Книга Детям до шестнадцати - Виталий Каплан

– А в чём с ним засада, с этим Ромкой? – спросил Саня, когда они отошли от «Будем дружить» и направились как раз к местам вчерашних боёв. – От чего ты его спасаешь?

– От него самого, – Дима перекинул сумку на другое плечо и пояснил: – Он игроман и вор, это во-первых. Дома ворует деньги, чтобы время в компьютерном клубе оплачивать. Чаще всего у бабушки, она у них там в семье единственная нормальная.

– А мама с папой? – хмыкнул Саня. – Психи, что ли?

– Мама там, Ирина Олеговна, какая-то совсем жизнью прибитая, – вздохнул Дима. – Всего боится, ничего не умеет, и главное, во всем слушается Александра Григорьевича, мужа то есть. Короче, Ромкиного отчима. А вот этот уже – монстр сто процентов. Садюга, алкаш, и Ромку лупит, и его маму, и даже бабушку Ромкину, Татьяну Ильиничну. Ну то есть тёщу, получается. Весёлые картинки, да?

– Ничего себе! – присвистнул Саня. – А как Данила про него узнал?

– Да они в одной школе учатся, только Данила в десятом, а этот Ромка в шестом. Ну и как-то узнал… он подробности не рассказывал. Причём узнал не очень давно, перед Новым годом, и не успел ещё ничего сделать… пока разбирался в ситуации, у него у самого и началось… это…

– Что – это? – с опасливым замиранием спросил Саня.

– Волшебство стало дохнуть, – грустно объяснил Дима. – И получалось всё хуже и хуже, и ещё важный такой признак – когда он с кем-то из наших рядом был, у тех волшебство тоже как-то через раз срабатывало. А это всем известно, что значит… Как бы звоночек такой… Короче, возраст, пора типа на пенсию, пока не поздно. Вот он и резко свалил.

– А почему? – не мог этого понять Саня. – Ну, раз у волшебства такое свойство, раз оно кончается в шестнадцать, то ничего, наверное, не поделаешь. Но из отряда-то он почему ушёл? Вы же дружили все с ним. Он обиделся, что ли?

– Не понимаешь. – В Димином голосе сейчас вовсе не было ни прежней иронии, ни живости. – Просто ни Лиска, ни Лёша, ни другие наши тебе пока про это не говорили. Тут вот какая штука, Санёк. Когда мы вырастаем, наше волшебство не просто кончается, ну вроде как лампочка светила, щёлкнули выключателем – и погасла. Тут иначе как-то всё. Короче, если у тебя волшебство сдохло, а ты с ребятами из «Волнореза» общаешься по отрядным делам, советы им даёшь и всё такое – тогда у них, с кем ты контачил, тоже волшебство гаснет. Причём навсегда, по новой не зажечь. Никто не знает, почему так дурацки устроено… но это исторический опыт, понимаешь? Бывало такое, что старшие ребята волшебство теряли, а уходить не хотели… и тогда всему отряду кирдык. В смысле, что у всех волшебство станет по нулям.

– Что, совсем никак-никак нельзя? – поразился Саня. – Даже про музыку или футбол?

– Про футбол можно, – утешил Дима. – Вообще про всё что хочешь можно, только не про волшебство, не про то, что в отряде происходит. Но тут всё равно засада. Потому что можно ведь увлечься, вот было всё про футбол, про футбол, а потом бац – и уже про волнорезовские дела. Это ж постоянно надо за языком своим следить… не у всех получается. Поэтому старшие и не хотят рисковать, подставлять нас… и уходят, стараются пореже на глаза попадаться. Тут по-разному бывает. Кто-то ещё до шестнадцати сваливает, чтобы уж с гарантией, а кто-то тянет до последнего, хочет доделать все дела, которые начал. Но тут больше риск.

