Книга В бессердечном лесу - Джоанна Рут Мейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я слишком долго был глупцом. Не стоило мне так цепляться за душу ведьмы.
– Я думал, именно она и давала вам силу. Вашу долгую жизнь.
– Поначалу, – соглашается он. Его голос звучит будто издалека. – Но с тех пор я давно научился собственному колдовству.
Перед глазами все размывается. Сердцебиение замедляется. Я ускользаю от реальности и больше никогда ее не увижу.
Внезапно грудь обдает жаром, из горла непроизвольно вырывается крик. Я открываю глаза и вижу, что король коснулся моей раны и приказал плоти срастись.
– Мой дорогой Оуэн, я не могу позволить тебе умереть здесь. Я по-прежнему планирую забрать твою душу, знаешь ли. И теперь у меня есть все, что требуется.
Вздрогнув, я прихожу в чувство. Он не исцелил мое сломанное ребро, или рану на ноге, или лицо. Все тело покрыто осколками от взорвавшегося потолка. Теперь, когда смертельная рана исчезла, боль кажется даже более острой.
– Все, что требуется, чтобы забрать мою душу?
– Все, что требуется, чтобы поймать древесную сирену. Ее частица. – король стучит по пузырьку с помятыми листьями. – И наживка. – Его лицо расплывается в улыбке, но ужасные, ужасные глаза остаются мрачными. – У меня есть и то, и другое.
Король сам тащит меня в темницу – несмотря на всю его магию, я едва могу идти. При каждом вдохе сломанное ребро отдает стреляющей болью, и если в ближайшее время не вытащить стекло из ноги…
Я плетусь по той же дороге, по которой шел всего пару часов назад, чтобы увидеть отца. Через тюремный двор, где изумленный Тристан смотрит на меня с нескрываемым ужасом, вниз по длинному лестничному пролету. Все это время король не выпускает моей руки. Его жар немного ослаб, но я чувствую, что он притаился внутри, словно зверь, готовый вскинуть голову по приказу.
Он тащит меня вдоль ряда камер к той, где отец сделал свой последний вдох. Тело уже унесли, от него не осталось ни следа.
Король открывает дверь камеры напротив той, в которой сидел отец. Толкает меня внутрь, и я с кряхтением падаю. Из глаз текут слезы. Я даже не пытаюсь поднять голову.
– Сколько? – спрашиваю я и ненавижу себя за это. Даже не знаю, о чем конкретно я спрашиваю. Сколько меня здесь продержат? Сколько мне осталось жить?
Король улыбается в мигающем свете факела.
– Пока ты мне не понадобишься, Оуэн Меррик.
Я закрываю глаза и отворачиваюсь.
Дверь тюремной камеры с грохотом захлопывается. В замок вставляется ключ.
Его шаги затихают дальше по коридору.
Я остаюсь один в темноте.
С рогов матери
стекает кровь.
Лицо шелушится,
сбрасывая старую кожу.
Она облачена в шиповник,
обвивающий ее, как блестящие смертельные змеи.
Мама использовала магию, чтобы достать меня из башни,
забрать от Оуэна и Пожирателя Душ.
Теперь
она
меня
убьет.
Она хватает меня за плечи, глубоко впиваясь когтями в кожу.
Отрывает от земли.
Мои ноги беспомощно болтаются в воздухе,
из рваного плеча
стекает
по руке
кровь.
– ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛА?! – кричит она и проводит второй рукой по моему лицу, оставляя глубокие порезы на щеках.
Затем швыряет меня на землю.
Я не могу дышать.
Перед глазами
кружатся звезды.
Мне страшно.
Я
еще
никогда
так
не
боялась.
– Ты виделась с ними. – мама срывает ветку шиповника с платья и грубо связывает мне руки. – Со своими братьями.
Шипы вонзаются в кожу.
На траву льется
янтарно-алая кровь –
последние капли
моей человечности.
– Я чую их вонь на тебе, чую запах чудовищной, кощунственной формы, которую ты принимала. Она до сих пор липнет к тебе, как мох. И зачем? Зачем?! Чтобы защитить человека!
Из глаз
течет роса.
Я глотаю
и глотаю воздух.
– Я знаю! ЗНАЮ! Деревья наблюдали за тобой и все рассказали, когда я попросила. Они сказали, что ты не только пощадила его, но и делала это снова, и снова, и снова. Что ты прятала его от сестер и пригласила в свою постель!
– Я поцеловала его. Дважды. На этом все.
Я все еще чувствую
мягкость,
теплоту
его губ,
острую щетину на подбородке.
Мама срывает еще одну ветку шиповника с платья. Бьет меня ею по животу. Шипы рвут платье служанки и нежную кору моего живота.
Из горла вырывается крик.
Янтарь и рубин.
Сок и кровь.
Крики.
Все мои.
– Ты ПОСМЕЛА, ПОСМЕЛА полюбить ЧЕЛОВЕКА, а затем стать ПОДОБНОЙ ему?!
Она связывает мои щиколотки еще одной веткой.
Закидывает меня на плечо,
как мешки с мукой, которые поварята
таскают каждое утро.
Мое лицо и тело падают
на колючее платье.
Я не могу отличить ночной воздух
от свирепой, неистовой боли.
Каждый ее шаг –
еще один прилив жгучей агонии.
Я шепчу в платье:
– Куда ты меня несешь?
– В лес, дочка.
– Там ты меня убьешь?
Роса смешивается
с кровью на лице.
Страх
пожирает
меня
изнутри.
Мама несет меня во тьму.
– Там ты прочувствуешь каждую каплю своего предательства. Там ты умрешь.
Я смирился с мыслью, что умру здесь. Даже хочу, жду этого. Тело затекает на твердом полу. Холод пронизывает до костей. Разум улетучивается. Я думаю о ветре среди деревьев, об Авеле, прижимавшейся к моей груди. О фиалках и светлячках. О звездах и чае с корицей. Мне больно дышать, двигаться, думать о чем-либо еще, кроме этих обрывочных образов.