Книга Камень - Станислав Минин

— Ваше сиятельство! — повернулся он наконец ко мне. — Примите мои самые глубочайшие извинения! — Хмельницкий поклонился. — Лучше Александра написать я не сумею!

— Это вы не мне, а вашему коллеге скажите! — усмехнулся я и, указал на школьного друга.

Сашка же, ещё ничего не понимая, переводил взгляд с меня на Святослава и обратно. Когда до него дошла суть сказанного, он покраснел и засмущался, в отличие от того же самого Хмельницкого, который в одночасье завладел вниманием Петрова. Пока они обсуждали какие-то свои художественные тонкости, мы втроём сумели перевести дух, и уже спокойно насладиться портретом.

— Лёш, так как на счёт обложки альбома? — спросила меня Леся.

— Точно подходит! — кивнул я. — А на следующий альбом у тебя Хмельницкий есть, что-нибудь придумает.

— Это да, творческая личность в высшей степени! — хмыкнула она. — Даже оторопь порой берёт…

— Да нормальный мужик, вроде, только с закидонами на почве рисования… — ухмыльнулся я.

В это время Хмельницкий при помощи Сашки Петрова сняли одну из картин в центре экспозиции и повесили туда портрет Алексии. Закончив, Святослав прокомментировал:

— Выставка будет длиться ещё две недели, практически все картины распроданы, и работа Александра займёт центральное место! — мой друг на это лишь скромно улыбнулся.

— Алексия, ты не против? — спросил он.

Она опять глянула на меня, и, получив моё молчаливое согласие, кивнула:

— Конечно, не против, Саша, какие могут быть вопросы! Но портрет всё равно мой!

— Это даже не обсуждается! — кивнул в ответ Петров.

Весь этот пафос, с выражением взаимных чувств и обязательств, опять остановил Прохор:

— Вечер-то будет продолжаться?

— Да! — взбодрился я. — Святослав, какие у вас дальнейшие планы?

— В гостиницу ехать. А что? — заинтересовался он.

— У нас по планам культовое место московского студенчества! — усмехнулся я. — Предлагаю посетить его вместе с нами! Где, если не в таких местах, искать вдохновение творческим людям?

— Это да. А Александр поедет?

Я посмотрел на Сашку, который, по моим впечатлениям, был готов меня расцеловать за лишнюю минутку общения с Хмельницким.

— Конечно, Святослав, конечно! — кивнул я. — Так мы едем?

— Я готов! — художник встрепенулся и направился на выход.

Пока мы рассаживались в «Волге», Прохор решал все вопросы с администрацией галереи — дал сколько-то денег, предупредил их, что Хмельницкий едет с нами развлекаться, что теперь центром экспозиции, по воле самого художника, является портрет некой девушки, который не продаётся, и чтобы они о сегодняшнем визите молодого князя Пожарского забыли совсем и навсегда.

Подъехав к нашему дому, Сашку Петрова и Святослава Хмельницкого оставили в «Русской избе», Прохор загонял «Волгу» в гараж, а мы с Лесей пошли переодеваться наверх.

— Лесь, сама видишь, не получилось у нас с тобой вдвоём сходить в «Приют»… — попытался я извиниться за произошедшее.

— Лёшка, ты что такое говоришь! — возмутилась она. — Давно у меня такого веселья не было! Только одно мне пообещай.

— Слушаю.

— Давай больше без этого твоего сиятельного гнева! А то было очень страшно! — девушка смотрела на меня серьёзно.

— Я постараюсь, Лесь. — кивнул я. — И зайди ко мне на секундочку.

Когда мы оказались внутри моей квартиры, я достал заранее приготовленную бархатную коробочку с кольцом и протянул девушке.

— Это тебе.

Она положила подаренную Хмельницким картину на диван, осторожно взяла коробочку и открыла.

— Лёшка, какая красота! — девушка аккуратно достала кольцо и одела на безымянный палец правой руки, не переставая любоваться игрой света в рубине. — Спасибо! — она кинулась мне на шею.

— Как по размеру? — смущённо поинтересовался я.

Леся разомкнула объятия и продолжила разглядывать кольцо.

— Чуть великовато. — сообщила она. — Но совсем чуть-чуть.

— Потом дам тебе адрес, поправят.

— Хорошо. — кивнула она. — А пока можно поносить? Оно такое красивое!

— Это теперь твоё кольцо, Леся. Носи на здоровье. — улыбнулся я.

— Лёшка! — она опять кинулась мне на шею.

Восторги девушки слегка поутихли только тогда, когда в квартиру зашёл Прохор. Она с гордым видом продемонстрировала ему кольцо, тыкая им моему воспитателю чуть ли не в нос.

— Смотри, что мне Лёшка подарил! — заявила она ему.

— А знаешь, сколько он его выбирал! — закатил глаза Прохор, и продолжил. — Лёшка угадал, тебе очень идёт!

— Я знаю! — продолжала любоваться кольцом Леся.

— Вы бы переодевались уже для своего этого «Приюта»… — хмыкнул Прохор. — А то я по дороге в ресторан заглянул, там эти два художника вовсю водочку понужают и уже руками машут, обсуждая достоинства и недостатки какого-то абстракционизма…

— Уважаемые соседи! — посерьёзнела Алексия. — Вот скажите мне, как на духу! А без приключений мы с вами куда-нибудь ходить будем?

Мы с Прохором переглянулись и дружно ответили:

— Нет!

— Я почему-то в этом и не сомневалась… — вздохнула девушка и улыбнулась. — Зато весело и с подарками! Пойду переодеваться. — она взяла с дивана картину и направилась в прихожую.

Когда за ней закрылась дверь, Прохор сказал:

— Я же говорил, что кольцо ей понравится. — на что я кивнул. — А Хмельницкого этого ты из-за Сашки потащил?

— Да. — улыбнулся я.

— Молодец, о друзьях надо заботиться, слишком их у нас мало. — похвалил меня воспитатель. — Тогда сделай следующий шаг, позвони деду и скажи, что тот портрет Алексии, который он хотел увидеть, выставлен в этой самой галерее. А ещё лучше договорись с этим самым Хмельницким на закрытый показ, он вон как языком чесать навострился, даже я заслушался, Главе Рода должно понравиться! — ухмыльнулся Прохор.

— Хорошая идея. — согласился я. — Может этот закрытый показ деду как подарок преподнести? А про портрет Леськи ничего не говорить?

— Соображаешь, Лёшка! Растёшь над собой! — он опять меня похвалил. — Переодевайся уже, сейчас Леська прибежит, да и этих двоих в ресторане без присмотра оставлять надолго нельзя.

Алексия явилась в джинсах в обтяжку и тёмной кофточке, и лишний раз продемонстрировала мне кольцо. Когда мы с ней спустились в «Русскую избу», Петров с Хмельницким уже допивали графин с водкой, закусывая груздями в сметане. Если Сашка был в норме, то подобного нельзя было сказать про Святослава — его лицо раскраснелось и покрылось испариной, движения стали дёргаными, галстук съехал на сторону и был в чём-то испачкан. Однако, появление Алексии произвело на него благотворное воздействие — Хмельницкий как-то сразу подтянулся, слегка пришёл в себя и даже занялся приведением своего туалета в относительный порядок. Когда мы уже подошли к «Приюту», художник был бодр и весел.