Книга Эпоха мертворожденных - Глеб Бобров

Над самым ухом звенит яростных рёв Демьяненко:

– Назад! На место! Приказа не было, мать вашу за ногу! Стоять!

В плечи и в шею вцепляются четыре цепкие руки. Мои девки… Ну, как вы – не вовремя! На Вадика наседают трое его домашних. Вместе с Валерой подлетают чекисты – перекрывают путь. Вижу по взглядам: сунусь – получу, с приклада, в пятак. Ребята конкретные, это тебе не мусора пластилиновые.

– На хер! Надоело! Сколько – слушать? Там людей рвут!!!

– Кирьян! Угомонись! – глаза Демьяна искрятся бешенством… – Или я тебя, по дружбе, лично угомоню. Хочешь – ногу сломаю, шоб ты не рыпался?! Они тут каждую ночь куражатся. Отведем своих в Ростов, лично пойду с тобой – зачистим территорию. Хочешь?! Обещаю! Но не сейчас! Понял! Не сейчас!!! – кинул моим… – Заберите его…

Поскребу всей семьей тащат назад. Сзади него семенит бабка и гневно шипит ему в спину. На ее руках, в крике, заходится пацаненок. Видать, жена и внук – дочь с зятем – висят на руках.

Местные тремя небольшими группами отрезают свалку от нас и остальной очереди. Остальные курочат машину. Еще дальше, за разрываемым седаном, какой-то мерзкий шум. Я догадываюсь "что" – там, но знать точно – уже не хочу…

На одном плече бьется Глашка. Все накопленное за сутки – вылетает истерикой. Никогда она так не выла, даже маленькой. Моя вцепилась дикой кошкой. Того гляди рожу мне разнесет. Глаза – белые. Снизу-вверх, орет в лицо. Что-то, про "не пущу"… Не пустит – она! А как теперь жить с этим?!

В шесть утра свалили последние дозоры, лишь прямо по курсу на холме в сотне метров – остался вчерашний "Днепр". Только пулеметик прибрали.

Через двадцать минут тронулись навстречу границе, и мы. К раскуроченной ночью машине не подходили. Там и без нас хватает сострадальцев. Да и толку? На меня нашло какое-то озлобленное отупение. Просидел до самого старта под своим колесом. Ни с кем не разговаривал. Не хочу… Алёна, задав пару безответных вопросов, заглянула мне в глазки и больше не приставала. Малая тупо не вставала с заднего сидения до самого "поехали".

Я, как и вчера, шел предпоследним. Проползая мимо, хорошо рассмотрел поле битвы…

Вокруг раскуроченного сто двадцать четвертого "Мэрса", втоптанным в пыль мусором, раскиданы кучи шмотья. На краю, в центре этой свалки – у раскрытого багажника, навзничь лежит мужик с синюшно-серым, уткнутым в гравий, лицом. Ноги, пятками врозь, поджаты к животу. Одна рука придавлена корпусом, вторая – вывернута вверх скрюченными, почерневшими от крови пальцами. Видно, что получив в живот заряд картечи, мужчина, тяжело умирая, греб ими по асфальту. Когда-то белая рубашка и светлые летние брюки превратились в рванину. Перед тем, как пристрелить – били…

На земле, поодаль, прислонившись к скосу обочины, застыла немая пара. Почерневшая, расхлыстанная женщина, лет пятидесяти, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, прижимала к себе лежащую на коленях девушку. На голове белыми пятнами зияют вырванные клоки. Заскорузлые волосы взбиты колтуном и закаменели от крови. Повернутая к дороге часть лица – свезена и застыла коричнево-черной коркой. Дочь, судя по судорожной, мертвой хватке в обрывки материного платья – жива, но выглядит – трупом. На правой ноге, у самой её щиколотки, повисло грязное матерчатое кольцо. Как-то неосознанно, по наитию, без осмысленного желания, я, содрогнувшись, вдруг понял "что" – это… Трусики!

