Книга Мужские сны - Людмила Толмачева

Слезы намочили подушку, а она и не заметила, что плачет. В дверь постучали, и тотчас вошел молодой врач Юрий Петрович, невропатолог, лечивший Колю. Он жизнерадостно поздоровался, деликатно присел на краешек кровати, так как стульев в палате не было, заговорил ровным, слегка наставительным голосом:

– Татьяна Михайловна, вам нужен покой, а вы сразу за трубку хватаетесь, как будто в ней сосредоточен весь смысл жизни. Здоровье – вот смысл жизни. Нет здоровья – нет…

– Смысла?

– Правильно! – широко улыбнулся он. – А вы плакали? Впрочем, это один из симптомов. Вот видите, как организм просит покоя? Даже плачет. Сейчас вам поставят капельницу, а потом на физиопроцедуры пожалуйте. У нас, кстати, новая аппаратура, передовая. И массажистка отличная. Она вас быстро на ноги поставит.

– Спасибо. А завтра я уезжаю.

– Куда?

– Домой. Меня ждут на работе.

– Никуда я вас не отпущу. А если по дороге какой-нибудь приступ?

– Какой приступ? Ничего со мной не будет. Я практически здорова.

– Сейчас вам снимут кардиограмму, еще кое-какие анализы проведем, а потом поговорим. Договорились?

– Хорошо, но…

– Никаких «но», Татьяна Михайловна. У вас какой рост?

– Что?

– В сантиметрах.

– Сто семьдесят.

– А вес?

– Не знаю. Я давно не взвешивалась.

– Ну примерно.

– Шестьдесят.

– Вот видите?

– Не понимаю.

– Да разве это вес для нормальной женщины?

– Я, по-вашему, ненормальная?

– Я не о том. У вас физическое и нервное истощение, как вы не поймете?!

– Хорошо. Я буду есть как буйвол. Тогда вы меня отпустите?

– Посмотрим. А сейчас капельница. Вошла Саша со штативом в руке. Вместе с Юрием Петровичем они нашли для него удобное место. Затем Саша побежала за лекарством, а Юрий Петрович остановился на пороге, хитро улыбнулся:

– Только не плакать. Я ведь понимаю, что это никакой не симптом. Но все же воздержитесь от слез.

Когда Саша готовилась к процедуре, заиграла мелодия на мобильнике. Татьяна взяла трубку и услышала голос Петра Гавриловича:

– Татьяна Михайловна! Как же так? Такая молодая, стройная, не то что некоторые толстые развалины, и на тебе! Болеть! Нет, так дело не пойдет. Давайте поправляйтесь. Скоро День города. Сами знаете, сколько хлопот будет. Так что…

– Хорошо, Петр Гаврилыч, постараюсь. Да я здесь не собираюсь задерживаться. Скоро вернусь. Все будет в полном порядке, не беспокойтесь.

– Ну-ну. Только вы шибко-то не торопитесь. Лечитесь, а то недолеченность потом боком выйдет. По себе знаю. Я вон свой бронхит толком не вылечил, помчался на заседание Думы, и вот результат – астма началась. Не дай, как говорится, Бог! Ну, желаю вам полного выздоровления и удачи! До свидания!

Вечером приехали Тамара Федоровна с Виталием. Привезли соков, ягод, пирожков.

– Я, конечно, попросила Матвеевну огурцы с помидорами хоть разик полить, но не знаю. Она, поди, по верхушкам пройдется, и все, – переживала Тамара Федоровна за свой урожай.

– Завтра поедем домой, – успокоила ее Татьяна.

– Как «завтра»? – возмутился Виталий. – Тебя, можно сказать, чуть ли не на носилках сюда доставили, а ты уже удирать собралась.

– Мне уже значительно лучше. И потом, я дома могу прекрасно лечиться. Амбулаторно.

– А может, я поеду, а ты останешься? – спросила Тамара Федоровна.

– Нет, и не уговаривайте, – рассердилась Татьяна.

– Ладно, тебе видней, – вздохнул Виталий.

– Скажи лучше, как там Коля и Павел Федорович.

– Бате получше. Уже потихоньку ходит. А у Николая голова болит. Лекарства, конечно, снимают боль. От них его, по-моему, в сон все время клонит. Синяки стали спадать. Но рука ноет, не перестает. Он ею голову прикрывал, когда его пинали.

– Сволочи! – не выдержала Татьяна. – Прокурор обещал в течение суток найти этого урода, в бейсболке. Интересно, нашли или нет? Виталий, позвони прямо сейчас. С моего телефона. Там есть его номер.

– Тебе отдыхать надо, а…

– Звони!

Виталий от досады крякнул, качая головой, взял с тумбочки Татьянин мобильник, нашел номер прокурора, нажал кнопку.

– Алло! Здравствуйте! Это Виталий Кармашев говорит… Да. Ага. Понятно. Хорошо. Я здесь, в Привалово, так прямо сейчас и подъеду. Хорошо.

Он отключил телефон, посмотрел на Татьяну.

– Взяли этого наркомана. А главное, арестовали Симакова. Я сейчас в прокуратуру, дам показания. Все выложу: и про Красный бор, и про взятки, и про этого урода, который за тобой следил.

– А про взятки что ты скажешь? Что слышал, как одна бабка сказала?

– Ага. Что ей троюродный баран нашептал во время свадьбы с боровом.

– Ну-ну! Шуточки все?

– А ты видела особняк Симакова? А «вольво» новенький под окнами? Он ведь не ломается, как я, целый день в поле да за баранкой грузовика. Живет на скромную зарплату, протирает штаны в своем кабинете.

– Ладно, иди. Но ведь это за мной следили. Значит, я должна давать показания.

– Всему свое время. Лечись пока. Ну я пошел.

На следующий день, после обеда, они с матерью собрались в обратный путь. Толя приехал еще утром, но пришлось ждать обхода, во время которого состоялся неприятный разговор с Юрием Петровичем. Не будь врач таким молодым, да еще с амбициями, а потому несгибаемым в своем профессиональном рвении, Татьяна не перешла бы на столь жесткий тон. Наконец сошлись на том, что сразу же по приезде она явится на прием к его профессору, который преподавал у них в институте основные дисциплины. Татьяна попрощалась с медперсоналом, сердечно поблагодарила, оставила шоколад и фрукты, к которым так и не притронулась, смущенной Саше и вышла в больничный двор, где ее ждал водитель.

Но прежде чем ехать в Кармаши, Татьяна зашла в прокуратуру.

– Симаков от всего отказывается, – сообщил ей Рочев. – Пошел в полный отказ. Как говорится, я не я и лошадь не моя.

– А прямых улик, насколько я понимаю, нет?

– Устроили очную ставку с Капрановым, тем, что следил за вами, но и там он держал глухую оборону. Потел, краснел, бледнел, а на своем твердо стоял.

– Как мне это знакомо, – поморщилась Татьяна. – Скользкая жаба. Даже внешне похож.

– Это к делу не пришьешь. Хотели, если честно, втемную сыграть, на психику надавить, намекнули на показания свидетелей, которые сами давали ему взятки. Он и здесь выскользнул. Правда, чуть не обделался. Извиняюсь, конечно.