Книга Торпеда для фюрера - Вячеслав Демченко

— Ну, в общих чертах, — промычал Арсений, пережевывая соломинку, как мундштук папиросы.

— Чего тебе ещё надо? — вполоборота глянул на него Хачариди.

— Мне? А чего мне, — без особого энтузиазма сплюнул соломинку матрос. — Мне как всем: «Служу трудовому народу». Хлебом не корми, дай народу послужить.

— А вдруг они всё-таки прилетят? — озвучил Вовка Яровой вопрос, увязший у всех на зубах. И продолжил, переводя взгляд с одного разведчика на другого: — Вдруг они на запасной площадке?..

— Мы это проверить уже не успеем. Придётся тебе, — положил Везунок руку на плечо мальчишки.

— Я с вами! — дёрнулся тот и нахмурился упрямо, но скорее всё-таки притворно. Как ни морщи лоб, ни ходи желваками — сам понимал, ну какой с него, к лешему, военнопленный? Больно приметен.

— Пойдёшь на запасную площадку, дождётесь контрольного времени… — сжал его плечо «вождь и учитель» Сергей Хачариди. — Нет, так нет. А если всё-таки появятся флотские, расскажешь им всё. И про наш план слиться с военнопленными, и про немецкого офицера, что бабу свою на Молоканский хутор отвёз. — Хватка Сергея на секунду ослабла, будто он отвлёкся от инструктажа другими мыслями, но… — Обязательно про офицера! — стиснул он снова плечо мальчишки так, что Володька поморщился. — Если успеют подключиться, пароль для связи прежний, тот же, что и сейчас. Не успеют… — Везунок поднял глаза к молчащей и сияющей бездне и уточнил со сдержанным вздохом: — Или не смогут. Тогда сами сделаем всё, что сможем.

В том, что юный партизанский разведчик сделает всё, как надо, Везунок не сомневался. Будто почувствовал уже, что Вовка Яровой — заговорённый.

Костры в ночи

Оккупированный Крым. Район Феодосии

— У тебя бомбы есть?! — прокричал Саша на ухо пилоту, привстав в штурманском «гнезде» фюзеляжа чуть ли не во весь рост.

— Сядь! — не оборачиваясь, бесцеремонно пихнула его назад ладонью лейтенант Засохина. — Бомбы?!.. — Она резко накренилась в сторону вместе со штурвалом, будто её девичьего веса только и не хватает, чтобы завалить «У-2» на крыло, поскорее отвернуть от столба света, угрожающе поползшего им навстречу.

— Бомбы, блин! — по-мужицки выругалась Татьяна Засохина. — Полные корзины!..[50]Где они?

Плюхнувшись на сиденье, Саша, тем не менее, снова перегнулся вперед и протянул руку через плечо лейтенанта:

— Заходи на позицию!

За неполные две-три секунды частого сердцебиения, когда едва ли не случайно внезапно вспыхнувший впереди луч немецкого прожектора упёрся в серое брюхо «У-2» Колодяжной, Новик успел засечь азимут, определить, откуда растут, вытягиваются в чёрное небо пунктиры трассеров. Откуда полосуют свистящими и светящимися кнутами очередей немецкие пулемёты утлый её самолётик, то чернеющий в голубых струях света, то предательски блестящий, словно хромированная фигурка на чёрном капоте.

Казалось, не секунды, а долгие часы полосуют, разрывают его в клочья.

— Заходи вправо! Будем крыть сзади! — прокричал Саша в круглую выпуклость кожаного наушника на шлеме Татьяны.

Дань скорее форменному покрою, так как раций на «У-2», как правило, не водилось.

Татьяна обернулась. Секунду её серые глаза с каким-то удивительным, озёрным спокойствием отражались скорее даже не в зрачках, а в самой душе Новика. Обдать она его хотела этим своим озёрным холодом, остудить или вытрезвить? Но, в любом случае, это только придало ему ещё большей уверенности.

«Она сможет, — понял Александр. — Она — да!»

— Ну и что?! — насмешливо дёрнула уголком губ Татьяна. — Ну, зайдём? Сходишь ты на них, что ли?

— По большому! Очень! — многообещающе кивнул Саша, распуская петлю походного «сидора».

Если бы их «небесный тихоход» чуть раньше добрался бы до намеченной позиции, чуть раньше свалился бы в насильственный штопор, заменявший шедевру лёгкой бомбардировочной авиации штурмовое пикирование[51], ситуация оказалась бы проще. Успей они чуть раньше, может быть, не успел бы тогда старший пулемётчик расчёта гефрайтер Урбан. И стежки бело-голубой строчки трассирующих пуль не разорвали бы элерон «У-2» на правом нижнем крыле.

Но уже в следующее мгновение после того, как это случилось, Новик, выбравшись на перекошенное крыло и держась одной рукой за расчалки, швырнул другой рукою фугас в коробке деревянного корпуса. Швырнул вниз, в самый эпицентр, откуда веером расходились пунктиры трассеров. Красная точка трута канула во мгле.

Возникла долгая пауза ожидания, настолько напряжённого, что казалось, отступили, провалились в омут тишины, и рёв близкой теперь сирены, и керамический стук мотора, и тявканье зенитных пулемётов. И наконец…

«У-2» лейтенанта Засохиной чёрным демоном вырвался из багрово-золотых клубов пламени, раскатившихся и разросшихся на месте «вороньего гнезда» пулемётной спарки. Какой-то горящий лом, медно-блестящие пулемётные ленты, правый ботинок бравого гефрайтера закувыркались над развороченной водонапорной башней, где только что «гнездился» его пулемётный расчёт. Башней, над которой самолёт пронесся так низко и неожиданно, взявшись из небытия как творение самой ночи, что пулемётчики едва успели обернуться на рёв пропеллера, а гефрайтер чуть не выронил трубку полевого аппарата.

Впрочем, он успел прокричать в её резиновое ухо о глубокой диверсии русского разведчика. В том, что это был именно «разведчик», гефрайтер не сомневался: не найдя у «ночной ведьмы» даже обязательной пары, не то что прочей эскадрильи, что он мог ещё подумать? И эта его уверенность сохранялась даже несколько секунд после того, как его ботинок, брызгая кровью, закувыркался в огне.

Но лейтенантам Новику и Засохиной было не до торжества.

— Сбили Тасю! — обернулась Татьяна.

Впервые в её серо-стальных глазах Новик прочитал самый обычный, самый что ни на есть бабий вскрик. С надрывом. Плеснули серые озёра через край.

Их «пару» сбили, второй «У-2».

Саша и сам видел, как опавшим листом закружил вокруг феерического ствола голубого дерева света, проросшего с чёрной земли и раскинувшего в небе звёздную крону, и полетел к земле «У-2» с Войткевичем и Колодяжной на борту.

Отчего-то так и прозвучало в голове: «лейтенант Войткевич, младший лейтенант Колодяжная»…

Саша невольно сглотнул комок в горле. Промелькнуло в голове пофамильно, как список на деревянной пирамидке. И теперь казалось, что, косо заваливаясь на изрешеченное крыло, биплан летит прямо в пекло, в преисподнюю… Как-то слишком разгоревшуюся для экономного 500‑граммового фугаса. Не иначе что-то яростно полыхнуло под пожарной водонапорной башней. То, наверное, ради чего и гнездилась на ней немецкая пулемётная спарка, в общем-то здесь неожиданная. На таком-то удалении от самого железнодорожного узла.