Тут, ознобом по телу и жаром в лицо, доходит: это – Зеленские… Я их знаю! Ну, конечно… Они! Оба – врачи. На земле, наверняка, Михаил Борисович. Прекрасный доктор, хирург полостник, без блата – не попасть. Она – известный детский ЛОР. На моей памяти, их еще "ухо-горло-нос" называли. Кажется, какую-то свою клинику или кабинет имела. Уж и не вспомню, сейчас. О муже только слышал, а вот Ольга Романовна до войны депутатствовала в областном Совете.

Уехали, называется, от войны – подальше… Всё. Надо теперь говорить "были". Нет больше врачебной династии Зеленских.

Развернулся:

– Узнала? – Алёна молчит… еще бы! – Еще раз спрашиваю, узнала? – иногда надо не орать, достаточно – понизить голос.

– Да…

Смысл – пытать?! Как она может её и не знать?! Сотни раз по своим медицинским делам пересекались. Сколько всего таких врачей на тот город?! И, вообще, Алёна-то причем? Ей, наверняка, не меньше моего в душу досталось…

Развернулся плечами – пожал холодную руку. Она ответила легким добрым движением. Держись, девочка, скоро уже… Мамсик отпустила меня и прижалась к Глашке. Обе переваривают пережитой кошмар. Как-то надо перешагнуть через этот кусок нашей жизни. Проглотить… Похоронить в себе.

Границу прошли за час с копейками. С милицейским эскортом, под завывания мигалок, проскочили до Ростова. На Лиховском мосту менты отдали кортежу честь. Я так и не понял – или перепутали с какой-то делегацией, или все фронтовые машины из Малороссии теперь "на караул" встречать положено. Может лично на пацанов, накатило: сами стоят – в броне, касках и с кастрированными АКСами[106]. Типа – в предчувствии…

К полудню получил заветный, еще пахнувший горячим ламинатом, квадрат, с широкой красной диаганалью, перламутровыми голографическими гербами и собственным красным номером. "Красные" это – мы, малороссияне. "Синие" – дончаки. "Зеленые" – харьковчане. Такой пропуск на лобовом – дорогого стоит. Всего семь дней, правда, но зато – чего душе угодно на машине твори: залейся водярой, обвешайся оружием, навали полон салон нелегалов, взрывчатки в багажник и… катайся, дорогой товарищ, по трем приграничным областям, сутки напролет в свое полное удовольствие – хоть жопой вперед по разделителю.

Мне, правда, и нужно-то всего – без проблем и задрочек на бесчисленных постах – промотнуться в Богучар: сдать девчонок Мамсиковым родителям и за сутки успеть обратно. Вопрос, конечно, не в расстоянии – чего там ехать до той "Божьей чарки": вместе с ростовскими петляниями – лениво ковыряя пальцем в носу по широкой М-04 – неполные четыре часа. Вопрос в моем возвращении… Представляю, как Алёна разобидится да только назад – я уже не сдам…

В Ростове сел на холку Дёмычу; потом, придавив, взялся за Стаса. Ор стоял на весь горотдел – даже, хлюпая наспех накинутыми брониками, прибежали менты "тревожной" группы – но, в конце, окончательно посадив Валеркин мобильник – договорились. Встречаемся с Демьяненко на Изваринской таможне завтра с двенадцати ноль-ноль. К этому времени Кравец решает вопрос с войсковым обеспечением и оперативным сопровождением. Дёма и его волкодавы – уходят под мою команду. Официально – охрана, негласно – сторожа, притормозить, на всякий случай. Всем – неделя на зачистку района от мародеров и их крыш. Вопросы "наверху" решает Стас. Наше дело – встретиться на границе и присматривать за проведением спецоперации. Полномочия, как с выбриком, раздраженно выразился член Военсовета – "ноу лимитэд".

Через триста пятьдесят километров пути – наша рэнушка пересекла помпезную придорожную стелу с юрким зверьком на желто-зеленом фоне. Ну, здравствуй – кузница невест и родина сказочников – Петров град Богучар!