Книга Не исчезай - Женя Крейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А люди торопятся строить города, создают семьи, рожают детей – и сживают друг друга со света. Нелегко жить с людьми! Легче жить с травой, с камнями, переставлять мебель, думать о смерти, о душе…
Между пишущим и читающим расстояние то сжимается, то растягивается. Расстояние в данном случае – переменная величина. Читатель – переменная величина. Настроение, восприятие – все здесь переменные величины. Остается только текст. Только в тексте, который выписывается, вымучивается, есть постоянство. Не странно ли? Текст – текучая вода, волнами приливает, шумит, бурлит. Отлив – и текст уже гладкая заводь, поверхность вод. Поет, шумит, жужжит в ушах. Вот шорох листвы опавшей, ветер перебирает листья за окном. Раскачивает ветви. Гудит, гудит, как та машина за окном. Птица прокричала – резко, сполошно, тревожно. Замолкла. Тишина. Но разве это тишина? Где-то хлопнула дверь, гудит чей-то кондиционер, пальцы стучат – буква за буквой, клац-клик-клак-щелк…
Текст создается из бытия и небытия. Из потенциала, возможности, желания – и ежедневного, банального, рутинного материала обыкновенной жизни. Из своих и чужих историй. Из желаний, настроений, из беспокойного, упорного воображения. Текст – текучий, неровный. Но… стоит одному ложному звуку прорваться в поток слов, в наш с вами текст, и это новое присутствие создает диссонанс, неправильный, неверный поворот судьбы, слова. Лишняя запятая, ненужный пробел – иной эффект, неверный звук. Текст – глина в руках писателя-ребенка, акварели, разбавленные водопроводной водой.
Вопрос – в чем задача? Является ли условием поиск себя? Или смысл жизни в том, чтобы создать себя? Заняты ли вы поисками текста в себе или созданием текста из себя, из отрывков, настроений, наитий, мыслей, слов, букв?
Купленный в кредит мини-лэптоп Люба теперь приносила на работу. Надеялась употребить с пользой для себя: «Буду писать». Но страдала немотой. Бумага терпит, но на бумаге слова выглядят неубедительно. Экран с печатными буквами предлагал иллюзию печатного слова. В поисках сюжета Люба создавала небольшие файлы воспоминаний – детство, отпуск во Флориде, личные рефлексии.
Заметки украдкой
Лето. Туристы с детьми. Норвежцы пьют чай у фонтана. Восход солнца на экране телефона. Закат. Зима в Томске на экране гостиничного телевизора (минус тридцать, а затем минус сорок). Колибри, золотые рыбки, фламинго в небольшом водоеме. Цветы. Пальмы. Опять цветы – орхидеи. Цветущие деревья. Черепаха. Сороконожка на мраморном полу ванной. Внезапный дождь. Шум моря, кактусы и шум кондиционера. Обратный путь меньше чем через неделю. А там опять зима. Дом. Больные и старики, уже навсегда запертые в стенах, где ей приходится работать. Они не могут видеть море, солнце, эти восходы и закаты, разве что на экранах своих телевизоров. Попытка счастья. Липкие от ликера губы с прилипшими песчинками то ли сахарного, то ли прибрежного песка. Чтобы ни о чем не думать, надо постоянно отдыхать. Отдых замедляет мысли. Зима сдавливает. Душа прячется, сжимается. Тело подбирается, уходит в нору одежды, машины, офиса, дома. В пещеру усталости. Остается страх, тревога. Мысли бегут лихорадочной, отрывистой строкой невидимого табло – электрические импульсы из глубины сознания…
На солнце тревога отпускает, мысли замедляются, ползут. Ускользают. Остаются ощущения теплой кожи, согретой солнцем, омытой морем. Волосы падают на лоб, закрывают лицо, глаза. Вода обтекает тело, омывает. Соль моря разъедает усталость, страх. Море плещет у ног. Птицы щебечут. Их голоса заглушают плеск воды в фонтанах. И лишь крики избалованного отдыхающими яркого какаду на ветвях ближайшего дерева разрывают гул голосов, плеск воды. Многоязычный говор. Журчание воды, журчание речи. Ленивая радость бытия.
Заметки, набранные украдкой, не давали желанного избавления – от себя! Это был поток сознания, воспоминаний. Избавление могло явиться посредством слов – или поступков – из гула языка, столпотворения чувств, событий. Но для исцеления необходима нить, толчок. Завязь, зародыш, эмбрион истории. Начало начал. Написать роман о Новой Англии? Придумать сюжет – фантастический, яркий. Писать, наслаждаясь. Создать альтернативу реальности.
Депрессия, нейротрансмиттеры, Кьеркегор.
Если бы во времена Кьеркегора были антидепрессанты… Если бы Марина Цветаева вовремя попала к психоаналитику…
Литература и депрессия.
Модернизм и современный ритм жизни. Приспособление к динамике современного общества. Выбор определенных характеристик. Казалось бы, это и есть естественный отбор. Современный мир отвергает пессимизм, меланхолию, подавленность. Выжить, во что бы то ни стало. Выживает сильнейший.
Агрессия, выживаемость, приспособляемость.
Чайльд Гарольд не в почете. Лишние люди гибнут, вытесняются толпой, ритмом жизни. Тайный романтик, притаившийся за закрытой дверью. Романтический меланхолик остается одиночкой. Но… Что это? Кто транслирует себя на массовый экран? Что это там, в небе, на этом глобальном ТВ, в небесах? Наши страхи? Скрытые неврозы, подавленные детские страшилки? Кто проецирует все это в наше сознание? Кто выдает эти образы? Одиночка Стивен Кинг? Кто диктует нам массовые психозы? Тайный невротик, глаза которого лихорадочно всматриваются в экран монитора? Или индустрия, приголубившая Вуди Аллена, пригревшая милого психопата, социопата, стригущего купоны, продающего свои комплексы и страхи?..
Людей стало больше, современные технологии создают случайные, беспорядочные связи – рендомные коннекторы, густое сплетение которых в материальной и духовной жизни мы называем глобализацией. Людей стало больше, пространства – неизведанного, непознанного, незаполненного – меньше. Жизнь уплотнилась.
Как эта уплотненная реальность влияет на индивидуум, на его нервную организацию и, в результате, на конечный продукт, то есть на жизнь? Связано ли ускорение нашего времени с этой плотностью? Или мозговая деятельность, работа центральной нервной системы – призма, через которую современный человек воспринимает реальность, ускоренную мобильными телефонами, компьютерами, эсэмэсками, электронными симулякрами жизни; барьер, преломляющий, меняющий жизнь? Убрать мысли, реакции, лихорадочные чувства, провода – останется трава, шелест опадающей листвы, замедленное, ворсистое движение облаков над головой.
Дарвин писал о незаконченности своей работы, о бесцельности, о том, что в творчестве природы нет точки в конце предложения, законченности. Наша жизнь и окружающая нас природа не есть Бог. Наша жизнь, мир вокруг нас – всего лишь манифестация, выражение Бога.
Безумие
ЛЮБИН ЖУРНАЛ
Десятое сентября. Осень, впереди праздники и заботы. Начался учебный год, надо вновь приспосабливаться. В какой момент чужие праздники перестают быть чужими? «Передвижной пир» был переведен как «Праздник, который всегда с тобой». А может, мы те самые мальчики и девочки, что прочли слишком много книжек? Жизнь за книгами не поспевает. Мне страшно. Мне страшно потому, что я не вписываюсь в эту жизнь.