Книга Александр. Божественное пламя - Мэри Рено

— Я тебя видел, сука! Выходи! Я тебя видел.

Вошел Кассандр. Его лицо было пунцовым, веснушчатый лоб покрыт крупными каплями пота. Он ворвался, ничего не видя перед собой, и остановился как вкопанный.

Выкрикивая проклятия, угрозы и жалобы, которые невозможно было разобрать, девушка подбежала к Александру и ухватила его сзади за пояс, прикрываясь им, как щитом. Ее горячее дыхание жгло ему ухо, влажный жар тела проникал, казалось, сквозь доспехи. Он чуть не задохнулся от зловония грязного тела, волос, крови, молока, — от резкого запаха самки. Стараясь разнять ее руки, он смотрел на Кассандра с непониманием и отвращением.

— Она моя, — выдохнул Кассандр, желание едва не лишило его дара речи. — Ты ее не хочешь. Она моя.

— Нет, — сказал Александр. — Она просительница. Я обещал ей защиту.

— Она моя. — Уставившись на женщину, Кассандр произнес это слово так, словно оно само по себе могло возыметь действие.

Александр окинул его взглядом, задержавшись на льняной юбке, торчавшей из-под панциря. С нескрываемым отвращением он произнес:

— Нет.

— Я уже схватил ее, — настаивал Кассандр. — Но она вырвалась. — Одна сторона его лица была сплошь исцарапана.

— Значит, ты ее потерял. А я нашел. Уходи.

Кассандр совершенно забыл предостережения своего отца. Он понизил голос.

— Ты не имеешь права вмешиваться. Ты мальчишка. Ты ничего в этом не понимаешь.

— Не смей называть его мальчишкой! — яростно проговорил Гефестион. — Он сражался лучше тебя. Спроси у мужчин.

Кассандр, который, без конца путаясь, прорубал себе путь сквозь трудности и препоны сражения — сбитый с толку, изнуренный, непрестанно терзаемый страхом, — с ненавистью вспомнил вдохновленного свыше юного героя, проницающего хаос, яркого, блистающего, словно язык пламени. Женщина, решив, что бранятся из-за нее, вновь что-то забормотала на фракийском. Перебивая ее, Кассандр крикнул:

— За ним присматривали! Какую бы глупость он ни затеял, они были вынуждены последовать за ним! Он сын царя. Или так говорят.

Обезумев от гнева, глядя только на Гефестиона, Кассандр не успел защититься от молниеносного прыжка Александра, который вцепился обидчику в горло. Потеряв равновесие, Кассандр упал на неровный пол. Он молотил кулаками и извивался; Александр, намереваясь его задушить, равнодушно принимал град ударов. Гефестион застыл на месте, не смея вмешаться. Что-то пронеслось мимо него.

Это была женщина, о которой все забыли. Схватив трехногий стул, она обрушила его на голову Кассандра, едва не задев своего защитника. Александр откатился в сторону. В исступлении гнева фракийка принялась лупить Кассандра, опрокидывая его всякий раз, когда он пытался подняться; стул она держала обеими руками, словно цеп при молотьбе.

Гефестион, раздраженный до предела, расхохотался. Александр поднялся и смотрел вниз, холодный как камень. Наконец Гефестион сказал:

— Мы должны остановить женщину. Она его прикончит.

Не двинувшись с места, Александр ответил:

— Кто-то убил ее ребенка. Это его кровь на ней.

Кассандр заревел от боли.

— Если он умрет, — сказал Гефестион, — женщину закидают камнями. Царь этого не простит. Ты обещал ей защиту.

— Прекрати! — сказал Александр на фракийском. Вдвоем они отобрали у нее табурет. Женщина разразилась бурными рыданиями, Кассандр извивался на каменном полу.

— Он жив, — сказал Александр, отворачиваясь. — Отыщем кого-нибудь понадежнее, чтобы вывел ее из крепости.

Чуть позже до царя Филиппа дошли слухи, что его сын поколотил сына Антипатра в схватке за женщину. «Кажется, мальчики становятся мужчинами», — сказал он небрежно. В голосе его слишком явственно звучала нотка гордости, чтобы кто-нибудь отважился пуститься в разъяснения.

Идя рядом с Александром, Гефестион сказал, усмехаясь:

— Едва ли он пожалуется Антипатру, что ты не вступился, когда женщина избивала его.

— Может жаловаться кому захочет, — ответил Александр. — И если захочет.

Они вошли в ворота. Из дома, где был устроен походный лазарет, доносились стоны. Врач и двое его слуг ходили среди раненых.

— Пусть он осмотрит твою руку как положено, — предложил Гефестион. После драки в сторожке рана снова стала кровоточить.

— Вот Пейтон, — сказал Александр, всматриваясь в полумрак, наполненный гудением мух. — Сначала я должен поблагодарить его.

Он пробрался между циновками и одеялами, на которые сквозь дыры в кровле падали неяркие солнечные лучи. Пейтон, юноша, в бою яростный, как герои Гомера, лежал, ослабев от потери крови, его повязка намокла. Бледное лицо было изможденным, глаза встревоженно бегали. Александр опустился рядом с ним на колени и сжал его руку. Пейтону напомнили о совершенных им подвигах: щеки юноши слегка порозовели, он приободрился и выдавил какую-то шутку.

Когда Александр поднялся, его глаза уже привыкли к сумраку, и он увидел, что все на него смотрят: ревниво, удрученно, с надеждой; все они испытывали боль и жаждали признания своих заслуг. И в конце концов, перед тем как уйти, он поговорил с каждым.

Это была самая суровая зима на памяти стариков. Волки спускались с гор к деревням и задирали собак. Скот и мальчишки-пастухи замерзали до смерти на низких склонах зимних пастбищ. Ветви елей ломались под грузом снега; горы были занесены так, что только большие утесы и трещины в них чернели на сплошном белом фоне. Александр не отказался от мехового плаща, присланного ему матерью. Поймав в густом черном переплетении шиповника, недалеко от Мизы, лисицу, они обнаружили, что ее шкура побелела. Аристотель был необыкновенно доволен.

Дом наполнился едким дымом от жаровень, ночами было так пронзительно холодно, что юноши спали по двое, только ради того, чтобы согреться. Александр старался закалить себя. (Царь все еще был во Фракии, куда зима приходила прямо из скифских степей.) Он полагал, что должен выдержать холода без подобных послаблений, но уступил Гефестиону, заявившему, что товарищи могут решить, будто они поссорились.

Корабли пропадали в море или разбивались у берегов. Даже дорогу к близкой Пелле заносило снегом. Когда каравану мулов удалось пробиться сквозь заносы, это было похоже на праздник.

— Жареная утка на ужин, — сказал Филот.

Александр потянул носом воздух и кивнул.

— Что-то не так с Аристотелем.

— Он слег?

— Нет, плохие новости. Я видел его в комнате для образцов. — Александр часто заходил туда, теперь он почувствовал вкус к собственным экспериментам. — Моя мать прислала мне рукавицы. Мне не нужно две пары, а ему никто не шлет подарков. Он читал там письмо. Выглядел ужасно, не лицо, а трагическая маска.

— Может, какой-то софист опроверг его теории.