Книга Книга Греха - Платон Беседин

Тогда Нина призналась, что она родила двух близняшек. Их заразили вирусом, и они умерли. Она решила отомстить.

— А при чём здесь ты, Инна? — говорю я.

— Я кончаю от этого.

Я вспоминаю, как познакомил их. Каждый раз, когда я шёл на убийство, они были в курсе, потому что я сам предупреждал их об этом.

— Но для чего вам я?

— Потому что мы. — Нина запинается. За неё договаривает Инна:

— Мы хотели добраться до выродков, но не знали как. И тут появился ты. Такой доверчивый и глупый.

Слова застревают у меня в глотке. Наконец, я выдавливаю из себя:

— Я всё расскажу Макарову.

— Он в курсе. Он мой отчим.

Неужели тот самый, с бородавкой на мошонке? Красная пелена застилает мне глаза. Будто лопнула аорта в мозгу. Постепенно до меня начинает доходить.

Поэтому Макаров бездействовал — прикрывал своих. Вокруг мои отпечатки, а настоящие убийцы, его родня, остаются в тени. Возможно, он сам помогал им.

— Но почему вы не дали убить мне самому?

— Ты бы сдрейфил.

— И мы немного помогли тебе, — Нина.

— Жаль, что твоей матери пришлось расплачиваться за твои грешки.

«Медсестра. Такая милая светловолосая девочка» — ответ мамы на мой вопрос, кто привил ей вирус. Я смотрю на цвет волос Нины. Вспоминаю, как при первом нашем знакомстве она появилась из машины «скорой помощи» в форме медсестры.

Я вулкан. Из глубины меня поднимается клокочущий, адский, разрушительный поток лавы ярости. Сейчас она заполонит все города. Уничтожит всё живое. Я готов принести в жертву человечество, только бы убить двух людей, стоящих передо мной. И я кричу, выпуская наружу своего огненного демона отчаяния:

— Что вы сказали о моей матери?!

— Это я заразила её.

— Я убью тебя, сука! На хуй зарежу, тварь!

Сползаю по решётке. Моё тело пронзают сотни электрических разрядов. Я, как эпилептик, пускаю изо рта пену.

И вдруг сквозь едкую пелену слёз я вижу образ матери с младенцем на руках. Она крестит меня. Осознание! Инну и Нину породил я сам. И маму заразил тоже я сам, своей безответственностью, поставив перед выбором: моя жизнь или её.

История безумия будет продолжаться, пока я сам буду питать её собственной ненавистью. Мама не пробудится от комы, пока я не сброшу оковы страха.

Эти двое хотят лишь одного — окончательно уничтожить всякую надежду, превратив меня в безмолвное, бездушное животное, которое подчинено лишь жажде мести и крови. Они хотят, чтобы я стал таким же, как и они.

Евангелие от Матфея: «Ибо, если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших».

Я поднимаюсь с пола и говорю:

— Прощаю вас, ибо не ведаете, что творите.

Мои слова приводят их в смятение. В лице Инны я впервые вижу эмоции. Оно краснеет, как её юбка. Нина широко распахивает свои собачьи глаза.

Понимаю, что поступил правильно. Я честен как никогда, потому что моё прощение не на словах, а на деле. Закрываю глаза и вижу себя со стороны, будто заключённым в светящийся энергетический кокон. В моём голосе искренняя любовь:

— Прощаю вас, потому что мама бы простила. Зло в ответ на зло — двойное зло.

— В Иисуса решил поиграть, гнида? — вскрикивает Нина. — Я заразила её! Слышишь? Я! Убила твою маму!

— Моя мама жива, и будет жить, — мой голос как никогда твёрд. — Думаю, если бы твои дочки были живы, ты не была бы такой.

— Как ты смеешь, падла?!

Нина заходится в истерике и убегает. Остаётся лишь Инна. Она смотрит Нине в след и нараспев говорит:

— Тебе привет от Арнольда.

— Что? — Я не понимаю. Столько откровений сегодня. — Про что ты?

— Тебя не смутило приглашение от незнакомцев на оргию и их знание о твоей причастности к секте?

Так вот, кто мой рекомендатель. Инна рассказывает о том, как следила за мной, как, узнав о безумной идее Арнольда (она познакомилась с ним в свингер-клубе) заразить «сливки» страны вирусом Кали, предложила мою кандидатуру. Я молчу. Наконец, Инна, видимо, устав от моего равнодушия, протягивает мне руку на прощание. Беру её ладонь. И в этот момент она резко хватает меня, притягивая к решётке. Я чувствую холод стальных прутьев.

Инна держит меня за руку и выхватывает из кармана пиджака шприц. В нём красная жидкость. Слишком много я видел подобных шприцов.

Время замирает. Нет сил, чтобы противиться Инне. Словно галлюцинацию я наблюдаю, как крохотная капля крови сваливается с кончика иглы. В этой капле частичка чужой души. Инна всаживает иглу в мою руку, прямо в вену, и нажимает на поршень. Есть такое выражение: «Сколько крови попортил». Тот, кто его придумал, наверное, не вкладывал в него столь чудовищный смысл.

Всему начало кровь. Рождение обагрено кровью. Смерть украшена алыми отметинами. И грехи человеческие Иисус смывал своей кровью на кресте.

Инна отпускает меня и прячет пустой шприц в сумочку.

— Теперь ты один из нас, Даниил. Твоё безумие наконец-то примет новые формы, — шипит она. — Зажми рану.

Как прозаично. Я сжимаю руку в кулаке и, улыбаясь, говорю:

— Неделю назад мой анализ показал, что во мне вирус.

— Как?

— Меня здесь часто проверяют на вирус, видимо, из-за специфики репутации. До попадания сюда анализы были отрицательными. Видимо, меня привили уже здесь.

— Но.

— Думаю, всё дело в том, что я слишком долго якшался со всеми теми, кто прививает вирус.

— Но почему ты так спокоен? Почему? — шепчет Инна.

— Как вы любите повторять, узнав, когда и от чего ты умрёшь, начинаешь понимать смерть и обретаешь свободу. Сейчас я стараюсь обрести жизнь.

— Тогда, в морге, надо было отрезать член тебе, — шипит Инна.

— Любопытно, Нина знает, что ты одна из секты позитивных?

Инна озирается, бешено вращая глазами, и смачно плюёт мне в лицо. Я лишь любовно говорю:

— Храни тебя Бог, Инна.

Она резко, как на шарнире, разворачивается и, не оборачиваясь, торопливо устремляется по коридору прочь от меня. Я улыбаюсь, слушая, как нервно стучат по полу её каблуки.

III

Я падаю на койку. Закрываю глаза и проваливаюсь в кровавую бездну. Она плотна и тягуча, как застывший кисель. Я пытаюсь выплыть наверх, чтобы не захлебнуться. Отчаянно гребу руками, но нечто тянет меня вниз. Кровавый кисель подступает к моему лицу. Открываю рот, чтобы крикнуть о помощи. Кровь проникает в меня и скатывается в пищевод. Словно во время средневековой пытки, когда жертвам в рот заливали раскалённый свинец.