Книга Остров перевертышей. Рождение Мары - Дарья Сойфер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мара разорвала упаковку и с громким хрустом умяла несколько штук. Дразняще запахло сыром. Нанду потянулся через спинку и тоже взял себе пригоршню.
— Хотите? — Мара протянула пачку опекунше: та только качнула головой. — Да Вы не волнуйтесь. Мы никому ничего не расскажем.
— Не в моих правилах. Такие вещи нельзя скрывать. Преступник, кем бы он ни был, на свободе. И ты в опасности, пока мы все не выясним.
Это девочке в голову не приходило. Так складно все вышло с побегом: настоящая Вукович и Нанду снова были рядом, и похищение стало казаться дурным сном.
— Может, это та чокнутая старуха? — предположил бразилец.
— Сомневаюсь, — хорватка перестроилась в правый ряд. — Она не совсем здорова, чтобы так логично все спланировать. В ее стиле было бы наслать проклятие или духов или что у нее там… Но исключать ее из подозреваемых тоже нельзя.
— Куда мы? — Мара выпрямилась, заметив, что машина снижает скорость.
— В мотель, — Вукович кивнула в сторону яркой вывески. — Нам надо связаться с Эдлундом. И я не собираюсь делать это за рулем.
Они обосновались в узком номере с низким потолком. Страшно несло приторным освежителем для туалета, как будто хозяева пытались замаскировать другие запахи. Вукович с телефоном в руках нервно металась от стены к стене, кусая губы. Нанду и Мара провинившимися щенками сидели на кроватях и ждали распоряжений профессора.
— Ларе? — хорватка поправила волосы, словно он мог ее сейчас видеть. — Где ты пропадал? Третий раз звоню. Так поздно летал? Ах, да, разница во времени… Слушай, у нас плохие новости…
Она пересказала историю похищения и, поморщившись, отодвинула телефон от уха: Эдлунд орал так, что громкую связь можно было не включать.
— Ларе… Я понимаю… Да, экскурсии — плохая затея… Да, не имела права оставлять одну… Пожалуйста, дети слышат…
Маре было жаль ее. Вукович готова была заплакать. С чего он так взъелся? Он не психовал, даже когда они с Джо обвинили завуча в убийстве.
— Мы уже уехали, — сказала хорватка после очередной гневной тирады профессора. — Завтра едем к ее родственникам в Москве, берем материал и… Срочно в Стокгольм? Но ведь это секундное дело!.. Почему сразу опасно? Дети будут при мне, днем вылет… Но… Ладно. Я поняла. Хорошо, первым рейсом. Отчет? Сейчас я продиктую…
Она прижала телефон плечом и вытащила из сумочки блокнот. Пролистала несколько страниц, потом безжизненным голос начала читать свои записи: дата смерти Намлана Томбоина, история болезни Лены Корсаковой. В какой-то момент Эдлунд, видимо, прервал ее, потому что она резко замерла, уставившись в пустоту.
— Что?.. Ты уверен?.. Хорошо, сейчас, — она включила динамик. — Мара, он хочет, чтобы ты это услышала.
— Привет, профессор, — как можно жизнерадостнее отозвалась девочка. — У меня все уже в порядке, можете совершенно не волноваться. И ничего такого, если завтра мы с утра навестим мою двоюродную тетю…
— Мара, — мягко перебил ее Эдлунд. — Вам не надо ее навещать. Нет смысла.
— Почему?
— У Лены Корсаковой была первая группа крови. А у тебя — четвертая.
— И? — она не понимала, что он пытается этим сказать, но во рту пересохло неприятного предчувствия.
— Мне жаль, но Лена не может быть твоей биологической матерью.
Вцепившись в ледяные перила, Мара взбиралась по трапу в аэробус. До этого Вукович дала ей обезболивающее, а после паспортного контроля удалось стащить еще две таблетки. Лодыжку поверх мази стягивала восьмерка эластичного бинта — безупречная работа хорватки. Но наступать было так же невыносимо, как грызть орехи больным зубом.
Да еще и Нанду с полными сумками матрешек не пустил ее сесть у окна. Пролез вперед с победоносным воплем «Чур мое!» и занял лучшее место. Настроение рухнуло окончательно, в душе воцарился хаос.
Мара, конечно, доверяла Эдлунду, но в Интернете про группы крови почитала: никаких шансов. И все равно она продолжала считать Елену Корсакову своей настоящей мамой. Женщину, которая нянчила ее когда-то, укладывала спать и защитила ценой собственной жизни. Плевать на генетику и ДНК.
Брин Мара позвонила уже из зала ожидания. Решила порадовать подругу и рассказать новость первой. Та оценила. Правда, тот факт, что Лена — не мать Мары, не вызвал у исландки никакого сочувствия. Напротив, в ее голосе слышалось предвкушение, которое подозрительно смахивало на радость.
— Думаешь, это как-то связано с подменой? Или все-таки искусственное оплодотворение? — возбужденно тараторила она.
— Она была и будет моей матерью, несмотря ни на что, — Мара вздохнула, понимая, что превратилась из подруги в научную загадку.
— Ты была бы первым перевертышем из пробирки! Сенсация! Главная статья в ежеквартальном научном обозрении Верховного совета!
— Супер, — без энтузиазма протянула Мара.
— Но где она взяла донорские материалы? Почему не свою яйцеклетку?
— Откуда я знаю. Полно ведь разных клиник.
— Да, но ведь ты — перевертыш! Насколько я знаю, у солнцерожденных нет официального криобанка. В первом издании Эдлунда было что-то по эмбриологии, но он забросил эти исследования… Я должна посмотреть. Мама! Поменяй билеты, мне надо в Линдхольм. В крайнем случае, можно и завтра… — и Брин сбросила вызов, забыв даже попрощаться.
А Мара осталась наедине с мыслью о том, что она — результат научного эксперимента. Чего хорошего было ждать человеку от жизни, если он появился на свет совсем не от большой любви?
Перед возвращением в Линдхольм им предстояла встреча с Уллой Дальберг. Эдлунд велел не задерживаться. Никаких ночевок, прогулок и экскурсий. Аэропорт Арланда — встреча — «Сольвейг». Густав дежурил на пристани с утра.
Хорошо хоть, Вукович позвала Уллу в Гамла стан. В старый город с уютными разноцветными домиками, тесно прильнувшими друг к другу, будто пытаясь согреться. В таких хотелось поселиться, на верхнем этаже, под крышей. Стоять у окна и верить, что однажды к тебе прилетит толстый человечек с пропеллером.
В Стокгольме снега почти не было, он сахарной пудрой лежал на крышах и козырьках домов и таял на мокрой брусчатке. От рождественской ярмарки на площади Стурторьет уже не осталось и следа, и ничего не напоминало о том, что завтра — тридцать первое декабря. Зато в пекарне продавали имбирные пряники, горячие крендели и прочие лакомства. В промозглом морском воздухе витал дразнящий аромат корицы.
Они устроились в крошечном кафе на четыре столика, Вукович расщедрилась и позволила детям набрать любого мороженого, сколько влезет. Чего там только не было! И, ковыляя с грудой разноцветных шариков на подносе, Мара вдруг подумала, что жизнь ее складывается не так уж их плохо.
Улла Дальберг опоздала на пять минут. Она вошла, звякнув колокольчиками, раскрасневшаяся от холода. В смешной вязаной шапке с помпоном, в длинном, обмотанном до самых щек, шерстяном шарфе. Вблизи были видны ниточки морщин, но светлые ресницы и полное отсутствие косметики делали ее похожей на подростка.