Книга Подарки фей - Редьярд Киплинг

«Ну конечно, – говорит она, – это просто яблоко…» – и пошла себе на берег, прижимая руку ко лбу. У нее всякий раз голова болела от предсказаний.

Мы с Фрэнки еще не раз ломали головы над тетушкиными словами. И он частенько поминал их, к месту и не к месту. Когда мы в следующий раз вышли на переправу, неподалеку от Кале повстречался нам капитан Стеннинг на своем судне и предупредил, что испанцы закрыли для англичан все голландские порты, а ихние галиоты нынче прямо взбесились и никому проходу не дают. Сам он шел отсиживаться в Шорем; но Фрэнки, зная, что Стеннинг давно завидует нашему везению, решил пока не менять курса. Возле самого Дюнкерка налетел-таки на нас испанец: здоровенный, остробрюхий, с крестами на парусах. Мы с ним связываться не стали. Мы просто пустились наутек, от греха подальше.

«Похоже, что эту дорогу скоро и впрямь закроют, – говорит мне Фрэнки, поворачивая румпель. – И придется мне открыть другой путь, о котором напророчила твоя тетушка».

«Не нравится мне этот испанец, – говорю я, – он наступает нам на пятки».

«Пустяки, – говорит Фрэнки. – Его задержит прибрежное течение. Как это она сказала – докуда я стану лежать спокойно в своей могиле?»

«Пока железные корабли посуху не поплывут», – говорю.

«Вздор все это, – проворчал он. – Будто миру не все равно, когда и на какой широте Фрэнки Дрейк проделает в море дыру».

А испанец тем временем ставит еще паруса. Я сказал об этом Фрэнки, но ему хоть бы что.

«Ну ясно, – говорит, – почуял течение. Эх, попадись он мне там, на песочке против Дувра, уж я бы его ощипал, при таком-то ветре! А еще бы лучше собрать туда в темную ночь все эти высоченные парусники, да чтоб покрепче задуло с севера, и тут бы я к ним подобрался с наветренной стороны… а потом черпал бы золото горстями! Что там еще твоя тетка сказала – будто бы целый мир у меня в горсти?»

«Ага, – говорю, – только это было яблоко».

Фрэнки рассмеялся – он часто потешался надо мной, – а потом помолчал немного и говорит:

«А тебе никогда не хотелось вот так взять да прыгнуть за борт, и пропади оно все пропадом?»

«Нет, – говорю, – мне и на борту слишком сыро. Смотри-ка, он поворачивает оверштаг».

«Я ж тебе говорил, – усмехается Фрэнки, даже не глядя в ту сторону. – Сейчас пошлет нам вдогонку папское благословение. Слезь-ка с этого поручня, они ведь сдуру могут и попасть».

Я слез и прислонился к поручням спиной, а испанец покуда открыл орудийные люки: они так и засветились красным изнутри.

«Так что же случится, коли меня потревожат в моей могиле? – не унимался Фрэнки. – Дорогу мою закроют, а вместо нее откроют другую – так, что ли? Или она говорила про две дороги? Не нравится мне все это… Ты вот, к примеру, веришь в свои железные корабли?»

Я молча кивнул головой. Он и сам знал, что я в них верю, и тоже кивнул мне в ответ.

«Другой на моем месте поднял бы тебя на смех, Сим. Но только не я. Ложись! Вот оно, папское благословение!»

Испанец, разворачиваясь, разом пальнул из всех бортовых орудий. Ядра так и посыпались в воду, только одно угодило в поручень за моей спиной, и я весь вдруг как-то странно похолодел.

«Эй, Сим, у тебя что, пробоина? Поди-ка сюда», – говорит мне Фрэнки.

«О господи, мистер Дрейк! У меня ноги не двигаются…» – и это были последние слова, что я вымолвил за много месяцев.

– Как это? Почему? – наперебой закричали дети.

– Поручень ударил меня вот сюда… – Саймон неуклюже завел руку за спину. – И у меня все тело отнялось, от плеч и донизу, и язык во рту не ворочался. Фрэнки сам притащил меня на закорках к тетушке в дом, и там я лежал в постели, немой и неподвижный, месяц за месяцем, а тетушка день и ночь растирала меня руками. Она верила в целительную силу растираний, и потом, у нее ведь все-таки был особый дар… В конце концов мою бедную спину вдруг отпустило – и стал я опять как новенький, только сил не больше, чем у котенка.

Ну, думаю, долго же я провалялся в кровати. И первым делом спрашиваю, где Фрэнки.

«Ищи ветра в поле, – говорит тетушка. – Он уж давно уплыл».

«Как бы мне, – говорю, – поскорей догнать его?»

«У тебя, – говорит она, – будут теперь другие заботы. Твой дядя помер на Михайлов день, а верфь осталась нам с тобою в наследство. Так что займись-ка делом, да смотри: больше никаких железных кораблей!»

«Как! – говорю, – да ведь вы одна в них и верили».

«Может, я и сейчас в них верю, но я всего только женщина, хоть во мне и течет кровь Уитгифтов. Да и Англии нынче нужно побольше кораблей из обычного прочного дерева. Вот ты их и будешь строить».

– И с того дня, – вздохнул Саймон, – я и в руки не брал ни листочка железа. Даже лодки игрушечной не смастерил ни разу, даже чертежика не начертил!

И он смущенно улыбнулся.

– Уитгифты всегда были упрямы, – пробормотал Пак, – особенно по женской линии.

– А сэра Фрэнсиса Дрейка вы больше не встречали? – спросил Дан.

– Не скоро довелось нам встретиться. Знаете, дела, заботы, то да се, а тут меня еще выбрали в магистрат – в общем, не видались мы двадцать лет. Нет, слухи-то до меня доходили: слухи о Фрэнки давно разнеслись по свету. Дерзкие вылазки, ловкие маневры – все точь-в-точь как тогда, на переправе, только теперь на него обращали больше внимания… Когда королева Бет посвятила его в рыцари, он прислал моей тетушке в подарок высушенный апельсин, наполненный душистыми пряностями. И она расплакалась над ним, проклиная себя за свои пророчества. Это она, мол, его надоумила пуститься в такое опасное плавание! Хотя мне сдается, пророчества тут ни при чем. Но ведь как точно она все предсказала! Целый мир улегся к нему в ладонь, и он схоронил своего лучшего друга, мистера Даути…

– Оставь в покое мистера Даути, – скомандовал Пак. – Расскажи, как ты снова свиделся с сэром Фрэнсисом.

– Ах, да! Это было в том году, когда меня выбрали в городской совет – в том самом году, когда король Филипп снарядил свой флот против Англии, не спросясь у Фрэнки.

– Непобедимая армада! – обрадовался Дан. – Я так и думал, что до этого дойдет.

– Я-то знал, – продолжал Саймон, – что Фрэнки не даст испанцам и понюхать лондонского дымку. Но у нас в Порт-Рае многие сомневались на этот счет. Пушечный гром доносился с ветром от острова Уайт, нагоняя страху на горожан. Сперва погромыхивало вдалеке, потом все ближе и ближе, и к концу недели грохотало так, что женщины на улицах взвизгивали от испуга. И вот со стороны Гастингса показались они, в громадном облаке порохового дыма и вспышках пламени… А наши то вырывались вперед, то храбро ныряли обратно, в самое пекло. Грохочущее облако стало сдвигаться к другому берегу, и я понял, что Фрэнки теснит испанцев к нашей переправе – к тем голландским отмелям, среди которых он был как дома!