Книга Уроки правильной ориентации - Александра Ермакова

— Это ничего не значит! — возвращает на бренную землю и уходит.

Кухонная психология, с доктором Ильиной

Сижу на лестнице и жду, когда кто-нибудь меня заберёт. Прошло уже столько времени, что я успела трижды сменить своё отношение к только что произошедшему.

Сначала казалось, что всё прекрасно, и мне плевать на сучку-Валикову, игры с переодеваниями и прочее — главное, что я люблю этого человека, а он любит меня. Оба факта казались совершенно очевидными.

Затем переиграла ситуацию и пришла к выводу, что Саша — полный придурок, который не стоит моего внимания! Я имею право обижаться, и даже, быть может, никогда с ним больше не разговаривать!

Шутка ли?! Снова поманить и бросить. Да и не манилась я! Так, на эмоциях затащила на лестницу. лишь поговорить хотела! Не более того!

Новый “приход” сделал меня крайне несчастной. Слёзы, грусть-печаль-тоска, и моё большое красивое “горе”.

Вот так по кругу, по кругу.

И нет, это не шизофрения или вроде того, я просто с собой в прекрасном диалоге!

Когда Ника и Роня меня всё же находят, торопят идти на сцену за короной, а я так сильно устала, что хочу домой.

Однако, всё равно переодеваюсь в новый наряд, цепляю на себя улыбку и прусь на сцену.

Там, ожидаемо, раздают места тем, кто заслужил… И это не я! Со своим “Мисс Вдохновение” спускаюсь к маме и девочкам, счастливая уже оттого, что могу уехать отсюда, но до последнего озираюсь. Взгляд цепляется за крайне странную парочку: Валикова и. Игнат?

Эти двое стоят очень близко и увлечённо о чём-то беседуют.

— Они знакомы? — Пихаю в бок Нику, кивая на парочку. Подруга безразлично жмёт плечами:

— Плевать! Я так и не смогла с ним поговорить, хотя намекала и шанс был, — она явно обижена сим фактом, но я в душу не лезу. Мне бы со своей разобраться.

Ко мне едем на машине. Девочки и мама активно обсуждают все номера, костюмы и справедливость оценок. Конечно же, у них были совсем другие ставки, а я к своему стыду даже не видела, что там у других с творческими номерами.

— … ну Саша, просто Бо-о-о-о-о-ог! — восклицает мама, вытягивая шею, приглядываясь к дороге. Мы уже во дворе и она паркуется в плотном ряду соседских машин.

— А-а-а, — тянет восторженно Роня. — Я так этого ждала! Номер вышел зашибенский!! Ника, вы были просто восхитительны!

— Спасибо, Димас постарался! — улыбалась Ника. — Вера, мне кажется, что это был твой лучший танец!

Обе, как будто что-то скрывают, а я не успеваю толком задать хоть один из сотни вопросов, что крутятся в голове. Кто всё это утсроил? Кому тут говорить "спасибо" и целовать руки? Вместо того, чтобы насесть на девочек, выдаю первое, что беспокоит сейчас:

— Он меня поцеловал, — и, “бум”, мама “припарковывается” в "Шестёрку" соседа.

Пока мама решает вопросы со страховкой и бампером, мы с девочками ждём её на кухне и даже не включаем свет. Это будто возвращение к истокам. темнота, тишина. Мы пьём чай и каждая занята своими мыслями. Роня сидит, свесив ноги на подоконнике, разделяющем кухню с лоджией. Ночной морозный воздух за окном, будто искрится, а свет фонарей добавляет ему магии. И наша рыжая девчонка во всём этом волшебстве — как маленькая богиня.

Ника прямо на столешнице кухонного уголка, скрестив по — турецки ноги. Обнимает обеими руками кружку. Она поэтично-утонченная, не смывшая макияж, но распустившая волосы. Как уставшая после тяжелого дня дива, всегда одинокая, но всеми любимая актриса большого кино.

И я. В углу кухонного икеевского диванчика. Уже “в домашнем”, без макияжа, с простым хвостом, иначе от кудрей чешется шея.

Так, должно быть, выглядят после бала задолбавшиеся королевы.

— Мне порой кажется, что я всегда буду одна, — начинает Ника, и мы с Роней к ней оборачиваемся с хмурыми лицами.

— А Тём… — но Ника качает головой, и мой вопрос уже нет смысла завершать.

— Вчера звонил мне. Сказал, чтобы я не ждала извинений и цветов. Что срок давности нашей ссоре вышел. Что он не нашёл в себе никакого желания мириться, а значит ничего нет! Между нами! И я стала думать: к чему всё это?

— Вы так долго были вместе, — тихо бормочет Роня. Это не голос надежды, это обречённая констатация фактов. Да, были, а дальше что?

— А толку. Мне нравилось быть с Тёмой. Он весёлый и очень хорошенький. Он из тех, кто всем нравится. Даже ботанше вроде.

—. меня! — подсказываю, и все беззлобно хихикают.

— Даже ботанши вроде Веры ему симпатизировали. Даже скучные заучки, как та же Машка Виноградова, смеялись над его шутками. Он шут гороховый, но крутой. И мне это нравилось! А ему нравилось, что я звезда из звездного трио. И что я блондинка. И что.

— Ника замолкает и просто смотрит какое-то время в одну точку. — В общем мы притворялись, что это любовь. И к счастью только притворялись, а не любили. Это хорошо.

— А дальше?

— Дальше. Сегодня мне Дима сказал, что был всё это время в меня влюблён…

Мы с Роней переглядываемся и синхронно качаем головами.

— Ты пока не готова? — спрашиваю у Ники, она кивает.

— Дима — это серьёзно. С ним или навсегда — или никак.

Мы согласны. Совершенно с каждым словом согласны. Потому Ника больше ничего не говорит. Зато Роня перенимает эстафету:

— Вы же всё поняли про нас с Егором Ивановичем, да?

— Когда уже на ты перейдёшь? — морщусь я. Аномально слышать от подруги по отношению к ЕЁ мужчине такое официальное "выканье".

Роня выглядит необычно. Как человек, у которого есть какая-то нежная сердечная тайна. Её любовь будто бы так велика, что прячется в глазах и тихом голосе, скрытая от всех, но всё-таки огромная. И стоит приоткрыть эту завесу — все, присвистнув, отходят в сторону, давая дорогу монументальному чувству.

— Никогда, наверное, — смеётся она. — Но мне кажется вот что… он мой, чтобы кто ни говорил. Ни Иванова, ни кто-то другой ни за что не убедят меня, что Егора Ивановича можно украсть.

— А он это знает?

— Знает. Думаю, именно это его и пугало раньше.

— Почему взрослые мужчины, порой так глупы? — озадачивается Ника, не обращаясь в сущности даже к Роне, но та кивает.

— Может, потому что трудно признать, что твоя жизнь вот-вот изменится полностью, когда тебе уже за тридцать? Другое дело мальчишка, который в двадцать обещает золотые горы.

Мы с Никой солидарно киваем. Роня сказала что — то очень умное и достойное цитирования.

Ночью, с чаем в темноте кухни, любая фигня кажется умной.

— Вера, — зовёт Ника. — Ты его простила за переодевания?

— Я не знаю, — отзываюсь я и пытаюсь найти в себе то, из-за чего злилась. Хоть какой-то отголосок ненависти.