Книга Скажи это Богу - Елена Черникова

Например, вы ясно видите, что у симбирской многодетной матери в апреле рождается румяное, как с октябрятской звездочки, очередное дитя, с пеленок мечтаю?щее о выступлении на броневичке. И в том же году, но в Воронеже, в октябре, на улице Большой Дворянской, - рождается противоположный по гороскопу мальчик, тоже литератор, тоже умрет бездетным, но первым русским лауреатом Нобелевской премии по литературе; и погребен будет, в отличие от революционного сверстника, свое?временно. Хоть и в Париже, поскольку не возлюбил "окаянные дни", спроворенные нашему народу симбир?ским малышом. Вы обращали внимание на даты жизни Бунина?..

И вот сидите вы на облачке, и бешено крутится под вашим объективом бесстрастная история, а звуки ея сливаются в монотонный вой, в котором тонут одинокие личные вскрики. И грохот взрыва Храма Христа Спасителя, и перестук молотков его возрождения - будто одномоментные.

Вы - ангел с крепкими нервами, но любопытный. Иногда вы уменьшаете скорость прокрутки и даже берете крупные планы, для сугубого отчета. Медленно, чтоб вгляделись, входящая (17 июля 1918 года) в тела Царевен сталь в Ипатьевском подвале вдруг продолжается плавным, как в масло, ходом кумулятивного снаряда сквозь белобетонную стену Дома, похожего на корабль (4 октября 1993 года), и кровь обоих событий стекает в одну реку, бежит к морям, восходит с водой к облакам, и идут потом обжигающие дожди прямо на головы и ладошки вновь и вновь рождающихся младенцев, участь коих на пленке тоже написана, но не всем пока известна.

Когда вам невмоготу трагическое, вы ускоренно снимаете забавное: вот энергичный великан режет боярам бороды и сам лично рвет им здоровые зубы - коллекционер, понимаете ли. А чуть не пять минут спустя он же, изрядно забронзовевший и сверхъестественно вытянувшийся, - торчит из Москва-реки с выпученными глазами, будто наказанный за цирюльно-зубные услуги Отечеству, и символизирует демократию.

Вот бегает дворовый мальчик, в салазки Жучку посадив; а вот сытые столичные дети покушаются на самоубийство, когда на экранчике японского брелока умирает сверхкапризный электронный питомец. (В этом месте моя дочь сказала: "Ой, да нажали бы на кнопку новая жизнь - и все дела!")

Словом, вы поняли, о какой ангельской деятельно?сти я вам тут фантазирую. Список исторических видеокадров можно цитировать вечно, но у меня есть еще два, которых у вас нет, а они нужны обществу для раздумья. Может быть, безрезультатного.

С ноября 1993 года я тружусь в прямом эфире уникальной всероссийской радиостанции, деятельность которой целиком построена на непосредственном живом разговоре со слушателями. Ведущий плюс какой-нибудь умный гость беседуют на какую-нибудь актуальную (с точки зрения ведущего) тему, а народ сидит дома, внимает, и чуть что - звонит в студию. Звукорежиссер выводит звонки в прямой эфир без цензуры. Какой вопрос пришел - такой и прозвучит на всю страну. Гостю что - ответил как сумел и ушел. А ведущий все это впитывает и переваривает по нескольку часов в неделю. Поначалу я была в полном восторге от этой работы. Какая прямая связь! А какая обратная! А какие вдумчивые у нас люди! Какие образованные, добрые, внимательные, как рвутся к правде, и вообще как явно не оскудела земля!..

Тогда, в 1993-м, слово "патриотизм" только-только выходило из очередного подполья. Всеобщая популярность у этого слова была еще впереди, и мне не составляло труда одним только его произнесением в эфире вызывать бурный восторг народа. Мои передачи, например, по родной истории - одним своим появлением вызывали горячую волну слушательского чувства, которое я, грешная, даже принимала за лично ко мне обращенное. По случаю я делала и экономические передачи, и философ?ские, и всякие, даже про религию, и все было очень мило.

