Книга Ведьмин дар - Дарья Сергеевна Гущина

всё-таки? – Илья если и купился, то виду не подал. – Это общие слова. А детали?

– Детали… – я усмехнулась. – Да, я думала. Четыре года после выжигания «угля», маясь бездельем, я размышляла, как бы с тобой… побеседовать. Но повода не было. В тот единственный раз, когда твоя бабушка соблаговолила почтить меня своим мёртвым присутствием, она намекнула, что ты – недостающий пазл в информационной цепочке. Якобы она во что-то тебя посвятила. Но – повода не было. Модель сложилась сама по себе, я всего лишь воспользовалась ситуацией. И изначально хотела уговорить тебя в приюте остаться, но повелась по привычке на мудрые советы наставницы… Чего ты ухмыляешься? Лучше расскажи, что ещё знаешь.

– Ничего, – весело обломал приятель. – Боюсь, я глупо и недальновидно выложил всё, что знал.

– Ну и ладно, – я тряхнула косичками. – Так пристраивать тебя к делу?

– А пойдём сначала пообедаем?

– В бывшей операционной? – я улыбнулась.

– А мы не на складе работали, а в соседнем доме, где места больше, – Илья легко поднялся на ноги и протянул мне руку.

Я обулась, взялась за трость, неохотно встала и медленно побрела по тропе меж кораллов. И остро ощутила кожей Илюхин взгляд как недавнее прикосновение к спине – пробирающийся под майку, осторожно поглаживающий шрамы. И так на душе противно стало… Будто мало периодических Ужкиных приступов сострадания к «несчастной» мне…

– Хочешь – пожалей, – предложила я сухо. – Обними и погладь по головке. Я потерплю – привыкла. Могу даже сентиментально слезу пустить и носом похлюпать. Но майку стирать потом сам будешь.

– Я лучше по-другому пожалею, – приятель обошёл меня и присел на корточки. – Забирайся. Не то на плече отнесу.

– О, и за уши можно подержаться? – оживилась я.

– Уши – Русины, – отказал он сурово. – Обойдёшься. Палку свою держи – и подальше от моего лица.

– На всякий случай сообщаю, – я удобно угнездилась на своём «насесте», – что со спины всё сойдёт, как только дело будет сделано, и следа не останется. И, кстати, мы же не маньяки садомазо, мы под анестезией работали. Плюс потом обезболивающее, пока не заживёт.

– И сама по себе эта дрянь, конечно, не рванёт, – с иронией заметил Илья.

– Определённая бдительность всегда на пользу, – отозвалась я. – Но ещё ни разу не рванула без дела.

– Значит, уже четверых из двенадцати нет? – вспомнил он.

Кораллы кончились, и снова начались ракушки. Я проводила тоскливым взглядом очередной домик и поняла, что страшно хочу наверх, в обычный мир. К нормальному воздуху без дорожек пузырей от каждого слова и прочих морских гадов. И к солнышку.

– Это предположение. Основанное на последних записях «видеорегистраторов». Доказательств нет, если не считать оными возвращение в приют перерождённых и их смутные воспоминания. Артефакт покидает мёртвое тело, прерывая запись, а перерождение происходит через смерть и повреждает память.

– Тогда что им мешает добывать доказательства? – Илья поднял голову. – Почему вы, живые, так рискуете собой?

– Смерть, – повторила я. – Мешает смерть, неизбежно травмирующая необходимые участки мозга и провоцирующая мутации души. Для мёртвых бессмысленно то, что важно для живых. Отомстить за свою гибель – да, важно, защитить сестру по силе – да, важно, сберечь род – тоже очень важно. А вот терять три часа на какую-то нечисть, расспрашивая и записывая, когда её к тому же хочется немедленно съесть, ибо на перерождение уходят все силы, – очень глупо. И мы не требуем от природы невозможного.

Он помолчал, а потом снова поднял голову, и, глядя на меня, напомнил:

– А моя доля?

– Есть. Не вся информация, отдельные фрагменты, но их, поверь, хватит. Сам увидишь, – я тоже выдержала паузу и осторожно спросила: – Ты поэтому так настойчиво ищешь доказательства невиновности заклинателей? Понимаешь, что в любой момент можешь их подвести? Чтобы у общины было, чем обезопасить себя не только от обвинений ведьм Круга, но и…

Илья молча кивнул, и я почувствовала, как напряглись его плечи. И с ещё большей осторожностью предложила:

– Я, прости, не хочу лезть с советами… Я попрошу. Илюх, не торопитесь. Пожалуйста. Не ломайте дело. Не то… спугнёте. Дождитесь… момента. Вот как с этим «паучьим» – патовой ситуации. Тогда ваши новые козыри будут иметь гораздо больше веса, чем сейчас.

Наконец показался домик-склад. Приятель ничего не ответил, только остановился у порога и присел, спуская меня на землю. Но я знала, что он мои слова услышал. И к сведению принял.

Анатоль Михайлович, добыв из подпола спальный мешок, беззаботно спал у дальней стены. Мы один за другим спустились вниз, и я, закопавшись в ближайший продуктовый ящик, сгрызла первый попавшийся кусок сыра, закусила огурцом и выпила наконец лечебное зелье.

– Кофе хочу, – Илья с отвращением изучил сухой паёк, – и борща. Горячего.

– От бабы Любы? – я взялась за помидор. – Его ты нескоро поешь. Но вон в том красном жбане кипяток. А кофе и чай – в синем ящике. Заваривай. Мне тоже. Спасибо.

Ящики стояли вперемешку – открытые с едой, закрытые с одеждой, и я удобно устроилась на одежном, точно между сыром и овощами, чувствуя себя почти счастливой. И почти опустошённой. Одна цель, к которой я долго шла, достигнута. Вторая – почти смоделирована. Осталось… дотерпеть. И думать о том, что попроще и поудачнее.

– А насчёт гробниц, святилищ и озёр… Это правда? – приятель заварил кофе.

– Ясно дело, – я кивнула. – Мифы правдивы. Своеобразно, но правдивы. И если знаешь, в чём она заключается, эта своеобразность…

Он протянул мне кружку, сел на ящик напротив, посмотрел внимательно и усмехнулся, сообразив. Один «реликварий» отыгран – на сей раз, думается, окончательно, и ему на смену пришёл второй – Мёртвое озеро.

 Запахи и вкусы на «дне морском» тоже были своеобразными – с привкусом морской соли, водорослей и прочих гадов. Мы молча ели и молча думали. Я привычно уже планировала, а Илюха нахмурился и…

– Об опасности клятвы могла бы и раньше предупредить.

Я закатила глаза:

– Да кабы знать, где упадёшь… Десять лет нас не трогали, четыре года я жила фактически в изоляции… Но я предчувствовала. И старалась от тебя отвязаться. Сколько раз я намекала? И чем ты отвечал? Да проще сразу тебе отдаться, чем объяснять, почему не могу.

Он ухмыльнулся:

– Ну почему же… Вот ты показала колено…

– Когда ты совсем докопался. Дальше не лезь, – я нахмурилась. – Всё. Едешь в приют.

– Зачем? – Илья заинтересованно вгрызся в бутерброд.

– Затем, что битва неизбежна. Вспомни-ка некрополь… и Анюту. Слышал, что она убежала искать после похорон тёти? Вспомнил? И наблюдатели рано или поздно сообразят, где сходятся все дороги. Плюс рядом с приютом