Книга Два доллара - Герман Иванович Романов

быстрое продвижение по службе. К тому же родился в Южной Каролине, вырос в Джорджии, начал служить в Алабаме — как же не примкнуть к Конфедерации. А вот после капитуляции нужно было как-то выкручиваться из крайне скверного положения — его не собирались помиловать. Пришлось идти на поклон к Гранту, всячески выказывать лояльность, и даже отзываться о своем патроне генерале Ли крайне нелицеприятно.

Последнее обстоятельство сыграло злую шутку — на него обрушились проклятия «южан». И сейчас могло бы все закончиться плохо, но генерал вовремя сообразил, что пора «покаяться» и снова вернутся под знамена Конфедерации, а то расстреляют под горячую руку, а этого очень не хотелось. А лучший способ избежать этого — не просто примкнуть к мятежу, который поддержал губернатор Аллен Кэндлер, но самому возглавить спешно собираемые милиционные формирования. А это было важным — ведь кроме него к мятежу примкнуло еще несколько отставных старших офицеров Конфедерации, и среди них бригадные генералы, пожилые, но бодрые. Эдвард Александер, знаток инженерного и артиллерийского дела, и даже один «действующий» — Томас Лафайет Россер. Он с началом войны с Испанией смог вернуться на военную службу, и готовил новобранцев для кавалерии в одном из военных лагерей. Они то и стали первыми объектами, которые принялись захватывать под свой контроль мятежники, быстро сформировавшие отряды милиции, благо и люди, и оружие имелось.

И везде пролилась кровь — в южных штатах было уже достаточно переселенцев с севера, и оружие у них тоже имелось. Хотя мятеж застал «федералистов» врасплох — военные поражения, что понесли флот и армия САСШ потрясли население, которое за считанные недели полностью разуверилось в исходе военного противостояния с одной из европейских стран, ведь до этого воевать приходилось с мексиканцами или индейцами. А столкновение с хорошо обученным противником вызвало потрясение всего общества.

Так что мятежникам это только способствовало — они быстро занимали военные лагеря, арсеналы, города и порты. Сторонники федеральной власти бежали, но везло немногим — их отлавливали и брали под караул. Тех, кто сопротивлялся, убивали, как этих несчастных, на которых указал старый генерал, хрипло дышащий от одышки.

— Сэр, вам телеграмма из Нью-Орлеана!

Адъютант протянул листок бумаги, и Лонгстрит отодвинув от глаз бумагу, разобрал наклеенные сверху полоски текста. Удивился, перечел еще раз — взявший на себя управление «Комитет Освобождения Конфедерации» (пока не будет созван конгресс и не будут произведены выборы президента КША) приказывал взять всю власть в Саванне. И уже пятого августа встречать в порту транспорты с испанскими войсками, что привезут боеприпасы, снаряжение и вооружение, достаточного для развертывания двух дивизий. А на сам порт будет базироваться испанская эскадра в составе большого и малого крейсера и двух вооруженных пароходов. Отряд приведет командующий Практической Эскадрой вице-адмирал Рамос, а все остальные испанские крейсера уйдут обстреливать Нью-Йорк.

— Нельзя такие приказы в незашифрованном виде передавать, — пробормотал генерал, он хоть и был стар, но ума не потерял. И только сокрушенно вздохнул, взглянув на адъютанта, что был сыном одного его старого боевого товарища, который погиб в одном из последних сражений той войны. Но годы прошли, и мальчишка уже давно стал сорокалетним мужчиной, с выводком детей, с рано поседевшими висками и в офицерской куртке — капитаном стал еще при федералах, и быть ему полковником, если не убьют.

— На телеграфе и в прошлую войну было много тайных агентов «федералов», а сейчас их еще больше. Сто долларов против одного, что приказ этот уже в Вашингтон отправили, и испанцев ждет в «зеленом яблоке» неприятная встреча. Но шифров еще нет, так что от предательства не уберечься…

«Испанский мир» на карте — «Новый Свет» много чего стоит. Однако метрополия воевала со всеми своими колониями, в результате чего их потеряло. А испанская знать и церковь, хотя процесс растянулся на век, так и не осознала до кошмарного поражения от САСШ, почему так произошло…

Глава 65

— Сеньор альмиранте! Прошу дать мне возможность побывать в бою — хочу все видеть собственными глазами. Потому, что офицер, который не воевал, не может в полной мере быть военным. Хочу своим служением принести пользу и своей стране, и вашей…

— Ценю ваш порыв, лейтенант, — Рамос хмыкнул, задумчиво поглядел на сидящего перед ним молодого, всего то тридцать три года, человека в опрятном гражданском сюртуке, но с красной ленточкой кавалерского креста ордена Почетного Легиона, что сразу бросилось в глаза. Да и одет с умом, легко, в полном соответствии с местным жарким климатом. Хотя и раннее утро на Гаванском рейде, но скоро начнет припекать так, что ближе к полудню броня сильно нагреется, и придется до шести вечера большей части команды быть на берегу, наступает сиеста, когда все работы прекращаются, службу несут только вахтенные. Затем наступает горячая пора регламентных работ — нужно успеть сделать многое, одна позавчерашняя погрузка угля чего стоила, хотя к ней была привлечена добрая сотня грузчиков, и трудились всей командой полные сутки, потом броненосец отмывали. И лишь к десяти часам вечера вчера дали отбой, чтобы с пяти утра служба началась снова.

Лейтенант Российского Императорского Флота Похвиснев Давид Борисович прибыл на «Инфанту Марию Терезию» к шести часам, как говорится, с утра пораньше. Вообще-то всех иностранных офицеров, собравшихся в Гаване, он на броненосцы не допускал, хотя многие хотели устроиться наблюдателями. Вообще никого, чтобы обиды ни у кого не было. Но тут неожиданно вспомнил эту фамилию — так звали старшего офицера «Осляби», героически погибшего в Цусимском бою со своим броненосцем. И дрогнуло сердце, приказал пропустить по сходням.

— Что ж, раз хотите воевать, я предоставлю вам такую возможность, — обдумав ситуацию, произнес Сергей Иванович. — Вы ведь направлены на Кубу до конца боевых действий? На этот срок я возьму вас офицером своего штаба, на должность адъютанта. Но никакой «нейтральности», воевать, так воевать, а потребуется и стрелять по противнику. Если потребуется, то быть готовым умереть под кастильским флагом. На таких условиях согласны со мной служить и воевать, теньенте?

— Так точно, сеньор альмиранте!

Русский попытался вскочить из кресла, но адмирал повелительным жестом усадил его обратно. А так как сидели за столом, придвинул ручку и листки бумаги. Негромко, но властно произнес:

— Пишите рапорт на мое имя — командующему Практической Эскадрой контр-адмиралу Серхио Рамосу-и-Ортеге, полное имя опустим, вряд ли вы его знаете, теньенте.

— Прекрасно про него знаю, сеньор альмиранте,