Книга Король гоблинов - Кара Барбьери

«Пожалуйста, пусть Диаваль поправится», – взмолилась я всем богам, которые только могли проявить интерес к смертным.

Роуз кивнул, аккуратно подхватил раненую вместе с вещами и перекинул ее за спину. Диаваль обхватила рыжеволосого гоблина за плечи, а ноги свесила. В детстве отец часто катал меня с сестрами подобным образом.

Затем Розамунд намотал завязки мешка на руку и продел локти под колени колдуньи, чтобы ноги у той не болтались, но и не напрягались.

После этого мы продолжили путь, практически не останавливаясь, пока горизонт не окрасился красно-оранжевыми разводами заката. Тогда Лидиан объявил, что мы добрались до границы между мирами.

* * *

Той ночью, что отделяла нас от решающего сражения, особенно необходимо было отдохнуть, но никому из сбившихся в тесную группу путников не удалось сомкнуть глаз. Диаваль то и дело стонала. Лидиан через равные промежутки времени проверял ее рану. Сеппо прижимался к Розамунду, и в какой-то момент мне пришлось отвернуться, чтобы предоставить им хотя бы намек на уединение. Я же лежала в одиночестве, смотрела на лук с колчаном, которые оставил Сорен, и отчаянно желала видеть его самого, чтобы можно было уткнуться в плечо и расплакаться.

Боеспособных членов команды осталось всего четверо. Силы оленя покинули меня, правитель Пермафроста ушел, а Диаваль металась в лихорадке. Но хуже всего было дурное предчувствие: этих жертв окажется недостаточно, чтобы предотвратить конец света. Тревога разрасталась в душе, обжигая так сильно, что хотелось кричать, биться в истерике и крушить все на своем пути. Если нам с Сореном еще когда-нибудь доведется встретиться, в этом мире или следующем, я наброшусь с обвинениями на эгоистичного короля гоблинов и буду колотить его по груди, пока не получу ответ, ради чего такого важного можно было бросить нас перед лицом верной гибели? Неужели задетая гордость того стоила? Или неспособность принять тот факт, что теперь кто-то окажется сильнее и быстрее? Мне хотелось накричать на Сорена, повторяя его собственные слова о любви, ненависти и травме, сказанные мне давным-давно. Хотелось спросить, почему меня ему было недостаточно. Неужели мы не могли умереть вместе?

По щекам покатились горячие слезы, и в этот раз я не пыталась их остановить. Разве можно сдержать океан, прорвавший плотину? Горе затопило меня, накрыв с головой. Рыдания и ругательства хлынули бурным потоком.

Спустя полчаса я вытерла глаза. Не следовало впустую тратить драгоценное время, отведенное на сон. Диаваль посоветовала бы мне не плакать, а драться за двоих, чтобы она хотя бы мысленно участвовала в сражении. Она посоветовала бы мне не горевать, а убить то чудовище, которое готовилось обречь на гибель девять миров. А если ничего не выйдет, то перед смертью бесстрашно плюнуть твари в лицо, метафорически выражаясь.

Именно так я должна была поступить. Ради Диаваль.

Когда я наконец уснула, то увидела мир, охваченный огнем.

21. Мы все умрем

Неудивительно, что я проснулась задолго до рассвета и наблюдала, как красные и розовые полосы постепенно окрашивают затянутый облаками небосвод. Слишком много мыслей омрачали сознание, а через несколько часов предстояло сражение с монстром, сильнее которого нам еще не доводилось встречать. Наши ряды поредели: Сорен ушел, а Диаваль была не в состоянии биться.

Обычно в таких случаях кто-то придумывал безрассудный, самоубийственный план, и он срабатывал благодаря какому-нибудь счастливому стечению обстоятельств. Однако сейчас никто среди нашей компании не чувствовал вдохновения. Все вели себя так, будто не сомневались, что сражение закончится гибелью: Диаваль, Сорена, нашей. Что произойдет с силами оленя, если я умру? Мне до сих пор не удавалось дотянуться до сверхъестественной половины своего разума, сколько бы ни старалась. Может, способности уже покинули мое тело и перетекли к кому-то другому? К тому, чья жизнь не находилась под угрозой?

В какой-то момент ко мне подсел Роуз и произнес тихо, стараясь не разбудить остальных:

– Кстати, я очень сожалею, что Сорен ушел. Не представляю, почему он так поступил, но бросить тебя разбираться с проблемами в одиночку… Этот засранец мог хотя бы записку оставить.

Я молча кивнула. Сорен не любил оставлять записки. А еще он никогда раньше не покидал поле боя в самый разгар сражения. Несмотря на недостатки, король гоблинов не был трусом. А недостатки… У кого их нет? Вот только мне казалось, что мы с ним постепенно учимся открыто обсуждать то, что нас беспокоит. Возможно, я знала возлюбленного не так хорошо, как представляла себе.

Однако какой смысл сейчас об этом думать? Перед нашей группой стояла задача – убить врага и предотвратить конец света. Шансы на победу были невелики, но все же имелись. А причины исчезновения Сорена теперь не важны. К чему размышлять, зачем он это сделал и почему? Это не принесет облегчения. Я должна взять себя в руки и смириться с ситуацией, как бы ни сжималось от боли сердце.

– Как дела у Диаваль? – спросила я, когда повисла неловкая тишина.

– Личинка съела все отмершие ткани, не тронув здоровые, так что мы ее вытащили. Рана больше не гноится, но по-прежнему выглядит воспаленной, а кожа вокруг нее побагровела. – Розамунд вздохнул и покачал головой. – Скорее всего, трюк Лидиана спас жизнь нашей упрямой подруге.

– Как по мне, так слова «Лидиан» и «спас жизнь» плохо сочетаются. Он всегда заботится только о собственной шкуре. Раньше он безо всяких проблем ставил равновесие сил Пермафроста под угрозу и калечил ни в чем не повинных людей. – Во рту пересохло от воспоминаний. – Я стараюсь не осуждать направо и налево, как делала всегда, но некоторые вещи просто невозможно забыть и простить. Однако ты прав: я благодарна Лидиану за помощь Диаваль, как бы странно это ни звучало.

– По крайней мере, он уже не ведет себя как безумец, сам не понимающий, что болтает, – заметил Роуз.

– Просто чудо, – фыркнула я.

– Но Диаваль пока не просыпается, – уже более серьезно произнес собеседник. – Она жива, но забытье не кажется обычным сном, потому что разбудить ее не удается. Неизвестно, сколько времени колдунья проведет в подобном состоянии. Не представляю, чем мы можем ей помочь.

– Она обязана очнуться. Пусть даже не сумеет сражаться. Диаваль – самая сильная из всех нас, и лишь благодаря ей мы сейчас находимся здесь. Даже если не принимать во внимание ее магию, спасавшую нам жизнь много раз, команда таких вспыльчивых и непримиримых существ, как мы, нуждается в присмотре мудрой посредницы.

– Пожалуй, ты права, – усмехнулся Розамунд.

Я открыла стоявший рядом мешок, достала миску с пеммиканом и доела последнюю порцию. Даже запив водой, загустевшую массу едва удалось проглотить. Казалось, ее вкус стал еще более противным, чем раньше. Я не удержалась и снова скривилась от отвращения.

– Вот гадость! – с трудом отлепив язык от неба, пробормотала я, а потом спросила ухмыляющегося Розамунда: – Сеппо когда-нибудь рассказывал, как мы с ним познакомились?