Книга Когда она меня убьет - Елена Богатырева

— Это уже было, да? — спросил я ее. — Я все это знаю. Я все это знал. Но не помнил. Теперь я понимаю, почему ты снилась мне каждую ночь. Совершенно посторонняя девчонка — каждую ночь. Совсем не приветливая девчонка — как только закрою глаза. Я думал, это у меня такое помешательство на почве твоего презрения.

— Да, все это уже было. И ты сказал, что за два дня соберешь вещи, и мы уже никогда не расстанемся. И ушел домой… поздно ночью.

— Да, когда пришла твоя мама. Мы с ней познакомились. О, боже! Она ж меня потом спрашивала: у вас с Евой роман? Я думал, она немного сумасшедшая.

— Ну когда все вокруг кажутся сумасшедшими, то просто необходимо обратиться к зеркалу, мне кажется.

— Но что толку? В моем случае — все бесполезно.

— Но почему ты мне ничего не рассказала, когда я все-таки переехал?

— Представь, пожалуйста. После этого безумного дня, который мы провели вместе, ты действительное переезжаешь. Но ко мне даже не заходишь. Более того, когда мы сталкиваемся на лестничной клетке, ты строго намекаешь мне, что мои попытки познакомиться с тобой — бессмысленны.

Я вспомнил нашу встречу, которую считал первой, и застонал. А потом расхохотался и объяснил:

— А меня так уязвило, каким тоном ты ответила «С тобой?!», будто я был последним человеком, с которым ты стала бы знакомиться. Я решил, что это такое высокомерие и безразличие полное.

— А представь, мне каково было? — заразилась моим смехом Ева. — Ты делал вид, что видишь меня впервые в жизни. Будто мы и вовсе не знакомы! Я решила, что ты просто захотел от меня отделаться. Правда, все то, что ты делал потом, очень было странно. Ты снова становился такой же, как тогда, когда мы познакомились. Когда ты стоял у меня в коридоре, ну когда пришел цветы поливать, помнишь, я думала, что ты… ну у тебя такие глаза были… как тогда, когда я в этом самом коридоре тебя провожала. Мне казалось, что ты вот-вот бросишься меня целовать.

— Мне тоже так казалось. Это какое-то наваждение было. Дежавю. Я чувствовал, но вспомнить не мог. Почему ты тогда меня не поцеловала? Я бы тогда же все и вспомнил. Все бы и выяснили.

— Я боялась, — ответила она.

— Да, да, ты, кажется, что-то такое говорила, что нельзя… Чего нельзя, почему нельзя?

— Она ко мне приходила. Когда ты еще не переехал, — Ева как-то резко остановилась, и я понял, насколько ей неприятно вспоминать о моем романе с Ингой. — Она пришла ко мне, сунула дневник и сказала: если хочешь жить — прочти, Анна. Я тогда совсем ничего не понимала и попыталась ей объяснить, что меня зовут не Анна, а Ева и что она, вероятно, ошиблась. Но она и слушать не стала.

«Это сейчас ты — Ева, — сказала она. — А в прошлый раз была Анной».

Когда я все это прочитала… Мне даже поговорить об этом было не с кем.

— Ты ей сразу поверила?

— Да, сразу. Я ведь историю про погибшую подругу моей мамы слышала сотню раз. Сначала она рассказывала ее своим подругам, а я маленькая слушала. Потом, когда я подросла, рассказала и мне. Ее это всегда очень беспокоило. Такая любовь и такой конец. Она, может 6ыть, и замуж-то не вышла именно от страха, что вот так все может сложился. Это детский страх. Какой бы взрослой и разумной ты не стала, он никуда не уходит. Он всегда с тобой.

Потом она забрала дневник. А я стала думать. Мне казалось, я умная. Я сейчас придумаю какой-нибудь выход. Возилась с астрологическими картами, читала книги про инкарнацию. Самое смешное, что в таких книгах есть подробнейшее описание того, как сохранить память в следующей жизни о предыдущей. Как в кулинарных книгах — рецепты меню. Но мне и в голову не приходило, что кто-то однажды таким рецептом захочет воспользоваться.

— А представь, что она не одна такая.

— Не одна, ее ведь научил тот человек…

— Нет, я не об этом. Представь, что таких, как она, уже много. Сотни. Тысячи. Миллионы. Мне кажется, в таком мире жить жутковато. И как-то — бессмысленно, что ли. Все всё знают наперед. И зачем им это? В чем тогда смысл?

— Да, жизнь перестает быть чудом…

Когда в комнату осторожно заглянул Кира, а за ним появилась и Валентина Дмитриевна, мы с трудом сообразили, что находимся в гостях и о чем-то еще нужно говорить с окружающими. Единственное, о чем мы сейчас мечтали, остаться наедине и наговориться всласть. И никогда не расставаться. Потому что это теперь совершенно уже было невозможно.

— Мы вас прервем, — начала Валентина Дмитриевна. — Наш совет еще не окончен.

Мы посмотрели на нее как на учительницу, которая не услышала звонка на перемену или не захотела услышать и все еще продолжает объяснять неинтересную тему.

— Уже поздно, — начал я.

Влюбленные с реальными надеждами на взаимность становятся очень изобретательны…

— Может быть, продолжим завтра, а пока я бы проводил Еву домой…

— Домой? Но это исключено! — воскликнула она.

— Как это? — не поняла Ева.

— Вам нельзя домой. Она была у нас сегодня днем. Это самое главное, о чем мы хотели бы вам сказать.

— Зачем она приходила?

— Она приходила, чтобы оставить нам дневник. Пойдемте.

В соседней комнате Валентина Дмитриевна вместе с сестрой молча показали нам на шкатулку, стоящую на столе. Шкатулка была деревянная, почерневшая от времени. Я открыл ее и увидел дневник. И еще какие-то бумаги.

Первая была дарственной на квартиру Инги, две другие — доверенности на снятие денег с ее счетов в двух разных банках. Увидев сумму, я присвистнул.

— У нее ничего больше не осталось, — заметила Екатерина Дмитриевна. — Ей больше нечего терять. Значит, это конец.

— И вы, зная все, — Ева старательно подбирала слова. — Зная всю нашу историю, как вы могли это взять?!

— Ну кто же знал? Мы ведь думали — дневник. А бумаги обнаружили только потом и сразу же позвонили Кириллу, чтобы он рассекречивался.

— Дома была только я, — добавила Валентина Дмитриевна. — Вы ведь видите, как я передвигаюсь. Я бы ни за что не отпустила ее просто так, но она вошла, положила на стол шкатулку и попросила сохранить бумаги или передать эту миссию нашим детям. Я попросила ее выслушать меня, но она только покачала головой, повернулась и быстро направилась к выходу. А меня подвела техника, — обескураженно сказала она. — В самый неподходящий момент. Я, разволновавшись перепутала кнопки и нажала кнопку тормоза, вместо движения. Да так активно ее нажимала, что даже ноготь сломала. Никак понять не могла, что же за ерунда такая… А когда разобралась, дверь за ней закрылась с громким хлопком.

— Я предлагаю вам переночевать у нас, — тут же предложил Кира. — Вдруг что-то придумается за ночь? Или на свежую голову — с утра? Утро, говорят, вечера мудренее.

— Нет, спасибо, — сказали мы с Евой практически одновременно.