Книга Снег как пепел - Сара Рааш

— Жив, — шепчу я. — Спасается бегством, но жив.

Женщина кивает и разворачивает меня лицом к собравшимся.

— Я Дебора, — представляется она, выводя меня на середину комнаты. — Была главой города Дженьюри. Из всех оставшихся в Эйбриле винтерианцев я занимаю самое высокое положение.

Дебора замолкает словно в ожидании моего ответа.

— Что вы хотите, чтобы я сделала?

Дебора некоторое время молчит с отстраненным выражением, будто обдумывает какой-то план. Она переводит взгляд на винтерианцев и сжимает мою руку.

— Это Мира, — объявляет она. — Одна из тех двадцати пяти, кто сбежал от Ангры в ночь падения Винтера. Живое доказательство того, что пагубная власть Ангры не безгранична.

Я подавляю стон. То же самое говорил нам Генерал: наши жизни важны уже сами по себе. Он был бы рад увидеть эту пещеру и узнать, что в заточении у Ангры винтерианцы создали свой оазис свободы. Он бы смог сделать так, чтобы они доверились нам, а самое главное — нашел бы способ вытащить всех отсюда. Это он должен быть сейчас рядом с ними. Он или Мэзер. Не я.

— Она — наша путеводная звезда, как и остальные, прошедшие через Эйбрил…

Грег и Кристалла, возможно, стояли на этом же самом месте, возможно, память о них осталась на стене. И они погибли. Никто из присутствующих не знает, что с ними случилось после того, как их увели.

— …свет, озаряющий наши страдания надеждой, — продолжает Дебора. — Своим присутствием она предвещает наше пробуждение и напоминает о том, чего мы никогда не должны забывать: мы нечто большее, чем рабы Ангры!

Винтерианцы перешептываются. Те, кто смотрел на меня с надеждой, кивают и начинают улыбаться, остальные же лишь пожимают плечами, отмахиваясь от слов Деборы, словно уже не раз их слышали. Словно они — лишь очередной меч, поднятый дрожащей рукой против великого могущества Спринга.

Дебора, с помолодевшим от радости лицом, поднимает мою руку вверх.

— Мы — Винтер! — кричит Дебора.

Ту же фразу совсем недавно произнес Коналл. Винтерианцы, не потерявшие надежду, разражаются радостными возгласами, но их слишком мало по сравнению с теми, кто с сомнением хмурит брови. Дебора должна видеть их — сердитых и перешептывающихся рядом с оживленными земляками. Должна понимать, как опасна ложная надежда. Жестоко с ее стороны вселять ее в них, жестоко внушать мне, что мой удел здесь — не смерть. Я резко опускаю руку.

— Нет. — Мой ответ внезапен и необдуман. — Нет. Я просто… Я обычная девчонка. Что я, по-вашему, могу сделать? Несправедливо позволять им…

— Если бы Винтер не разрушили, это было бы справедливо. Если бы ты беззаботно жила в Дженьюри, спала в теплой постели и нежилась в объятиях любящей семьи, это тоже было бы справедливо. Но в мире нет справедливости, Мира.

Я отстраняюсь от нее. Она напоминает мне Генерала. Мои желания никому здесь неинтересны. Пока я вовсю наслаждалась свободой, да еще и роптала на судьбу, они были здесь. Я в долгу у этих людей и должна им помочь. Даже если я умру, они будут знать: я сделала все, что было в моих силах. Важно только то, что нужно Винтеру. Хватит думать только о себе.

Стоит этим мыслям заполнить мое сознание, как плотину внутри прорывает. От обуявшего меня желания действовать холодеют щеки и покалывает кожу.

За мной наблюдает Дебора и винтерианцы, и я вдруг понимаю, что среди них чувствую себя самой собой. Еще никогда в жизни я не ощущала себя такой нужной, как сейчас.

* * *

— Даже метель начинается с одной снежинки, — улыбается винтерианцам Дебора.

Постепенно взволнованные разговоры затихают, сменяясь выжидательным молчанием. Мы не можем задерживаться тут надолго — комната была построена для того, чтобы время от времени несколько человек могло передохнуть от клеток. Все они собрались сегодня только ради меня.

