Книга Венец Чингисхана - Наталья Александрова

Августа висела на раме, медленно раскачиваясь. Под ее весом ржавые петли с треском отдирались от оконного косяка, рама медленно, страшно кренилась. Ирина выглянула в окно, попыталась подтолкнуть падающую – и тут Августа мертвой хваткой вцепилась в подол ее длинной бесформенной юбки.

Ирина вскрикнула, попыталась оторвать руки от подола, но ее уже тащила в пустоту страшная, непреодолимая сила…

В то же мгновение рама с треском оторвалась. Августу подхватил горячий городской воздух, и на какое-то безумное мгновение женщине показалось, что она научилась летать.

Они и вправду полетели – внизу Августа, за ней – Ирина с расширенными от ужаса глазами, но полет продлился недолго и закончился страшным глухим ударом и вечной тьмой.

На кладбище стояла тишина.

Из-за угла часовни вышел, опираясь на длинный суковатый посох, нищий старик с редкой белоснежной бородой. Он протянул ко мне смуглую морщинистую руку и проговорил негромким, дребезжащим старческим голосом:

– Подай мне сколько-нибудь, высокородная царевна! Подай бедному старику!

– Я не царевна, – проговорила я, улыбнувшись одними губами. – Я немногим богаче тебя, дедушка!

Однако я наскребла в кармане какую-то мелочь и положила ее в сложенную лодочкой ладонь.

– Благослови тебя Бог, царевна! – проговорил старик, поклонившись. – Тебе вот туда!

Я пошла вперед по той дорожке, на которой незадолго до того рассталась с экскурсоводом.

Дорожка становилась все уже и уже, могилы по сторонам – все старше, а главное – они были все более заброшенными. Вместо гранитных и мраморных памятников из травы выглядывали невзрачные плиты с полустертыми надписями и покосившиеся кресты. Трава на дорожке росла все гуще, видно было, что здесь уже давно никто не ходил.

Впрочем, я была не права: навстречу мне брели, негромко разговаривая, пятеро пожилых гастарбайтеров – поношенные, заляпанные краской спецовки, бесформенные шапочки, плоские восточные лица в сетке морщин, узкие глаза. Один из них катил тачку, в которую было сложено несколько лопат и тяжелая кирка.

Я посторонилась, пропуская их. Один из работяг покосился на меня, проговорил с сильным акцентом:

– Дэвушка, ты туда нэ ходи, нога сломаешь!

Я отмахнулась от него и пошла дальше.

Наконец дорожка и вовсе пропала среди густого бурьяна. Прямо передо мной рос куст жасмина, густо усеянный цветами и распространявший терпкий сладковатый запах.

Я по инерции шагнула вперед, раздвинула ветки, полные цветов и листьев, и увидела впереди, за зеленой завесой, маленькую уединенную полянку, на которой находилось несколько старинных надгробий, скрытых кустами от посторонних глаз.

Обойдя жасминовый куст, я огляделась по сторонам.

Я действительно оказалась на небольшой круглой поляне, со всех сторон окруженной цветущими кустами жасмина, наполненной его дурманящим, приторным запахом.

Эту часть кладбища наверняка давно никто не посещал. Между могилами выросла густая высокая трава, но сами надгробия хорошо сохранились. В самом центре стоял памятник, который я не могла не узнать – уменьшенное подобие античного храма с четырьмя колоннами по углам, с треугольным фронтоном и круглым куполом. Все в точности как на снимке в дореволюционной газете, в точности как на бронзовой лампе из мастерской Василия Ивановича.

Вокруг этого центрального памятника по сторонам поляны располагались еще несколько надгробий – не таких высоких и помпезных, но тоже довольно старых и хорошо сохранившихся.

Но меня интересовала могила моего предка полковника Гузеева.

Я подошла к ней, прочитала надпись на фасаде античного храма:

«Здесь покоится полковник Антон Иванович Гузеев, верно служивший Богу, Царю и Отечеству».

Ниже были выбиты даты рождения и смерти.

Ну вот, я пришла сюда, на могилу своего прапрапрадеда, – и что теперь? Разные люди много раз повторяли мне, что я избрана какими-то высшими силами, звездами, мировым правительством или кем-то еще, что передо мной стоит высокая цель – и я должна к этой цели стремиться, забыв о своих собственных низменных интересах, вроде жилья, работы и средств к существованию. И я как последняя дура носилась по городу в поисках неизвестного артефакта. И наконец оказалась здесь, в заброшенном уголке кладбища, – и теперь не знаю, что делать.

Я снова взглянула на надгробие полковника, на венчающий его купол, украшенный бронзовым крестом, пятиконечной звездой и полумесяцем. Снова мелькнула прежняя мысль: крест и полумесяц – понятно, это символы ислама и православия, а звезда-то при чем?

Проследив за лучами этой звезды, я заметила, что они указывают на остальные могилы. Их было пять, они располагались вокруг центрального надгробия и были повернуты к нему лицевыми сторонами гранитных плит с именами покойников, как будто пятеро каменных часовых внимательно и неотступно стерегли могилу моего предка. Отсюда, с середины площадки, я смогла прочитать имена на этих плитах:

Ротмистр Сельдукеев.

Штабс-капитан Рахманов.

Хорунжий Джабраилов.

Подполковник Ахалабеков.

Капитан Каримов.

Должно быть, здесь похоронены сослуживцы моего предка, как и он, перешедшие из ислама в православие – в противном случае их не похоронили бы на этом кладбище.

Впрочем, это нисколько не помогает мне решить основной вопрос: что мне делать дальше?

Тут сквозь приторный запах жасмина пробился другой аромат – сухой и тревожный. Я осознала, что держу в руке букетик, купленный у старухи перед воротами кладбища, и решила, что раз уж пришла сюда с цветами, нужно положить их на могилу предка.

Я подошла к надгробию, опустилась на одно колено и положила букетик к подножию храма. При этом снова почувствовала странный, волнующий запах – запах степи, запах вечности, запах дальних странствий.

Не поднимаясь с колен, я случайно подняла глаза на памятник. Солнце ярко светило сквозь ажурную бронзовую звезду на куполе, падающие сквозь нее лучи обрисовывали на основании надгробия контур звезды, и в самом центре этого контура я увидела отверстие в каменной плите.

Я сунула руку в карман джинсов и нащупала там ключ, который нашла в тайнике Павла Васильевича вместе с квитанцией на лампу.

Движимая внезапной догадкой, достала этот ключ, вставила в отверстие…

Ключ вошел в каменную плиту легко и плавно, как в хорошо смазанную замочную скважину. Я повернула ключ – и передняя стена надгробия отодвинулась в сторону, как будто в античном храме открылись ворота, чтобы впустить участников богослужения.

В волнении я заглянула в темный проем.

В глубине каменной ниши стояла шкатулка.

Я вытащила ее на солнечный свет. Это была простая деревянная шкатулка с вырезанными на крышке иероглифами.