Книга Кенилворт - Вальтер Скотт

— А кто же тогда из его челяди, отвечай во имя неба, осмелился отвергнуть мое распоряжение, не допустив даже моего собственного врача к тому, кого я послала его лечить? — с изумлением спросила королева.

— Государыня, виновный перед вами, — ответил Уолтер с низким поклоном. — Я один во всем виноват, и милорд совершенно справедливо послал меня сюда искупить мою вину, за которую он так же ответствен, как сновидения спящего могут отвечать за поступки бодрствующего.

— А, так это ты, ты сам не пустил моего посланца и моего врача в замок Сэйс? — воскликнула королева. — Откуда же такая дерзость в том, кто так предан… то есть чьи внешние манеры выказывают преданность своей государыне?

— Ваше величество, — ответил юноша, который, несмотря на напускную строгость, уловил, что в выражении лица королевы не сквозило неумолимости, — мы в нашей стороне говорим, что врач во время лечения — полный властелин своего пациента. Так вот, мой благородный хозяин был тогда во власти лекаря, советы которого ему очень помогли. А тот решительно запретил в ту ночь тревожить больного, ибо это могло быть опасно для его жизни.

— Твой хозяин, очевидно, доверился какому-то обманщику и шарлатану, — предположила королева.

— Не знаю, государыня, но только сейчас, сегодня утром, он проснулся свежий и полный сил после первого сна за много часов.

Тут вельможи переглянулись, скорее с целью узнать, что другие думают об этой новости, нежели обменяться мыслями о том, что произошло. А королева быстро ответила, даже не пытаясь скрыть своего удовольствия:

— Честное слово, я рада, что ему лучше. Но ты был уж слишком дерзок, отказав доктору Мастерсу в доступе к графу. Разве ты не знаешь, что в священном писании сказано: «Во множестве советов есть безопасность»?

— Да, государыня, — согласился Уолтер, — но от ученых людей я слышал, что здесь говорится о безопасности врачей, а не пациентов.

— Клянусь честью, дитя мое, ты меня ловко поддел, — засмеялась королева, — ибо я не так уж сильна в еврейском языке. А что скажете вы, лорд Линкольн? Правильно ли мальчуган толкует этот текст?

— Слово — безопасность, всемилостивейшая государыня, — сказал епископ Линкольн, — так переведено, пожалуй несколько поспешно, еврейское слово, которое…

— Милорд, — перебила его королева, — мы сказали, что мы забыли еврейский язык. А ты, юноша, как тебя зовут и откуда ты родом?

— Мое имя Роли, всемилостивейшая королева, я младший сын в большой, но почтенной семье из Девоншира.

— Роли? — переспросила Елизавета, словно что-то припоминая. — Мы, кажется, что-то слышали о вашей службе в Ирландии.

— Я имел счастье служить там, государыня, — отвечал Роли. — Но вряд ли слух об этом мог дойти до ушей вашей милости.

— Они слышат дальше, чем ты думаешь, — заметила королева довольно милостиво. — Мы слышали о юноше, который отстоял переправу на Шэнноне против целой орды диких ирландских бунтовщиков, покуда река не покраснела от их крови и его собственной.

— Возможно, я и пролил немножко крови, — сказал юноша, потупив взор, — но я исполнял свой долг на службе вашего величества.

Королева немного помолчала, а затем быстро произнесла:

— Вы очень юны, чтобы так хорошо сражаться и так хорошо говорить. Но вы не должны избегнуть наказания за возврат Мастерса. Бедняга на реке простудился, ведь наш приказ пришел к нему, когда он только что вернулся с визитов в Лондоне, и он счел долгом своей чести и совести немедленно снова отправиться в путь. Так заметь себе, мистер Роли: смотри никогда не снимай этого запачканного плаща, это будет тебе наказанием. О дальнейших моих повелениях ты узнаешь потом. А теперь, — добавила она, подавая ему золотую булавку в виде шахматной фигурки, — я жалую тебе вот это: будешь носить ее на воротнике.

