Книга "По своим артиллерия бьет..." Слепые Боги войны - Владимир Бешанов

В отличие от гражданских структур, у этих не возникало проблем с кадрами. Уже через год Ленинградское бюро было укомплектовано по полному штату — 136 специалистов-зэков. Здесь работали за усиленную пайку профессора и доценты, кораблестроители, математики и электротехники, из артиллеристов — Г.Н. Рафалович, М.Ю. Цирульников, Е.П. Иконников, Е.А. Беркалов. Если кого-то не хватало, всегда можно было изъять из квартиры, кабинета или аудитории любого в рамках очередного дела «академиков-убийц» или «инженеров-диверсантов», «высвистать» из Белбалтлага туберкулезного С.И. Лодкина, катавшего тачку с 1934 года, или доходягу Н.А. Макулова из Севпечлага, отозвать с Колымы С.П. Королева (будут только счастливы). Повод для набора пополнения искать не приходилось — заводы систематически срывали сроки выпуска продукции, аварии на производстве не прекращались.

Согласно сообщению Берия на имя Сталина от 4 июля 1939 года в производственных группах ОТБ работали 316 арестантов. В качестве стимула Лаврентий Павлович предложил, не отвлекаясь на следственные действия и судебные процедуры, отштамповать им приговоры в канцелярии В.В. Ульриха, а затем пообещать за ударный труд условно-досрочное освобождение или снижение срока отбывания наказания.

Удобно-то как: все работы сконцентрированы в одном месте, обеспечивается секретность, специалисты не растекаются мыслями по древу, а делают то, что прикажет партия, и в тех местах, куда она пошлет. Летом 1941 года их эвакуировали из Ленинграда в Томск, где они почти год «бездельничали» в местной тюрьме, потом раскидали: кораблестроителей — в город Молотовск (ныне Северодвинск), на завод № 402, артиллеристов — в город Молотов (ныне Пермь), на завод № 172. А ведь могли тихо перестрелять, как 170 узников Орловской тюрьмы.

«Сознание того, что творческая деятельность не выносит принуждения» — это немцы придумали, это не для нас.

Инженер С.К. Бондаревский, начальник производственного отдела Дальзавода, арестованный в июле 1937-го, в марте 1939 года был зачислен в «группу военно-морского судостроения» творить ныряющий торпедный катер:

«О нас наши семьи ничего не знают. Живы ли мы, где мы. О семьях мы тоже ничего не знаем. В ОТБ нами верховодят кураторы-майоры НКВД (обычно недоучки-студенты), следящие за нашей работой. В тюрьме над нами другое начальство: надзиратели, дежурные по тюрьме, начальник тюрьмы. В их заведывании — жилье, питание, одежда, баня, поведение заключенных.

Во всем соблюдается строгий режим содержания заключенных по системе «Давай, давай!». Рабочее время чередуется с часами отдыха так, чтобы у ззка не оставалось ни минуты свободного незанятого времени…

Работали. Рассчитывали. Проектировали, чертили. На документах и чертежах вместо своих фамилий ставили присвоенные каждому секретные номера. Мой номер был 88-й.

Утомлял рабский, ежедневно десятичасовой умственный труд. Я не сразу втянулся в работу. После почти двухлетнего проживания — прозябания в «чижовке», во Владивостокских «бутылках» внутренней тюрьмы и в битком набитых людьми «одиночках» городской тюрьмы, после этапов, пересыльных тюрем — все специальные профессиональные знания вылетели из головы, перезабыты, задавлены, уничтожены. С трудом восстанавливалась умственная трудоспособность. Этому способствовали почти нормальные условия отдыха и питания.

Кормили простой пищей, но в достаточном количестве, что восстанавливало силы, надорванные до перевода в ОТБ. Ничего, превышающего норму питания людей того времени, нам не давали.

Внешне мы не отличались от лагерных зэков. Донашивали свои гражданские костюмы или воинское обмундирование. Тем, кому нечего было надеть, давали лагерную одежду или одежду для каторжных тюрем (такое название появилось во время войны) — серые штаны и рубахи с нашитыми заплатами на локтях, коленях и заднице. Такого же цвета воротники и обшлага.

