Книга Здесь все взрослые - Эмма Страуб

– Точно! – воскликнул Август. – Я видел! Сесилия, давай! Почему нет?

Берди взяла ножницы и уперла руки в бедра.

– Август, сбегаешь через дорогу за пиццей? А я пока начну. – Она вытащила из заднего кармана кошелек и передала ему.

– Не оставляй меня! – воскликнула Сесилия. – Ой, нет, я хочу пиццу! Оставь меня, но возвращайся скорей! – Август кивнул.

– Запри за собой дверь, ладно? – попросила Берди. – Ключи на столе.

Август подхватил ключи, вышел на улицу и захлопнул дверь. Мейн-стрит погрузилась во тьму, стояла глубокая осень, и для борьбы с вечерней прохладой требовался свитер. Август был лишь в футболке и даже думал вернуться, однако в пиццерии оказалось тепло. Он сел, немного подождал, забрал коробку с пиццей и на улице увидел, как из здания на углу выходят двое.

У родителей Августа имелась теория: кто-то это здание придерживает, ждет, когда в город придут большие деньги. Несколько лет назад большая аптечная сеть, «Райт эйд», купила старую бакалейную лавку на окраине города, и все будто с ума сошли, испугались, что Клэпхэм в мгновение ока превратится в бездушный торговый центр. Родители Августа даже подготовили петицию: «Магазины маленькие, зато свои». Отовариваться в «Райт эйд» они отказались наотрез. Об этом здании у развязки Рут и Джон говорили постоянно – если его купил кто-то из местных и просто ждет, когда появятся деньги на строительство, Рут об этом знала бы, она входит в городской комитет. А если его прикупил какой-то корпоративный гигант, ей бы тоже было известно. Рут и Джон считали, что самый подходящий вариант – хорошее кафе-мороженое либо большая закусочная, где продают сэндвичи.

Улица погрузилась во тьму, кое-где попадались фонари, высокие и изящные, и Август подумал о Париже, где он никогда не был. Фонари из кованого железа, с элегантным изгибом, даже забываешь, что они сделаны из чего-то жутко прочного. Прямо на углу в желтом круге фонарного света стоял дядя Сесилии, Эллиот, он пожал руку другому мужчине, и тот ушел. Эллиот посмотрел ему вслед, потом повернулся в сторону «Стрижем красиво» и вместе с Августом увидел в окне Сесилию и Берди. Сесилия смеялась, Берди тоже, и Август – Робин, в голове она всегда была Робин – начала думать, какую прическу когда-нибудь сделает себе. Что-то русалочье, как у ее мамы, длинные распущенные волосы, на которые иногда случайно садишься.

– Может, зайдете? – предложил Август. Эллиот вздрогнул от неожиданности. – Мы с Сесилией – друзья. Угостим пиццей, – и он показал на окно уголком коробки.

– Конечно, почему нет? – согласился Эллиот.

Он несколько раз провел рукой по волосам и перебежал через дорогу, взял у Августа пиццу, пока тот отпирал дверь.

Берди работала проворно и быстро. На полу собралась внушительная горка волос Сесилии.

– Дела идут, – сообщила Сесилия, указав лицом на пол.

– Опусти подбородок, – попросила Берди.

– Я нашел твоего дядю, Эллиота, – сказал Август.

– Что? – Сесилия выглянула из-за стены волос.

– Привет, Эллиот, – кивнула Берди. – Приятный сюрприз.

Август достал из коробки кусок пиццы, переложил его на бумажную тарелку и аккуратно поместил Сесилии на колени, сам уселся в соседнее кресло и занялся своим куском.

– Я хотел с тобой поговорить, Берди. – Эллиот взял пиццу и разломил кусок пополам.

Берди подняла голову, ножницы застыли в руке. В зеркало она взглянула на Сесилию. Сесилии хотелось одного – чтобы люди перестали посвящать ее в свои тайны. Нет, не навсегда, хотя бы на время. Собственно, никаких тайн дядя ей не доверял. А на что она наткнулась в ящике его стола, Сесилия никому не сказала, значит, можно считать, она ничего и не видела.

