Книга Сироты - Роберт Бюттнер

— Джейсон?

— Ты жива, все в порядке.

— Мне холодно.

Шок. Кровопотеря. Я поднял ее ноги выше головы и подложил под них камни. Вот чего здесь хоть отбавляй, так это камней.

Ее мертвый напарник лежал в куртке с электроподогревом. Совершенно излишняя роскошь.

Долгие минуты я стягивал куртку с окоченевшего трупа, заворачивал в нее Пигалицу и настраивал температуру, чтобы куртка ее грела. Я поставил Пигалице капельницу с плазмой из моего рюкзака. Ей нужно было еще.

Я включил рацию.

— Джейсон? Что там у тебя творится?

Голос генерала Кобба вернул меня к моим обязанностям.

— Мы их остановили, сэр!

— Это я и без того вижу, мне КОМАР показывает. Какого лешего ты сразу не доложил?

Боялся, что Пигалицу убили.

— Оказывал первую помощь раненым, сэр. Нам нужны санитары. Срочно.

— Не вам одним. Пошлем, кого сможем. И еще, Джейсон, — Говард считает, что слизни вернутся. Перегруппируй своих ребят.

— Как же им вернутся. Мы ведь всех перебили. Они даже не отступали.

— Говард говорит, скорее всего, их тут где-то выращивают. Будут плодить их, пока у нас не кончатся боеприпасы или нас всех не перебьют.

Хорошенькие новости.

Пигалица застонала.

— Сэр, мне надо…

— Знаю, знаю, возвращайся к ребятам. Конец связи.

Я включил на боевом монокле монитор состояния моих солдат. Шестнадцать зеленых полос рядом с именами обозначали выживших. Полоса Пигалицы мигала зеленым цветом: значит, ранена. Рядом с девятью именами светились красные крестики. Среди этих девяти был капрал из Чикаго.

Когда вечерний ветер набрал силу, мы отступили в обесслизненную пещеру позади нашего сектора. Тащить Пигалицу — только бередить рану, но не оставлять же ее на ветру. Я накачал ее морфием и взвалил на плечо. Пока Шария оставалась в сознании, она не проронила ни звука. Потом вскрикивала с каждым моим шагом.

Той ночью я лежал, прижимая к себе Пигалицу, и, наверное, проваливался в сон, потому что хорошо помню кошмары. Мне снились мертвецы. Мама. Вальтер Лоренсен, отдавший за меня свою жизнь, но так и не заслуживший медалей. Вайр, наш опытный старшина. Пух. Заряжающий, чьего имени я так и не узнал, с дыркой в голове. Восемь других солдат, с которыми я едва успел познакомиться — восемь красных мигающих крестиков, и все из-за того, что я не знал, как их спасти.

С рассветом ветер утих, и слизни вернулись. На сей раз артиллерия накрыла их еще в нескольких милях до горы. Я нес тройную службу: командовал, стрелял из пулемета и заряжал его. Последний слизень упал в ста ярдах от моего укрытия.

И все равно мы потеряли троих. Мало-помалу слизни нас измотают. У меня болело все тело — от костей до ногтей. Я отчитался штабу и стал чистить пулемет. Обычно я разбирал его за секунды; теперь у меня ушло три минуты.

Какой смысл сопротивляться? В конце концов слизни все равно прорвут нашу оборону. Мой дом — бледная точка в небе. Девушки, с которой я собирался провести свою жизнь, нет в живых. Другая, ставшая мне сестрой, лежит при смерти. Я голоден и одинок. Если в следующем бою у меня кончатся патроны и слизни доберутся до нас, я и пальца не подниму в свою защиту. Пускаю убивают. Я слишком устал, чтобы сражаться дальше.

А ведь что-то говорил мне капитан Якович миллион лет назад… Что-то о письмах родственникам погибших, которыми командиры измеряют свою вину.

В битве при Геттисберге генерал Джордж Пикетт бросил свою дивизию на укрепления северян. «Атака Пикетта» вошла в историю как синоним бессмысленной мясорубки. Оглушенный Пикетт вернулся к основным силам конфедератов. «Возвращайтесь в вашу дивизию, генерал», — приказал ему Ли, на что Пикетт ответил: «Генерал, у меня нет больше дивизии».

Как хорошо я их сейчас понимал — и Пикетта, и Яковича.

Обойдя взвод и убедившись, что ребята накормлены, я удалился в пещеру и сел рядом с Пигалицей. Пока остатки взвода чистили оружие в окопах, я кормил Шарию с ложки чуть теплым бульоном. Морфин снимал боль, но за ночь ее глаза ввалились. Она снова потеряла сознание. Без более компетентной помощи ей осталось жить часы.

— Майор Уондер?

У входа в пещеру стоял запыхавшийся санитар с винтовкой за плечом. Он козырнул, я ответил тем же. До чего это все абсурдно!

— Наконец-то! Вот раненая. И я, между прочим, все еще исполняю обязанности лейтенанта, а вовсе не майор.

Он было смутился.

— Не совсем, сэр. Теперь вы командуете третьим батальоном второго полка.

— Что?

— Нас вчера изрядно потрепали, сэр. Многих повысили. Вас в том числе.

Я присел рядом с Пигалицей и закатал ей рукав, обнажив разъемы, к которым санитары подключают полевые мониторы.

— Слушай. Спасибо за новости, конечно. Только ведь ты санитар. Ей нужна медицинская помощь. Приступай.

— Вы не поняли, сэр. Я не санитар, а связной. Радиосеть накрылась сразу после того, как от вас получили сообщение сегодня утром. Мне приказано доставить вас в штаб. Без промедлений.

У меня закружилась голова. Бред какой-то.

— Хорошо. Тогда возьмем ее с нами.

Санитар с сомнением покачал головой.

— Она не переживет переноски.

Я уже потерял двенадцать солдат. Пигалицу я терять не намерен.

— Значит, я остаюсь.

Санитар положил руку на винтовку.

— Генерал Кобб лично приказал мне доставить вас хоть под прицелом.

В глазах у меня побагровело. Лица мамы, Вальтера, Пух, погибших подчиненных слились в сплошной калейдоскоп. Не думая, я вскинул винтовку и приставил дуло к голове санитара.

— Под прицелом, говоришь? Как тебе такой прицел, а? — Я кивнул на Пигалицу. — Немедленно приступай к работе или мозги высажу.

Санитар разинул рот. Я снял винтовку с предохранителя.

— Она — член моей семьи. Ее муж — мой лучший друг. Он сейчас на орбите, надеется, что здесь я не дам ее в обиду. Это ты понимаешь? Я не позволю родному мне человеку погибнуть. И пусть третий батальон второго полка идет куда подальше.

Санитар замер, будто истукан — только руки, словно сами по себе, разматывали провода от полевого монитора.

— Как скажете, сэр. Давайте, глянем, как с ней дела.

Я опустил винтовку. Санитар присел к Пигалице и дрожащими пальцами подключил монитор. Мы подождали, пока тот пискнет, и санитар наклонил его к себе, считывая показания.

— Кровопотеря. Небольшое нагноение. Пуля расколола ключицу, хотя это не смертельно. В целом состояние тяжелое, но стабильное. Кто-то хорошо о ней позаботился. Ребенок тоже в порядке.