд ли издатели захотят пустить их под нож, но, разумеется, если вы очень на этом настаиваете, они покорятся”.
Огорчала не только обложка, но и отзывы критиков. “Нью-Йорк тайме” сдержанно заметила, что “это не лучшее произведение Агаты Кристи”. Шотландская газета “Скотсмен” изъяснилась более определенно: “Печальный кипарис” не так убедителен и гораздо менее оригинален, чем прежние истории миссис Кристи”.