Книга Везунчик Леонард. Черный Корсар - Владимир Корн

И все же стоит отдать дань мужеству туземцев, которые не оставляли попыток взять нас на абордаж все то время, пока мы проходили пролив. На что они надеялись, было непонятно. Что мы охрипнем?

Проблемы начались уже после того, как «Морской орел» вышел в открытое море. Все попытки, в том числе и мои собственные, заставить гибмет принять любое другое положение, кроме того, при котором он любой шепот преобразовывал в громовые раскаты, оказались плачевными. Помимо того выяснилось – гибмет усиливает голос человека вне зависимости от того, где тот находится: на палубе, в капитанской каюте, кубрике, трюме или даже на самой верхушке мачты. Опытным путем нами было установлено, что мест на корабле, где гибмет не преобразовывал бы даже самый слабый шепот в оглушительный рев, не имеется. И это создало нам огромные проблемы. Согласитесь, мало приятного в том, чтобы посреди ночи проснуться от храпа, разносящегося на много миль вокруг.

Буквально за пару дней все мы научились изъясняться знаками, и, взгляни на нас кто-нибудь со стороны, он был бы уверен, что команда «Морского орла» полностью набрана из глухонемых. Кроме женщин, на голоса которых гибмет не реагировал вообще, что еще раз говорило о мудрости цивилизации Прежних. Ведь, создавая этот механизм, они учли, что женщинам долго молчать практически невозможно.

За этот факт я был благодарен им больше все остальных вместе взятых. Рейчел – натура страстная, и в определенных ситуациях она не может себя сдержать. Так вот, гибмет на ее стоны не реагировал. Иначе что могли бы подумать повстречавшиеся нам корабли, которые хоть изредка, но все же попадались?

Самым поразительным во всем этом было вот что. Гибмет, не воспринимая речь женщин, отлично реагировал на голоса Головешкиных попугаев. Причем только в том случае, если те говорили по-человечески. И потому то и дело далеко вокруг нас разносилось: «Жизнь в точности имеет ту ценность, которой мы хотим ее наделить». Или нечто еще более философское: «Важно не то, что сделали из меня, а то, что я сам сделал из того, что сделали из меня». Или что-нибудь в том же духе.

Затем в один миг, который смело можно назвать прекрасным, все прекратилось. Это произошло утром, под самый конец моей вахты. Я привычно объяснял Алавиру знаками наш курс, скорость и местонахождение, и, когда узнал в ответ, тоже благодаря жестам, какое блюдо ждет меня на завтрак, гибмет самопроизвольно пришел в движение. Чем-то щелкнув и проскрежетав какой-то шестерней, он на наших глазах исчез под палубой, чтобы через некоторое время вновь над ней появиться, но уже в походном положении, а из бока у него торчало положенное количество рычагов.

Переглянувшись с Алавиром, я, все еще не веря такому счастью, осторожно кашлянул. Никакого эффекта. Тогда я сказал:

– Доброе утро, господин шкипер.

И снова вокруг нас – тишина, нарушаемая лишь плеском воды за бортом да хлопаньем парусины.

– Доброе утро, господин капитан. – Алавир по привычке крепко прижал ладони к ушам. Затем убрал руки и сказал уже более смело: – Отличная погода, не правда ли?

– Отличная, – согласился с ним я, уже нисколько не опасаясь, что мои слова разнесутся на много морских миль вокруг.

Тут из входа в матросский кубрик показалась группа матросов, оживленно между собой жестикулирующая. Они еще не знали о свалившемся на нас счастье. Но не Алавир.

– Райан! – заорал он. – Ты почему еще не на мачте?! Быстро наверх!

Матросы все как один вздрогнули, предполагая, что именно сейчас произойдет. И тут же расслабились, поскольку ничего не случилось. После чего завели оживленный разговор, по сложившейся привычке то и дело помогая себе жестами.

– Как мало, оказывается, человеку нужно для счастья! – заметил виконт Антуан.

– Истину говорите, господин навигатор, – кивнул шкипер, который уже успел распечь Гайата за какую-то провинность. – Кстати, возможно, я и не прав, но, на мой взгляд, некоторое время гибмет лучше не трогать.

– Мы даже прикасаться к нему не будем без крайней на то необходимости, – твердо заявил я. – Считайте это приказом!

Была во всем этом и светлая сторона: тробор начал подчиняться мне беспрекословно. Теперь, чтобы командовать им, стали не нужны ни удары ногами, ни сладкие увещевания. Достаточно было коротких приказов: «Стоять!», «В сторону!», «Слезай!» – и так далее. Именно коротких и именно приказов.

Все случилось после того, как я, не сдержавшись, наорал на него, когда он в очередной раз застыл в самом неподходящем месте. Возможно, мой многократно усиленный гибметом голос наконец-то дошел до его шестеренчатых мозгов. Правда, виконт Антуан предположил: все дело в том, что механизм по истечении времени начал понимать современный язык.

– Сколько он провалялся на острове, засыпанный камнями? Тысячелетия? То-то же! Казимир, когда вы его откопали, много с ним разговаривали?

– Нет. О чем я могу разговаривать с железякой? – недоуменно развел руками тот. – Разве что ругал его постоянно.

– В большинстве своем ругательства содержат не смысловую информацию, а эмоции, – назидательно заметил виконт. – Но когда этот механизм потерся между людей, где, кстати, с ним тоже в основном общались ругательствами и побоями, – Антуан искоса взглянул на меня, и я кивнул: было такое, – прошло какое-то время, и тробор обзавелся достаточным количеством слов, значение которых ему понятно. В общем, лексиконом.

– Какой лексикон могут приобрести шестеренки внутри его? – засомневался я. – Да и к чему ему такие знания, если у него нет ни единого отверстия, из которого тробор смог бы издать пусть даже самый захудалый звук?

– Время покажет. – В своей логической последовательности виконт был неумолим. – В конце концов, последнее время мы все общались исключительно с помощью языка жестов. И я вполне допускаю такую мысль, что по истечении времени этот чудесный механизм тоже таким языком овладеет.

Я такой мысли и близко не допускал, но тем не менее факт оставался фактом.

– Идем, – говорил я тробору, и он шел за мной, послушный как собачонка. – Стой здесь.

И тот стоял до тех пор, пока мне не приходила мысль переместить его в какое-нибудь другое место.

Правда, ничего другого он делать не умел. Или не хотел. Хотя, возможно, словарный запас у него был еще невелик.

Пора было выполнять данное себе слово, и потому, подобрав подходящий момент, я завел разговор со шкипером вот о чем.

– Алавир, по-моему, вы слишком предвзято относитесь к Райану.

– Абсолютно согласна! – горячо поддержала меня Рейчел. – Райан – вполне приличный человек и не заслуживает к себе такого вот отношения!

При одном только упоминании этого имени глаза Алавира налились кровью от бешенства. Найдя беднягу взглядом там, где он обычно и находился, – на верхушке мачты, он скрипнул зубами, но промолчал. Еще бы: Райан воистину воплощал собой образчик впередсмотрящего: напряженно всматривающийся вдаль и даже приложивший ладонь ко лбу козырьком. Впрочем, все время пребывания шкипера на мостике он таким и был.