Сестра с братом снова ведут меня по туннелю. Два удара в деревянную дверь над головой, и Гарриган распахивает ее, помогает выбраться сначала Нессе, а потом мне.

Коналл вылезает сам, закрывает дверь, присыпает ее землей и камнями. Затем устраивается у одного угла решетки, а Гарриган — у другого. По их взглядам и по тому, как они осматривают дорогу перед нашей клеткой, я понимаю, что они охраняют нас.

Несса садится рядом со мной и обнимает руками колени. Здесь чуть светлее, чем в туннеле. Небеса захвачены теми последними мгновениями, когда солнце еще прячется за горизонтом, поджидая время рассвета. Несса смотрит на меня горящими глазами.

— Коналл изменит свое мнение. Как и все остальные. Они просто боятся.

— Почему ты не боишься?

Отведя взгляд, она касается рукой своего платья. Оно велико ей, запятнано и заношено до дыр.

— Когда я увидела тебя во дворе дворца… — начинает она, и ее голос тихой музыкой льется в тишине лагеря. Винтерианцы в других клетках молчат, погруженные в немоту страхом перед прячущимися во тьме чудовищами. — Я чувствовала тебя, когда солдат плетью свалил меня на землю. Я никогда не могла сдержать крика во время порки плетью, но, зная, что ты смотришь на нас, в этот раз я нашла в себе силы не кричать.

— Ты гораздо храбрее меня, несмотря на все то, что пережила здесь за долгие годы. Мне такой не стать. Мне не верится, что я могла тебе хоть чем-то помочь.

Несса придвигается ко мне и, зевнув, опускает голову на мое плечо.

— Я верю. И скоро все поверят.

— Грег и Кристалла, — шепчу я. — В них ты тоже верила?

«Ведь они потерпели неудачу и обманули ваши надежды», — хочу я сказать, но меня удерживает нежелание напоминать Нессе о нашем безнадежном положении.

— Хотела верить, — пожимает плечами Несса.

Я жду ее объяснений, но слышу лишь тихое посапывание. Скоро утро. Кто знает, какие ужасы принесет новый день? Осторожно, чтобы не разбудить Нессу, я откидываюсь на стену, и смотрю на Коналла. Он наблюдает за мной, сидя у решетки.

У Мэзера такие же невероятные сапфировые глаза, в которых ничего нельзя прочесть. Сердце болезненно сжимается, но я не позволяю себе погрузиться в воспоминания о нашем прошлом, захлопнув дверь перед потоком мыслей о нем. Я киваю Коналлу и задерживаю дыхание. Один стук сердца, два… Он кивает в ответ.

24

Проходят недели. Каждое утро я переживаю жуткие мгновения мучительного ожидания, пришлет ли за мной Ангра. Но он не посылает, и солдаты отправляют меня с другими рабочими таскать камни на стену. До захода солнца я работаю без глотка воды, потом жадно проглатываю холодную похлебку и падаю без сил в нашей клетке. И каждый день, работая и выжидая, снова и снова задаюсь одним и тем же вопросом: «Чем я могу нам помочь?»

Я держу этот вопрос при себе, бережно храня в уголке сознания, чтобы никто другой не пострадал за мои мысли о том, как устроить побег. Однако приходящие на ум варианты ненадежны и даже опасны. Убрать одного охранника? И что? Чего я этим добьюсь? Скинуть с трапов несколько солдат и разбиться самой? Нет, должен быть другой выход. Мое тело так и не привыкло к столь тяжелой работе, и ночами перед сном ноги сводит судорога, после чего наплывают беспокойные сны — мрачные и отрывочные, совершенно бессвязные: Генерал с Ноумом ругаются посреди Ранийских прерий, где на ветру колышется золотистая трава, а на небе собираются грозовые тучи; Мэзер стоит над мертвым солдатом Спринга и вытягивает руку с половинкой медальона, будто собираясь бросить его на землю; Терон, запертый в кромешной темноте, раздирающий окровавленными пальцами призрачных чудовищ.