Книга Как женить маркиза - Сара Блейн

А теперь, читая историю юной Регины, которая переживала точно такую же бурную влюбленность, какую Констанс довелось испытать с Виром, она словно открывала для себя свою мать заново; вернее, она словно узнавала саму себя. Улыбаясь сквозь слезы, она думала, что ей, наверное, очень понравился бы лихой флотский лейтенант, который, будучи двадцати одного года от роду, посмел ухаживать за старшей дочерью герцога Уэстлейка против воли ее отца и, более того, зашел так далеко, что завоевал и руку ее, и сердце. Наверное, Чарлз Ситон был очень похож на Калеба Рота, подумала она. И неудивительно, что она, Констанс, так быстро привыкла к качке, как если б родилась на корабле. Море было у нее в крови. Впрочем, не меньше она походила и на свою мать, пришла отрезвляющая мысль.

Регина отдала свое сердце Чарлзу Ситону и, потеряв возлюбленного, никогда уже не полюбила снова. С болью в сердце Констанс поняла, что и она такая же, как мать. Она любила Вира всем сердцем, всем своим существом и не могла представить, как сможет быть с другим. Она вообще с трудом понимала, как ее мать смогла перенести это – смерть возлюбленного, да еще прежде, чем она успела вымолить у отца благословение, которое наверняка было бы дано своенравной дочери, стоило герцогу узнать, что он скоро, станет дедом. Тайный брак, несомненно, был бы признан и облечен в белые одежды светских приличий, если б только Ситон был жив. Но Ситон погиб, а Регина осталась одна и в интересном положении. Впереди ей виделись только сплетни, которые покроют позором и дом ее отца, и ее будущего ребенка, и ее саму. Блейдсдейл понял это тоже. Естественно, она была в состоянии шока, она скорбела о погибшем возлюбленном, когда Блейдсдейл так кстати предложил ей руку и сердце – во второй раз. И когда она стада его женой, он не постыдился пригрозить ей, что, если она вздумает вернуться в дом своего отца или выкинуть еще какую-нибудь глупость в этом роде, она никогда не увидит Констанс снова, – ведь в глазах света Констанс была его родной дочерью. Что ж удивляться, что она так долго терпела этот брак, который оказался ужасной ошибкой.

А потом, прожив почти одиннадцать лет фактически невольницей своего мужа, она однажды поехала кататься верхом в Олений парк, как ездила каждый день, и там встретилась с Джеймсом Рошелем, маркизом де Виром. Разумеется, эта встреча была вовсе не случайной. Он поджидал ее там, желая поговорить, ибо в его распоряжении оказались подписанные признания двух головорезов, в которых говорилось, что Блейдсдейл нанял их, чтобы они подкараулили и убили Чарлза Ситона!

Боже, как же отвратителен стал ей граф, когда она узнала о его обмане! Она ушла от него, не колеблясь ни секунды. Но необходимо было защитить Констанс от скандала, и потому она вынуждена была утаить подписанные признания и использовать их как гарантию того, что Блейдсдейл никогда больше не побеспокоит ни ее, ни ее дочь. В противном случае она передала бы эти признания самому его величеству королю, и Блейдсдейл отправился бы к дьяволу. Блейдсдейл, должно быть, подумал, что признания потерялись, когда Регина так тяжело заболела, и решил, рискнув всем, проверить, так ли это. Как только Констанс приняла приглашение приехать погостить в Лэндфорд-Парк, стало ясно, что она не подозревает о существовании этих документов. Тем не менее, Блейдсдейл выжидал некоторое время, пока не убедился в правильности своих предположений. Учитывая, что Синклер наседал на него, требуя денег, так как надо же было возместить потери из-за неудачной операции с «контрабандой», а Лэндфорд был на грани банкротства из-за своих карточных долгов, неудивительно, что Блейдсдейл стал видеть в Констанс просто средство избавиться хотя бы от одного попрошайки.

Но он не мог предвидеть, разумеется, что Констанс решится бежать. Не мог предположить и того, что она бросится в объятия человека, которого вряд ли могла расценивать как потенциального союзника. А теперь он, должно быть, терзается вопросом, где может быть Констанс и не нашла ли она признания, из-за которых он может отправиться на виселицу.

Констанс взяла пакет и сломала печать. Внутри она обнаружила несколько листков исписанной бумаги. Да, похоже, этим головорезам было в чем признаваться! Но когда она начала читать, то скоро поняла, что листки содержали отнюдь не только признания двух наемных убийц.

Прошло несколько минут, и вот ее руки, все еще сжимающие исписанные листки, опустились на колени. Очень многое внезапно стало ей понятно. А как заинтересуется содержанием этого документа Вир! Ведь это его отец составил документ и передал на хранение матери Констанс. Это его печатью был запечатан пакет.

Но черт возьми, думала она, куда же запропастился этот Вир?

Кент-стрит, в которую вливалась большая дорога, ведущая из юго-восточной части страны, являла не слишком привлекательное зрелище глазам путников, прибывающих в столицу, которую расхваливали как величайший город цивилизованного мира. Длинная, закоптелая и узкая, Кент-стрит могла похвастаться только темными, грязными домами, в которых ютились самые жалкие отбросы лондонского общества. Возле пересечения Кент-стрит с Боро-Хай-стрит стоял особенно гнусный питейный дом, в верхних этажах которого проживал хозяин этого заведения, прославившийся тем, что один занимал целых две комнаты. Такая роскошь в районе, обитатели которого нередко теснились и по пятьдесят человек в комнате, создала ему репутацию человека с большими средствами.

Впрочем, в дополнение к доходам от питейного заведения хозяин его занимался еще одним прибыльным делом: давал деньги в рост под непомерные проценты.

Это его занятие объясняло, отчего по ночам по черной лестнице приходят и уходят люди, которые явно не имеют никакого отношения к обычным обитателям Кент-стрит. Однако оставалось неясно, почему джентльмену не из бедных вздумалось поселиться в этом гнусном месте. У джентльмена явно имелись средства, чтобы нанять себе квартиру в районе поприличнее. Но он жил на Кент-стрит, и тому имелась причина: джентльмен этот был подопечным тюрьмы Куинз-Бенч, расположенной на Боро-Хай-стрит, в которой четыре года назад присужден был отбывать срок как должник.

Хотя он не мог расплатиться со своими кредиторами, все же у него нашлось довольно денег, чтобы купить для себя так называемые «правила», то есть соглашение, по которому он получал право жить на свободе в радиусе трех миль от тюрьмы. Вообще этому джентльмену повезло, что он попал не в тюрьму Маршалси, где таких вольностей в заводе не было, а кроме того, отсутствовали такие приятные удобства, как колодцы с ключевой водой, кофейня и разнообразные лавчонки, где можно было купить все необходимое. Кладбище тюрьмы Маршалси являло собой мрачное напоминание о множестве несчастных, которым повезло меньше, чем нашему джентльмену.

Однако наш джентльмен, пав так низко по сравнению с прежним своим статусом – статусом свободного человека, да еще в прошлом пользовавшегося доверием богатой и знатной семьи, – склонен был рассматривать нынешнее свое положение как жестокую шутку судьбы. Вир с первого взгляда на это согбенное и иссохшее существо, взбирающееся по внешней лестнице на задах дома, понял, что мистер Финеас Амброуз успел опуститься и физически, и морально до уровня своего окружения. Впрочем, что до моральной стороны, то Амброуз никогда не достигал в этом плане особых высот. Когда его поймали на том, что он злоупотребляет своим доверенным положением, он не колеблясь взял на себя роль Иуды.