Книга 1917. Разгадка «русской» революции - Николай Стариков

Через некоторое время другой высокопоставленный германский друг Марии Александровны, великий герцог Гессенский, попросил ее приехать в Дармштадт и прислал ей пропуск. Княгиня согласилась. «В Дармштадте великий герцог просил ее отправиться в Петроград, чтобы посоветовать царю заключить мир без промедления, — пишет в своей книге французский посол в России Морис Палеолог. — Он утверждал, что император Вильгельм готов пойти на очень выгодные по отношению к России условия; намекал даже, что Англия вступила в сношения с берлинским министерством о заключении сепаратного соглашения; в заключение сказал, что восстановление мира между Германией и Россией необходимо для поддержания в Европе династического начала».[239]

Васильчикова согласилась и приехала через нейтральные страны в Россию, доставила немецкие предложения по адресу. Реакция Николая II, описанная многими, была примерно следующей:

— Делать мне такие предложения, не постыдно ли это! И как же эта интриганка, эта сумасшедшая, посмела мне их передать! Вся эта бумага соткана только из лжи и вероломства! Англия собирается изменить России! Что за нелепость![240]

Возмущенный русский монарх даже не допускает мысли, что Англия ему может изменить. Он так и не узнает правды и умрет, уверенный, что за его благородство и честность «союзники» платят ему тем же. Княгиня Васильчикова же по личному приказанию русского императора была арестована и отправлена в Чернигов для заключения там в монастырь.

Но немцы не унимались. Ведь за всеми их военными успехами вдалеке маячил неизбежный страшный конец. Кайзер Вильгельм предпринимает новые попытки спасти себя и свою страну. Созданная Керенским комиссия по расследованию преступлений царя и императрицы жадно рылась в их документах, надеясь найти доказательство изменнической деятельности венценосной четы. И нашла — письмо кайзера Вильгельма к Николаю, по-немецки, в котором германский монарх предлагал Николаю заключение сепаратного мира. Радости сотрудников Керенского не было предела, пока они не нашли ответ. Николай поручил кому-то по-французски сообщить Вильгельму, что глава России не желает отвечать на его письма. Об этом факте следователю Соколову рассказал сам Керенский. И не просто рассказал, а еще и добавил: «В результате работы Комиссии в этом направлении (по вопросу о наличии в действиях Государя и Государыни признаков „измены“) мне было доложено, что в действиях Николая II и Александры Федоровны Комиссия не нашла этого преступления. Об этом я тогда же докладывал и Временному Правительству».[241]

Фактов переговоров по инициативе России нет, нет даже фактов консультаций. Историки располагают лишь предложениями из Германии и отрицательными ответами главы России. Но если быть честными до конца, то во второй половине 1916 года ситуация смотрелась несколько по-другому и давала повод для подозрений. После некоторых перестановок внутри русской власти 20 января (02.02) 1916 года председателем Совета министров России был назначен Борис Владимирович Штюрмер, а с марта по июль того же года он одновременно назначается министром внутренних дел, а с июля по ноябрь — министром иностранных дел. Чтобы кресло главы МИДа освободилось, в отставку отправляется Сазонов, последовательный проводник политики дружбы с Антантой любой ценой.

Англичане не должны позволить выйти России из войны. Даже если вероятность мирных контактов нового русского премьера с германцами равна одной тысячной процента, ее нужно задушить в самом зародыше. Ведь именно война приведет к Февралю, Октябрю и крушению Российской империи. Вместе с ней рухнут в пыль и ее противники — монархии Германии и Австро-Венгрии. Мирных переговоров допустить нельзя. Неслучайно первым настоящим официальным документом Антанты стала подписанная в сентябре 1914 года декларация о незаключении Россией, Францией и Англией сепаратного мира с немцами…

Цели и интересы англичан понятны. Другой вопрос, а искал ли Штюрмер, усаженный в премьерское кресло при определенной помощи Распутина, этого самого сепаратного мира?

«Положение Б. В. Штюрмера оказалось трагическим благодаря клевете, которая была против него направлена с первых же дней, — пишет генерал Курлов. — Его немецкая фамилия, во время войны с Германией, дала возможность избрать его мишенью яростных нападений, за которыми скрывались посягательства на авторитет царствующей династии. В думских речах он выставлялся как видный член германофильской партии, будто бы возглавляемой Императрицей, и как сторонник сепаратного мира с Германией. Нельзя обвинить Б. В. Штюрмера за его мнение, что война с Германией была величайшим несчастьем для России и что она не имела за собой никаких серьезных политических оснований».[242]

Тот, кто внимательно изучит историю возникновения Первой мировой войны, тот, кто внимательно проследит всю виртуозную дипломатическую комбинацию Великобритании, приведшую к страшной бойне, тот согласится, что воевать русским и немцам было незачем.[243] Однако именно мнение премьера Штюрмера частенько используется недобросовестными историками как доказательство его действий. Ведь фактов его переговоров с немцами нет, вот тогда-то реальные факты подменяются на неосторожные высказывания.

«Последний царский министр внутренних дел Протопопов, накануне своего вступления в правительство, вел в Стокгольме переговоры с немецким дипломатом и докладывал о них царю», — можем мы прочитать в мемуарах Льва Давыдовича Троцкого.[244] То же самое, уже без ссылки на автора, пишут современные исследователи. Так может быть, Троцкому и его последователям удалось найти факты переговоров Штюрмера, Распутина или кого угодно с германским правительством?

Сенсацию троцкистские историки делают из воздуха, поскольку само «происшествие» было буднично и неинтересно. Ничего нового, кроме очередного проявления германского желания заключить мир, оно в мировую политику не привнесло. К Протопопову, еще даже не входящему в правительство, находившемуся в нейтральной Швеции, пришел советник немецкого посольства Варбург. «…Разговор носил чисто общий характер и А. Д. Протопоповым были записаны и вопросы и ответы, …а тема о возможности сепаратного мира не была вовсе затронута», — указывает в своих мемуарах суть происшествия генерал Курлов. И пишет далее: «О сепаратном мире Б. В. Штюрмер, как умный человек, не мог, конечно, и думать, хорошо зная рыцарские взгляды в этом отношении Государя Императора».[245]