Сказки о содержании заключенных ОТБ в «золотой клетке» — преувеличение «понаслышке» некоторых писателей… Лишь в войну, когда государственная необходимость заставила вернуть выдающихся организаторов на производство, им надевали штаны с генеральскими лампасами и старались всячески задобрить…

Жена, находясь в 1937–1939 годах во Владивостокской тюрьме, спала на бетонном полу и простудила ноги. Впоследствии у нее без лечения возникла гангрена, и она лишилась ноги. Старшая дочь, очень впечатлительная и понимающая девочка, оставшаяся в восьмилетнем возрасте вместе с четырехлетней сестрой без родителей, живя у малообеспеченной бабушки без надлежащего ухода и надзора, покалечилась, тяжело и долго болела и умерла четырнадцати лет. Умирая, она, рыдая, сказала: «Спасибо великому Сталину за нашу несчастную жизнь».

ОКБ занималось в основном проектированием береговых, железнодорожных и корабельных артиллерийских установок для Океанского флота, который так и не был построен. Из восьми предвоенных спецпроектов к 1941 году реализован был один — 130-мм башенная «двустволка» Б-2ЛМ для лидера «Ташкент» с ручными приводами наведения и подачи боеприпасов. Наземные войска в 1943–1944 гг. получили не самые популярные конструкции: 45-мм противотанковую пушку М-42 (за счет удлинения ствола до 68,6 калибров была достигнута начальная скорость 870 м/с, но и боевой вес увеличился с 560 до 625 кг) и 76-мм пушку ОБ-25 (получена наложением ствола «полковушки» на лафет от М-42).

Профессор В.Н. Яворский, специалист по электромеханике, занимательно повествует о работе над «сорокапяткой»: «Я хоть и не был артиллеристом, но попал в эту группу. Мне поручили сборку полуавтоматики, рассчитывать и проектировать которую никто из артиллеристов не умел и не брался. Эта система (затвор и полуавтоматика) обеспечивала бесперебойную работу артиллериста: после выстрела при откате ствола полуавтоматика открывает затвор и выбрасывает гильзу, а после досыла заряжающим патрона с гильзой и снарядом затвор должен сам закрыться, и, если цель на мушке, система готова производить новый выстрел. Такой полуавтоматикой была оснащена старая пушка. Так как баллистика изменилась, то и полуавтоматику необходимо было заменить. Как ее пересчитывать для новых условий, никто из артиллеристов не знал, они полуавтоматику не рассчитывали, пособий таких не было, и в курсах артиллерии эта тема не изучалась. Я тоже пытался отказываться, поскольку был электромехаником, но пришлось этим заниматься. К счастью, я изучал численные методы расчета сложных нелинейных систем. Этот метод и помог мне в работе. Сначала я пересчитал старую полуавтоматику на новую баллистику, выпустил рабочие чертежи и спроектировал новую, более простую, но значительно более надежную полуавтоматику, и выпустил для нее рабочие чертежи. Полуавтоматика «аннушки» (первого образца) время от времени отказывала при испытании и требовала дополнительной наладки. Я пошел по пути упрощения, и если старая полуавтоматика имела около 35 деталей, то моя — всего 12. На испытания все же пушка пошла с первоначально рассчитанной автоматикой, она показала хорошие результаты».

Анекдотических ситуаций можно было избежать, объединив усилия ОТБ-172 с возможностями конструкторского бюро Мотовилихинского завода, которое возглавлял С.П. Гуренко. Однако куратор НКВД от сотрудничества отказался наотрез. В итоге два КБ на одном заводе выполняли один и тот же заказ на противотанковую пушку с одинаковой баллистикой. По результатам полигонных и войсковых испытаний, проходивших в марте 1943 года, «вольная» М-6 была рекомендована к принятию на вооружение, однако высокое начальство предпочло подождать до осени и принять «тюремную» М-42 — весовые категории главного конструктора Гуренко и члена ГКО Берия были несопоставимы.