Книга Девять граммов пластита Серия: - Марианна Баконина

– Нужен ты мне! Что ты такого можешь сказать, чего я не знаю? Никого я не подслушивал. У меня и приемник в столе валяется. Я один раз попробовал, когда день рождения Женьки Хвостовой праздновали. Работает отлично. Я даже слышал, как они с Гайским целовались. А потом закрутился и забыл снять…

– Так я тебе и поверил! «Забыл снять»! «Забыл снять»!

Лизавета тоже не поверила, что Маневич, влюбленный в нестандартные методы съемки, позабыл о замечательной игрушке. Скорее всего, он и впрямь время от времени слушал, о чем говорят в его отсутствие соседи по кабинету. Это лишний раз доказывало – репортерское любопытство не имеет границ. Поступок, безусловно, сомнительный с моральной точки зрения, даже если считать его лишь дурацкой шуткой.

– Шпион хренов! Сам ничего придумать не можешь, так чужие темы подворываваешь! – не мог успокоиться Савва.

– Что я у тебя украл? Я скорее удавлюсь, чем буду делать идиотские истории о том, почему поссорились Иван Иванович из ЛДПР с Иваном Никифоровичем из «Единства». Такая информация и даром никому не нужна. Разве что творческим импотентам.

Савва, и без того бледный, стал белым, словно пластиковый одноразовый стаканчик. Маневич, плотный и кряжистый, наоборот, покраснел. Что там писал Юлий Цезарь? С кем хорошо в бою, с краснеющими или бледнеющими?

Минута – и прольется кофе, причем на одежду противника. Пора вмешиваться.

– Да погодите вы! – воскликнула Лизавета. – Еще успеете перегрызть друг другу сонные артерии. Вы забыли о несчастных милиционерах. Они же пребывают в полной уверенности, что подслушка реальная.

– А она и была реальная, – не мог остановиться Савва. – Один крысеныш поставил, чтобы лакомиться сыром чужих идей. – Во гневе Савва умел говорить красиво.

– Так, может, мы их оповестим, что «жучок» не имеет отношения к взрыву и иметь не может? – задала вопрос Лизавета.

– Это еще зачем? Ты хочешь, чтобы я опять пошел к Коровину и растолковал ему: мол, «жучок» мне коллега всадил, а я, лопоухий, думал, будто это лекарственная мафия старается? Ищи добровольца в дурдоме имени господина Мазоха! Я к самобичеванию не склонен.

– А если они по «жучку» выйдут на Завадского и тот укажет на Сашку?

– Вот пусть Сашка и разбирается. Заодно пусть ГУВД выяснит, не связан ли он с каким-нибудь из враждующих медицинских кланов. Машину-то взорвали, когда мы ехали на сюжет!

– Ты хочешь сказать, что я мог… – У Маневича заиграли желваки на скулах и вздулись шейные жилы. – Я мог…

Он вскочил, с грохотом отшвырнув стул. Савва тоже встал, только тихо и решительно. Лизавета захлопала было крыльями и чуть не начала причитать «Мальчики, не надо!», как пятиклассница, ставшая очевидцем драки на школьном дворе. Ситуацию разрядила Лана Верейская. Она вплыла в кофейню, подобно фрегату «Паллада», – невозмутимая и строгая. Проработавшая на студии уже почти тридцать лет, Лана не ходила по кафетериям из идейных соображений. То есть ходила, но так редко, что каждое посещение можно было записывать в телеанналы. Савва и Маневич замерли, Лизавета тоже.

– Вот они где, голубчики! Тихо-мирно кофе пьют, – пропела Светлана Владимировна.

Раскиданные стулья, залитый остатками кофе стол – Саша-таки опрокинул неустойчивые пластмассовые сосуды, когда вскакивал, – двое «голубчиков» в боевых стойках… Только человек с подлинно редакторским воображением мог бы свести картину надвигающегося побоища к уютному «тихо-мирно кофе пьют».

– А верстки нет! – продолжала Лана. – И милиция названивает!