Роли, которого природа, видимо, одарила инстинктивным искусством придворного обращения, каковое постигается многими лишь после долгого опыта, преклонил колено и, принимая дар, поцеловал королеве руку. Он знал, может быть, лучше, чем любой из окружавших ее придворных, как сочетать преданность, требуемую королевой, с поклонением ее красоте. Его первая попытка сочетать эти оба момента оказалась весьма удачной — она вполне удовлетворила и тщеславие и властолюбие Елизаветы.

Хозяин Уолтера, граф Сассекс, тоже весьма выгадал от того приятного впечатления, которое Роли произвел на Елизавету при первой же встрече.

— Милорды и миледи, — сказала королева, оглядывая свою свиту, — мне думается, что, раз мы уже здесь, на реке, не худо было бы отменить наше первоначальное решение посетить город и сделать приятный сюрприз графу Сассексу, навестив его. Он болен и, несомненно, страдает при мысли, что навлек на себя наше неудовольствие, от коего он уже избавлен благодаря откровенному признанию этого дерзкого юнца. Как вы полагаете? Не актом ли милосердия будет доставить ему такое утешение, как благодарность королевы, премного обязанной ему за его верную службу, которую, вероятно, лучше его не исполнял никто?

Легко понять, что никто из тех, к кому была обращена эта речь, возразить не осмелился.

— Ваша милость, — произнес епископ Линкольн, — есть воздух, коим мы дышим.

Военные тут же заверили, что лик монархини есть точильный камень для меча воина, а государственные деятели были того мнения, что свет, струящийся от лица королевы, есть маяк, озаряющий путь ее советников. Дамы единодушно заявили, что никто из английских вельмож не заслуживает такого внимания повелительницы Англии, как граф Сассекс, оставляя, впрочем, в неприкосновенности права графа Лестера, — так выразились наиболее дальновидные особы, на что Елизавета не обратила никакого внимания. А посему барке было приказано доставить свой царственный груз в Дептфорд — ближайший и наиболее удобный пункт сообщения с замком Сэйс, дабы королева могла проявить свою королевскую и материнскую заботливость, лично осведомившись о здоровье графа Сассекса.

Роли, острый ум которого предугадывал и предвидел важные последствия, возникающие из самых ничтожных причин, поспешил испросить у королевы позволения отправиться вперед на легком челноке и возвестить графу о королевском визите. Он высказал при этом остроумное соображение, что радостная неожиданность может худо повлиять на его здоровье, поскольку самые крепкие и благотворные лекарства могут иногда оказаться роковыми для тех, кто пребывал в состоянии длительного изнурения от болезни.

Но то ли королева сочла слишком большой дерзостью со стороны столь молодого придворного вмешиваться со своим непрошеным мнением, то ли в ней снова заговорило чувство ревности при известии, что граф держит около себя вооруженную охрану, но она в резкой форме посоветовала Роли не лезть со своими советами, покуда его не спрашивают, и повторила свой приказ причалить в Дептфордской пристани. Она добавила при этом:

— Мы лично удостоверимся, какого рода свиту держит при себе милорд Сассекс.

«Тогда да смилуется над нами бог! — сказал себе юный придворный. — Светлых-то сердец вокруг графа много, а вот светлых голов мало, а он сам слишком болен, чтоб отдать нужные распоряжения. Бланта мы, конечно, застигнем за утренним завтраком из ярмутских сельдей и эля, а Трейси будет поглощать свои омерзительные черные пудинги и запивать их рейнвейном. А эти уэльские увальни, Томас Раис и Эван Эванс, будут трудиться над своей похлебкой из порея с поджаренными ломтиками сыра. А она, говорят, не переносит грубой пищи, дурных запахов и крепких вин. Хоть бы догадались покурить розмарином в большой зале! Но ладно, vogue la galere! [77] Выражение, означающее примерно «будь что будет!». Теперь надо все предоставить случаю. Счастье очень улыбнулось мне сегодня утром. Думаю, что за испорченный плащ я попал в милость при дворе. Да улыбнется оно и моему славному покровителю!»