Книга Лысая голова и трезвый ум - Сергей Костин

— Я!

— … ага, именным пистолетом в смазке. Выдачу оружия задержать вплоть до погашения старшим лейтенантом Пономаревым суммы материального ущерба, равного стоимости уничтоженного автомобиля модели « джип иностранный модернизированный».

Угробов за спиной генерала разводит руками. Что поделаешь, сынок, служба не сахар, а один финансовый документ. Спасти мир, не значит освободить себя от материальной ответственности.

— … и прапорщика Баобабову….

— Я! —

— … ага, переходящим вымпелом и нагрудным знаком «Отличник патрульно-постовой службы». Можете не благодарить.

Мы с Баобабовой не сдерживаемся и все же благодарим. Сначала генерала, потом полковников. Когда награды от чистого сердца, никаких слов не жалко. Капитана Угробова наши благодарности обходят стороной.

Генерал комкает бумажки в тугие мячики и, пока полковники уничтожают огнем секретную документацию, тепло прощается с участниками операции.

— Вы нам, товарищ генерал, если что, только шепните, — шепчет Баобабова на ухо разомлевшему от жары и горячего Машкиного дыхания генералу. — Отдел «Пи» всегда готов выполнить любые приказы. Придем, не мешкая, на помощь. А чтобы нас не забывали, вот вам на память от отдела «Пи» переходящий вымпел и нагрудный знак «Отличник патрульно-постовой службы».

Что нужно простому генералу для счастья?

— Товарищ генерал! Товарищ генерал! — останавливаю каракулевую папаху у самых дверей. — Понимаю, что секретные обстоятельства, но разрешите очень важный вопрос.

Генерал, по ходу дела нацепляя на мундир рядом с тремя золотыми звездами значок «Отличник патрульно-постовой службы», любезно разрешает.

— Товарищ Генерал. Нам с прапорщиком Баобабовой одно непонятно. Куда делся воздушно-десантный полк и почему не взорвалась сброшенная на Зону бомба.

Генерал замирает, пристально смотрит нам в глаза, словно проверяя, можно ли доверить важную государственную тайну двум молодым сотрудникам отдела «Пи». И, очевидно, видит там нечто такое, что позволяет ему решиться на доверие.

— Только между нами, сынок, — у генерала не шевелятся даже губы. — Час назад мне сообщили, что воздушно-десантный полк был замечен в полном составе на Тверской. И не задавайте больше вопросов. Живее будите.

Генерал, а вместе с ним и полковники, скрываются за дверью. Немного потоптавшись, и так и не дождавшись нашего внимания, исчезает капитан Угробов.

Поворачиваюсь к окну. Там бушует летняя жара. Тяжелые бульдозеры трамбуют горы разноцветного мусора. Стайки людей копошатся в кучах в поисках лучшей жизни. И посреди всего этого буйства видится мне одинокая фигура Садовника. Он машет приветливо рукой и исчезает.

— Думаешь, наша работа лучше? — спрашивает Баобабова, становясь рядом. — Мы с тобой тоже на мусорном поле информации. Ищем и находим правду. Не всегда чистую, не всем пригодную, но правду. Оценить этот труд не всякий может. Но мы-то с тобой знаем, насколько это тяжело и опасно.

— А Угробову морду бить будем?

Прапорщик Баобабова усмехается и протягивает мне черный пистолет, на котором золотыми буквами выгравировано «Лесику Пономареву от к-на У».

Пистолет еще в смазке.

Вот и все. Очередное дело можно ставить на полку. Ученые и десантники найдены. Кто-то получит повышение, кто-то положенные сроки. Но одно мне только непонятно.

— Мне одно только непонятно. Кто по коридору топал?

— Какая разница, — говорит Баобабова. — Там, где мы были, слишком много таинственного осталось. Необъяснимого. Всего не объяснишь. Да и незачем. Иначе неинтересно жить. Правда, Лесик?

* * *

— Вы, гражданин лейтенант пишите, а я все расскажу. Как на духу. Врать не стану, себе дороже. Только все точно запишите. Проверять не стану, я ж не грамотный. Не обманите, гражданин лейтенант.

— Запишем, запишем, — обещаю я, протирая шариковую ручку о край стола. — Как прикажите величать вас?

— Как назовете, так и будет. Я за свою жизнь столько имен переменял, всех не упомнишь. А про клички даже разговора нет.

— Как?

— А вы, гражданин лейтенант, не злитесь. Злость в вашем деле плохой помощник. Не вы ко мне с повесткой пришли, а я сам, с повинной. Если без имени нельзя, то пишите — Меченый. Эту кличку я после драки у ресторана получил. Шрам до сих пор чешется.

Вздыхаю. Немного злюсь. Повезло сегодня, нечего сказать. С утра, как только появился на работе, приперся Угробов и попросил поработать с клиентом. У самого, мол, времени не хватает. Да и клиент, по словам капитана, по нашей, «Пи» линии.

Вывожу в верхней строчке листа — «Явка с повинной». Число такое-то, год такой-то. Кличка — Меченый.

— Я слушаю, слушаю, — тормознутый клиент пошел. Другой бы наговорил давно, а этот все чешется, да пастью щелкает. Раз сам пришел, да еще грамоте не обучен, будь добр, языком ворочай, а не мух лови.

— Так я и говорю, гражданин начальник, любил я его очень.

— Извините, не понял? — за что мне такое?

— Любил, говорю. Всей душой. Горло готов был за него любому перегрызть. И грыз. Не дай бог кто искоса взглянет. Я уж на взводе. Вот такой он был мужик.

— Был? Почему — был?

— А вы меня, гражданин лейтенант, на слово не ловите. Всему свое время. Не хочу повторяться, но мы не на допросе. Что расскажу, то и на суде рассмотрят. Что мое, то возьму. А чужие мокрухи на меня не навесите.

— Извините. Продолжайте.

— Любил. Да. Не подумайте ничего плохого. Любовь ведь она разная бывает. Кто в подворотню с первого взгляда бежит. А кто всю жизнь на расстоянии любит. Он меня, можно сказать, на помойке подобрал. Домой привел, вымыл, накормил. Сказал, живи. Я и остался. Куда мне улицу? С моей-то мордой.

— Да. Внешность у вас необычная. Неординарная, я бы заметил. Дальше.

— Спал я, правда, на диване в гостиной. Чего не было, того не было. Врать не стану. Я то, конечно, хотел ему за заботу и ласку отплатить, но не успел. Вон ведь как получилось. Душевный человек. К руке не допускал, говорил, что это старорежимные штучки. Тапочки тоже носить запрещал. Мол, я ему не привратник, а просто товарищ, с которым интересно пообщаться. За жизнь, так сказать, поговорить. Вот такой человек он был. Бывало, сидим у камина и анекдоты друг другу похабные….

— Мне факты нужны. А я пока что одну лирику записываю. Мы не на литературных встречах. Давайте конкретнее.

— А я конкретно и говорю. Иван, Ваней его звали, в каком-то институте научном работал. Я в названиях не разбираюсь. Что-то связанное с атомной структурой строения клетки. Для меня это лес темный, хуже свалки, что из вашего окна виднеется. Работал он много. Часто на дом бумажки брал. Портфелями таскал. Аппаратуру разную тоже. Ящиками. У него в подвале целая лаборатория была.