Книга ЧЯП - Эдуард Веркин

Квартала через два Царяпкина, конечно, вырвалась. Лицо у нее было красное и опухшее, она отобрала у Синцова велосипед и стала вытирать резиновые рукоятки руля влажными салфетками.

– И не дури, – сказал Грошев. – Не дури, Ленка.

Ну да.

Они шагали по улице им. Крупской. Синцов и Грошев посредине пыльной дороги, Царяпкина далеко справа, почти по обочине, катила велосипед. Молчали, Царяпкина злилась, Грошев молчал, кажется, боялся ее спровоцировать, а Синцов не знал, о чем говорить, и вообще ощущал себя человеком посторонним. В Гривске проходила неожиданная и странная жизнь, и он не знал, как к ней относиться. Не понимал. А отец говорил: если не понимаешь – не влезай, в чужие дела стоит вступаться как можно реже, а то мало не покажется, золотое сечение.

По обочинам улицы бродили пыльные провинциальные куры, под ногами похрустывал песок, солнце жарило, и от звонка царяпкинского велосипеда разлетались прыткие зайчики, со стороны реки слышались далекие крики земснаряда, Синцов вспомнил, что на обед бабушка собиралась стричь окрошку, почувствовал голод, и это ему понравилось – дома он голод почти не чувствовал.

Ну их с их катастрофами, я сюда отдыхать приехал, у меня своих катастроф девать некуда.

Грошев остановился возле колонки, навалился на рычаг. Рычаг задрожал и забрякал, глубоко из-под земли послышался вой спешащей воды. Она не показывалась долго, трубы гудели, как турбины истребителя, потом в подложенный камень ударила струя, Грошев стал пить.

Грошев пил, как бульдог, – откусывая от водяной струи куски и отфыркиваясь, легионеллы его не напрягали. Синцов думал, что Царяпкина уйдет, но она осталась, стояла, смотрела, наверное, тоже пить хотела.

– Пейте, а то кончится, – сказал Грошев и отошел в сторону.

Царяпкина плюнула, а Синцов решил воды попить, только кусать воду не получалось, она немедленно заливала нос, и Синцов кашлял и выпускал из рук рычаг, отчего вода перекрывалась. Но в целом вода ему понравилась, хотя и пахла железом.

– Лен, ты будешь? – спросил Синцов. – Я подержу…

Царяпкина достала из рюкзачка бутылку с водой, свинтила пробку и немного попила минералки.

– Ну вот, Чяп, ты и открыл свое истинное лицо, – сказала она после воды. – Теперь всем видно, какой ты гад.

Грошев промолчал.

– Эгоист. Циник. Манипулятор. Думаешь, мы тебе простим? Нет, не простим. И своими дешевыми подачками от нас не получится отделаться, даже не надейся. История тебя забудет. Ты ведь даже не Герострат, куда тебе до Герострата! Ты Геростратишко! Так, мелкий и жалкий пакостник, от тебя не останется ни строчки, ты будешь забыт и проклят потомками.

Что-то она чересчур разошлась, подумал Синцов.

– Проклят потомками.

И немножко задумавшись, добавила:

– Бессовестная дрянь.

Грошев молчал.

– Бессовестная дрянь!

Крикнула Царяпкина истерически и с такой громкостью, что в доме напротив колонки захлопнулось окно – то ли от акустического удара, то ли жители испугались Царяпкину.

– Манкуртище, – продолжала Царяпкина. – Иван, не помнящий родства. Обычная сволочь!

Грошев все молчал, а Синцов уже не выдержал.

– Лена, хватит, – попросил он. – Все же слышат…

– А пусть все слышат! – крикнула Царяпкина еще громче. – Пусть все слышат, что Петр Грошев сволочь!

Грошев достал из кармана жвачку, стал жевать с невозмутимостью. Вдали показался одинокий велосипедист.

– Да все и так уже знают, что Чяп – жаба, – продолжала Царяпкина. – С ним никто не дружит. Да с ним же приличные люди уже не здороваются даже. Поэтому он ищет себе помощников среди приезжих неудачников.

– Чушь говоришь, Лена, – не выдержал Грошев. – Все не так.

– Да не чушь. Не чушь! Все так и есть!

Синцов поглядел на Грошева, тот отрицательно помотал головой.

– Он тебе про жетон уже рассказывал? – она уставилась на Синцова. – Рассказывал, вижу. А ты думаешь, для чего он ему нужен? Для бабла!

Царяпкина поперхнулась от ярости, закашлялась по-мужицки, как кашляют вышедшие на пенсию углежоги, согнувшись, мощно закашлялась, Синцову захотелось немедленно постучать ее ладонью по спине, но он поостерегся.

– «Бабло побеждает зло» – вот его девиз! – прокашлялась Царяпкина. – Он и жетон этот ищет только для того, чтобы еще бабла наскрести! Ты ничуть не лучше Лобанова – такой же бандит и уголовник! Даже хуже!

Проезжающий мимо мальчишка на велосипеде шарахнулся и съехал в канаву, впрочем, выбрался из нее быстро и поспешил прочь, оглядываясь на Царяпкину с опаской.

– Да, бабла у тебя много, – Царяпкина злобно сверкнула глазами. – Только за бабло все не купишь. Нет, не купишь!

Царяпкина остановилась и уставилась на Грошева.

Наверное, это смешно со стороны выглядит, подумал Синцов. Стоим посреди улицы, кругом лето, июльская лень, куры туда-сюда ходят, пенсионеры отдыхают в полуденной дреме, а мы ругаемся из-за высоких принципов.

– Не купишь! – Царяпкина продемонстрировала Синцову кукиш. – Жетон к таким, как ты, не идет, ты это и сам понимаешь. Потому что жетон – он не для бабла! Он в грязные лапы не дается!

Кажется, она тоже в него верит, с удивлением понял Синцов. Царяпкина. В мистический жетон. В архангела Михаила. Интересное место город Гривск. И нескучное. Страсти, страсти.

– Мне жетон для другого нужен, – возразил Грошев.

– Ага, как же! – отчего-то всхлипнула Царяпкина.

– Для другого, ты же знаешь.

– Чяп, только не говори, что твоя цель – счастье для всех даром, – ехидно заметила Царяпкина. – Ты – обычный барыга, как бы ты ни перекрашивался.

– Это…

– Банальный барыган, – продолжила Царяпкина, но уже без прежнего вдохновения. – Барыга, такой же, как все. И как все, ты думаешь только о бабках. Ты скучный и пустой, сиди и дальше в помойке, перебирай свою мелочь, крохобор.

Синцов подумал, что сейчас ей Грошев что-нибудь все-таки скажет. Пообиднее, побольнее, он бы на его месте точно сказал, но Грошев был терпелив, чертовски нумизматически терпелив.

– Люди… не знаю, живут как-то, – говорила Царяпкина. – А ты копейки перебираешь. Правильно тебе, Чяп, кликуху дали.

– Зря ты так, – сказал Грошев. – Я хотел помочь…

– Ты мог помочь. Но ты не помог. Ты не помог.

Опухла от злости, отметил вдруг Синцов. Действительно. Кровь к лицу прилила, и Царяпкина от этого сделалась побольше.

– Ты мог помочь и не стал этого делать, – как приговор повторила Царяпкина.

– Нет, – покачал головой Грошев. – Там план строительства утвержден, трубы подведены, грунт приготовлен…