– Кому? – Маневич и Савва встрепенулись.

– Обоим! Не знаю, что вы там такое натворили. Мне они не сказали. И Борюсику вроде тоже, потому что он мирно ушел домой. Но разбирайтесь поскорее. Если напортачили со своими разоблачениями, есть время исправить все в ночном выпуске. Кстати, тебе не кажется, что мы перегрузили выпуск всякой разоблачительной чернухой? – Этот вопрос был предназначен уже Лизавете.

– Это не мы перегрузили!

– А кто, интересно? – Лана любила, когда ей возражали не только по существу, но и парадоксально.

– Светлана Владимировна, – вздохнула Лизавета, – мы с вами об этом уже миллион и один раз говорили. Зритель, он же гражданин, он же налогоплательщик, имеет право знать о том, что угрожает его жизни, его здоровью, его безопасности, его кошельку. Именно в такой последовательности. И не мы в ответе за то, чтобы жизни, здоровью, безопасности и кошелькам наших соотечественников ничего не угрожало. Наша задача сугубо утилитарная – сообщить. Все те, кто думает иначе, хочет вернуть нас в светлое прошлое, к «болтам в томате». – «Болтами в томате» на телевидении спокон веку называли оптимистические репортажи о том, как металлурги плавят металл, шахтеры идут в забой, а комбайнеры начали уборочную на две недели раньше, чем в прошлом году.

– Да что ты мне лекции по специальности читаешь, я это лучше тебя знаю! У меня из диссертации научный руководитель выкинул третью главу, потому что я писала о сюрреализме на страницах газет и журналов. Причем я не имела в виду ничего дурного. Речь шла об оформлении изданий типа «Огонька» и «Крокодила».

Историю своей кандидатской диссертации Лана Верейская рассказывала часто и охотно. Самые дремучие корреспонденты «Петербургских новостей» знали, что такое сюрреализм и с чем его едят. Разумеется, в интерпретации Верейской.

– Ладно, пойдем, я тут прикинула, сюжет Савельева не сократить, поэтому… – Лана приобняла Лизавету за талию и потянула к выходу из кафе. Потом обернулась и послала ребятам грозный взгляд: – Быстро звонить своим правоохранителям. Брысь!

О драке забыли. А если война не началась немедленно, значит, есть надежда, что она не начнется совсем.

Через десять минут, когда план выпуска был согласован и утвержден, Лизавета села за комментарии. Писалось плохо. Мешали дурацкие мысли и страхи. Мерещились то развороченная «Герда», то живой Кирилл Айдаров, в джинсах и с хвостиком «а-ля Кадоган», то сцепившиеся Савва и Саша, которые выдирали друг у друга радиомикрофон, то улыбчивый Сергей Анатольевич Давыдов рядом с огромным компьютером. В ушах звенели телефонные звонки и голоса невидимых собеседников – ласковый тенорок педиатра Ковача, веселый баритон полковника Бойко и еще голос незнакомого человека, позвонившего в «Асторию» с известием о том, что они слов на ветер не бросают, а дамский фальцет с истеричными нотками рефреном приговаривал: «Не пасись, не пасись на чужом огороде…»

Времени было более чем достаточно. Пиши и радуйся, но Лизавета никак не могла сосредоточиться. Предыдущий выпуск, десять комментариев за сорок минут, она готовила на автопилоте. Раскидывала по темам «тассовки», извлекала из пространных текстов суть и переводила ее с официального языка на человеческий, выдумывала подводки к сюжетам – лишь бы успеть. Даже сюжет о Барановиче и ее собственном взорванном «Фольксвагене» она смотрела чисто профессионально, как посторонний человек.

Теперь дело другое. Все смешалось и перепуталось. Лизавета понимала: вокруг нее творится что-то неправильное, но никак не могла уразуметь, что именно, не могла нащупать узелок, вокруг которого намотался клубок абсолютно невероятных событий, уместных в фильмах с Ван Даммом, но никак не в повседневной жизни рядового, пусть и популярного ведущего «Новостей».