– Что случилось? – спросила Берди.

Очки полуспущены на нос. Она старалась превратить Сесилию в картинку и делала это бесплатно. Своего дедушку Сесилия никогда не видела, даже не представляла, что он был за человек, но ей нравилось наблюдать, как Буля и Берди милуются на кухне, когда думают, что ее нет поблизости. Порой Сесилии казалось, что ее особое могущество – умение растворяться в пространстве и превращаться в серые обои. Катрин думала, что она будет держать язык за зубами. Август тоже. Эллиот позвал ее в дом, считая, что шарить по его ящикам она и не помыслит. Ее удел – статистка, главная роль не для нее. Даже сейчас акт превращения совершает Берди, а Сесилия – просто голова в кресле.

– Так что? – Берди продолжала щелкать ножницами.

Август держал пиццу перед ртом Сесилии, давал ей откусить кусочек и тут же убирал, чтобы на еду не попали волосы.

– Хотел поговорить с тобой о здании на углу, – продолжил Эллиот. – Не уверен, что мама знает, но его купил я.

– Правда? – Берди даже остановилась. – Ты же знаешь, что у Астрид это пунктик? Знаешь, конечно. Или нет? Она очень хочет, чтобы в нем что-то заработало, а я ей говорю – обязательно заработает. Значит, его купил ты?

– Да, – подтвердил Эллиот. – Именно так.

– Отлично! – одобрила Берди. – И что ты с ним надумал делать? Ведь у книжного магазина Сьюзен и у меня восемнадцать лет один и тот же хозяин. Еще до того, как я приехала в Клэпхэм. Да и «Спиро» здесь испокон веков. И Фрэнк. Для местных это очень важное событие, так что на тебе – большая ответственность. Тем более ты живешь здесь. Хозяева обычно держатся от своей собственности подальше. – Она снова занялась Сесилией, мягко опустила ей голову.

– Согласен, – сказал Эллиот.

– Что вы хотите тут построить? – поинтересовался Август. – Когда покупали, наверняка о чем-то думали?

– Все не так просто, – ушел от ответа Эллиот. – Я ведь купил недвижимость, а не услуги.

– Но вы же здесь живете, – напомнила Сесилия.

– Вам понадобятся сотрудники, – вставил Август.

– Этим деткам палец в рот не клади, – усмехнулась Берди.

– Вот бы открыть тут музей Инстаграма, – мечтательно произнесла Сесилия. – Есть места, которые для того и созданы, чтобы люди туда приходили, что-то снимали, а потом выкладывали в интернете.

– Ты это сейчас выдумала? – спросила Берди. – Разве такое есть?

– Есть, – подтвердила Сесилия.

– Думаешь, людям это нужно? – спросил Эллиот с озабоченными нотками в голосе.

Сесилия и Август переглянулись в зеркале и прыснули со смеху.

– Я знал, что ты шутишь.

Видно было, что Эллиот переживает. С ним такое часто случалось: что-то делаешь и сам знаешь – не то. А вот его брат, Ники, всегда делает то`, за редкими исключениями. Даже когда совершает вселенскую глупость, ему сходит с рук. Портер – то же самое. Его брат с сестрой могут вместо водных лыж встать на цементные плиты – и все равно заскользят по водной глади. У них есть важная черта – они уверены в себе. И эта уверенность позволяет им не думать о деньгах, не мечтать о большом доме, о нормальной жизни – с точки зрения окружающих. Когда Эллиот смотрел на экстравагантную женитьбу своего брата, на его крохотную квартирку или на отказ сестры вступить в брак хоть с кем-нибудь, ему становилось за них неловко, однако и за себя тоже – им явно не требовалось то, что требовалось ему, внутри у них работал какой-то двигатель, которого не было у него, который позволял им жить в своем ритме, а ему нравилось двигаться общей колеей. И в своей семье Эллиот чувствовал себя чудаком, потому что сначала женился, а потом завел детей, просчитал их появление на свет, и вообще, покупал кухонную утварь по каталогу.