Саня молчал, не зная, что сказать. Страшно всё это было и горько… прямо как тогда, на похоронах бабы Люды. Значит, вот этот маленький белый шарик, что невидимо светится у него в сердце, что тёплой волной откликается на мысленное прикосновение – он тоже умрёт? И не когда-нибудь там в непредставимой дали, как сам Саня, а всего через три года? И тогда придётся резко рвать, уходить от друзей, и жить скучной взрослой жизнью, в которой никакого волшебства нет и быть не может? Мишка осенью топал ногами, стучал кулаками, валялся на полу и орал: «Не хочу! Не хочу! Пусть она оживёт!» Но в тринадцать лет прекрасно понимаешь: есть на свете вещи, которые не отменить и которые совсем не зависят от твоих желаний. Можешь хоть весь измечтаться – но падать всё равно будешь вниз, а не вверх, огонь всё равно обжигает, а в воде всё равно нельзя дышать.

– А это часто бывает, – спросил он глухо. – Ну, заражение?

– Да понимаешь, – Дима замедлил шаг, – я сам такого не видел, в «Ладони» всё в этом смысле чётко… Но слышал, что в других отрядах бывало… давно, когда «Волнорез» только-только возник…

– А когда, кстати? – не сдержал любопытства Саня.

– Да фиг его знает! – подумав, ответил Дима. – Одни говорят одно, другие другое… вроде как лет тридцать назад, ещё когда Советский Союз был. Просто тогда никому в голову не пришло историю «Волнореза» вести, да и никто же не знает сразу про все отряды, только про свой и, может, про соседние. В некоторых отрядах старшие, как чуют свой срок, пишут что-то типа мемуаров, для молодёжи вроде нас с тобой. Но Данила не стал, сказал, что он типа не писатель, ему школьных сочинений хватает. А вот до него у нас рулил Игорь, его все Игрек звали, я его ещё застал, мне двенадцать тогда было, и вот вроде Игрек чего-то такое писал, только я не знаю, у кого сейчас его тетрадка.

– Ну так что насчёт заражения? Как это происходит? – Сане хотелось ясности.

– Короче, если пообщался по волнорезовским делам с тем, чьё волшебство умерло, оно у тебя тоже умрёт, причём не так, как у него, а быстро… почти сразу. Может, за час, может, за минуту, может, за день… Как-то, знаешь, не тянет экспериментировать. Причём всё равно как общаться. Хоть по телефону, хоть в инете… Главное, что не просто так, а по нашей теме, по отрядной.

– Но почему это так? Почему про футбол можно, а про отряд нельзя? Типа кто-то следит за нами и, если что не так, рубильник повернёт?

– Знаешь, – вздохнул Дима, – ты про это лучше с Серёгой пообщайся, это могучий теоретический ум, он в таких делах получше меня фишку рубит. Кстати, забыл сказать, ещё одна засада есть. Вот прикинь, встретишь ты Данилу или Игрека и поговоришь про наши волнорезовские дела, кого спасаем, как… и пропадёт у тебя волшебство. Знаешь, что дальше будет? А дальше ты сам становишься переносчиком заразы. Только не навсегда, а на короткий срок. Может, пару часов, может, пару дней.

– В каком смысле переносчик? – не понял Саня.

– В прямом. Если пообщаешься с кем-то из наших по делу, у тех тоже волшебство пропадёт. Поэтому если уж такая беда стряслась, надо как бы карантин пересидеть. Недельку, для гарантии.

– Тоже исторический опыт?

– Ну да, – Дима раздражённо хлопнул себя по коленке. – Во всяком случае, говорят такое. Вроде бы случалось раньше, в других отрядах. Сам не видел, конечно. Но лучше перебдеть.

– И что, теперь с этим вашим Данилой уже никак-никак нельзя? – поразился Саня. – Получается, он хоть и живой, но как бы на том свете? И если с ним кто-то сильно дружил, то всё, абзац?

– Санёк, ну ты пойми, – терпеливо заговорил Дима, – для него самого так будет лучше. Чтобы не напрягался, чтобы не боялся нас заразить. Вот прикинь, мы с ним нос к носу столкнулись, начали про кино болтать, про школу… что-нибудь безопасное. А он будет дёргаться и мучиться, как бы чего такого не ляпнуть… опасного. Пускай уж лучше живёт спокойно. Ну и потом, это ж не навсегда. После шестнадцати все там будем… типа клуб пенсионеров. Болтай тогда про что угодно, друг другу пенсионеры не опасны.