Шли годы. У беспортошного патриотизма появились деньги и оракулы. И когда они купили нашу радиостанцию, мне вдруг захотелось переместиться в какую-нибудь новую для меня тематическую нишу. Ведь дело сделано, почему-то решила я: всем разрешено Родину любить. Говорить о патриотизме научились, словосочетание "эта страна" дискредитировано, любую правду неси хоть каждый день, хоть сто порций. Как я радовалась, как любила своих понятливых, умных, добрых, честных, душевных соотечественников! Я была уверена, что народ - хорошее слово. Я словно забыла, после каких обстоятельств судьба закинула меня на радио.

Мне захотелось, ну скажем, романсов. Любви. Сча?стья. Радости.

Открыла передачу "Рассказывают Музы". Песни, пляски, художественные выставки, культур-мультур, живем, ребята. Два-три выпуска прошли: "...спасибо, очень интересная программа, побольше бы таких". Месяц проходит - и тут вдруг начинается!

"Вы что, ведущая, не видите, как плохо живут пенсио?неры (военные, молодежь, беременные, дошкольники, девственные, неграждане, настоящие рабочие, медсес?тры, подлинные ветераны, которые с идеалами, которые без идеалов, христиане, мусульмане, сельчане, горожане, мерт?вые на кладбищах, эмбрионы во чревах и в пробирках и так далее...)? Вы на чью мельницу воду льете? Какие такие радости?"

Стоп, думаю я. Попала. Отвечаю в эфире: "Да я про любовь с вами поговорить хочу! В том числе к Родине!"

"Какая любовь?! - кричат те же самые слушатели, некогда восторженные, очень любящие передачи и статьи про патриотизм. - Денег не платят, а вы про что?!"

В этот момент ангел с видеокамерой, я полагаю, должен был приостановиться на моем лице, чтобы зафиксировать "особое выражение". Человек, которого внезапно побьет карманник, только что сперевший у него кошелек, удивится: отчего карманник не убежал с добычей, а драться полез? А воришка, оказывается, оттого подрался, что не носи с собой денег в кошельке, не вводи в искушение!..

С тех пор как у русского патриотизма появились платные адепты нового призыва, я перестала быть "самой популярной ведущей радиостанции" и перекочевала в "самые непонятные, аполитичные, и вообще все это подозрительно...". Один слушатель даже сказал мне: "Вас ангажировали попы..."

Мама родная! - однажды захотелось крикнуть мне, когда внутри пятидесятиминутной передачи о цыганском пении шесть из десяти слушательских звонков протранслировали следующее: "А скажите, уважаемый гость и вы, как вас там, ведущая, чем цыгане от евреев отличаются?"

На март 1998 года ситуация дошла до полного идиотизма.

Если я скажу в прямом эфире: "Весенним днем, неподалеку от старинного парка, в березовой роще..." - в ответ недоуменное молчание и напряженное ожидание.

Если я скажу: "Весенним днем, неподалеку от старой шахты, в березовой роще..." - в ответ я немедленно услышу из обоих эфирных телефонов, ядовито, на всю страну, чтоб мне стыдно стало: "Такие, как вы, страну и развалили! Мало вас... это самое... Шахтерам и другим хорошим людям денег не платят, а вы про березки, про весну какую-то!.." Обещали приехать ко мне в "Останкино". Точнее, за мной - разобраться.

Вот так. Я не преувеличиваю. Та часть населения, которая ни на йоту не "перестроилась", которая не поступилась ни единым своим клише, оказалась именно в таком душевном состоянии. (Хотела написать - "в таком интеллектуальном", но воздержалась.) Очень крепко любит Родину эта часть населения. Но деньги и свою гордыню, свое год от года раздувающееся мученическое Я - гораздо больше. Страна обманутых вкладчиков - в широчайшем смысле слова. Мы дали - а нам? Каяться собираются единицы. Они-то в эфир не звонят, поскольку заняты духовной работой. Они уже начали смутно подозревать, что есть на нас на всех какой-то общий грех, только еще не решили - какой... Да, правительство каждый день долж?но благодарить недовольных за все те антрацитово-черные эманации гнева и ненависти, что выделяются такой огромной страной в таком изобилии. За то, что память о героическом прошлом навевает недовольным мысль об обязательно светлом будущем. Ведь пока люди в унынии иль в ярости, они наиболее управляемы. А раздобревшие официальные патриоты, не успевшие поменять лексикон, только и научились что руки в брюки на богатый манер засовывать. В упор не видят, что не "экономиче?ские реформы" скомпрометированы, а любовь к Родине.