Книга Трудно быть другом - Виктор Штанько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…
«Ты только не смейся, я вот сяду иногда, и мне хочется записать, о чем думаю, мечтаю. Наверное, все это глупо и нелепо. Еще я люблю рисовать, особенно акварелью. Но я не могу, совсем не могу решать всякие задачки, мне от них прямо плохо делается! Голова начинает кружиться, и тошнит. Наверное, я дура. Я ненавижу задачки! Иксы и игреки мне даже ночью снятся – такие жуткие, страшные, зубами на меня лязгают! Начинаю плакать. Подушка вся мокрая от слез. Дурочка, да? Конечно. Опилками набитая. Кто-то этих иксов вообще не замечает и плюет на них. А у меня вот такое к ним отношение… Ты извини, что я тебе дала прочитать эти стихи, – мне некому больше показать их.
Таня»
Денис тряхнул головой.
– Вот это да! Надо же…
Дважды перечитал все с самого начала.
– Да-а-а… Ну-у дает!.. – И у него чуть не вырвалось – «Цапля!» И снова тряхнул головой, да так сильно, что даже хрустнуло в шее и зазвенело в затылке. – Ну Таня! Ну Танечка дает! Стихи сочиняет!
И еще раз перечитал, осмысливая каждую строку. Потом мысли всякие закрутились в голове. Представлял, как она записывала, зачеркивала, закусив губу, и снова выписывала на листочке слово за словом… слово за словом…
Взглянул на часы: время еще детское. Два прыжка – и у телефона, стоящего на тумбочке в прихожей.
– Алло? – В трубке негромко, как-то настороженно прозвучал знакомый голос. – Алло? Я вас слушаю…
– Извините… – ответил он каким-то хриплым голосом. – Это вас беспокоит…
– Денис! – обрадовалась Таня, и голос стал совершенно другим. – Зачем ты так пугаешь меня?
– Старик Дэн сейчас ознакомился с вашими бумагами… – Он почувствовал, как в конце тонкого, бесконечно длинного телефонного провода замерло дыхание. Даже показалось, что слышит, как там громко колотится сердце. Или это у него самого оно бухает на всю комнату? – Тань, мне все очень понравилось… Честное слово, поверь!
– Ты не смеешься?
– Самое честнейшее! У тебя же настоящий талант!
– Не надо таких громких слов!..
– Но ведь здорово написала! А еще стихи есть? Наверняка есть! Я в этом уверен! Дашь прочесть?
– Конечно.
– А что случилось дома?
– У мамы астма и еще всякое… Иногда ей бывает плохо…
– Сейчас все нормально?
– Нормально.
– Почему же голос такой кислый?
– Да вот смотрю в учебник – ничего не понимаю! А завтра меня спросит АБЕ. Это точно… И уже коленки дрожжи продают…
– Неужели ты боишься нашего АБЕ? Он же такой классный! А какая симпатичная лысина у него! И вообще, я считаю, он у нас самый-самый супер из учителей!
– Нет, я против него ничего не имею… Он добрый. И даже не ругает: чувствует, что я ничегошеньки не соображаю. Но мне стыдно, понимаешь? Просто очень стыдно… самой себя! – Голос Тани задрожал и, казалось, вот оборвется и соскользнет с провода, исчезнет, растворится.
– Спокойно! Никаких соплей! Почему не позвонила? Мы же договаривались. Ладно! Бери учебник, товарищ Пифагор, и говори, что задано. Все эти иксы и игреки у нас сейчас попляшут, горькими слезами обревутся. Айн момент! – Денис сбегал за учебником. – У нас все готово, товарищ! Называем параграф, номер задачи! Ручка, бумага е?
– Е!
– Тогда пошуровали! Как командовал Д’Артаньян своим корешам-мушкетерам? «Шпаги из ножен! Галопом вперед!»
И поскакали… Денис пробегал глазами по задачке и почти сразу диктовал решение. Для него все это семечки!
Таня, едва успевая за ним, записывала.
Но после каждой задачки он делал паузу, как АБЕ на уроке, и уже медленно растолковывал все заковыристое простыми, доходчивыми словами.
Среди математических формул Денис чувствовал себя как рыба в воде. Ему огромное наслаждение доставляло двигаться по запутанным дорожкам задания, чтобы выбрать единственную, ту, которая кратчайшим образом приведет к цели. Он, точно с живыми, обращался с формулами, видя, как по его желанию они становятся послушными…
Он любил и очень уважал АБЕ. Тот никогда не сидел во время урока – ходил по рядам и заглядывал каждому в тетрадь. Объясняя, всегда жестикулировал – обеими руками, указкой, классным журналом. Огромные очки с толстенными стеклами каким-то чудом держались на самом кончике его носа, а увеличенные ими глаза будто плавали перед ним. На лысой черепушке, похожей на очищенную редиску, торчало всего несколько клочков седых волос, и он нежно их поглаживал, выслушивая даже самые нелепые ответы.
В алгебре Денис да еще двое в классе рубили, остальным все было до фонаря. Но всегда на уроках АБЕ стояла какая-то благодатная тишина, словно наслаждался народ, наблюдая, как учитель расправляется с формулами, как шутит. Особенно любили слушать его рассказы о жизни великих ученых. И так здорово у него это получалось, будто был знаком с каждым лично, чаёк вместе попивали. И ни разу он не повысил ни на кого голос. А на других уроках и не поймешь, кто кого хочет переорать: училка – гладиаторов или они – училку. Иногда целый урок все стоят на ушах! Училка в слезах, девчонки в соплях. Жуть!
АБЕ знал, что у Дениса с иксами полные лады, и не вызывал к доске. Зато во время контрольных вручал ему листок с такими хитрыми задачками, от которых у ученика по спине пробегали мурашки и все внутри начинало звенеть в предвкушении предстоящего поиска, радостной борьбы.
Кроме Гольда, никто не знал, даже не догадывался, что у них с АБЕ идет большая игра – «решишь – не решишь».
Иногда, получив новую задачку, Денис так увлекался, что забывал обо всем, начинал бормотать что-то невразумительное, царапая ручкой по листку. И тут Гольд врезал кулаком в бок – возвращал в реальную действительность: «Чо шуршишь? Тихо сиди! Не возникай!»
Сам же АБЕ незаметно поглядывал на Дениса, поблескивал очками и слегка улыбался. «Вроде крепенько достал я тебя? Это тебе не водичку переливать из бассейна А в бассейн Б! Тут надо серьезно пошевелить извилинами!»
– Вот и всё на завтра, – донеслось до Дениса из трубки.
