Книга Полёт попугайчика - Евгения Мелемина

Призрак Сары, оставшийся сидеть в уголке маленьким плюшевым медвежонком, целое марево школьных призраков, безымянных и не значащих ничего, и над всеми ними — Томми, потерявший рассудок Томми, с надежным карабином в руках. Единственный, кого Кит ощущал живым и кого понимал.

* * *

Томми говорит: все началось с того, что его слова игнорировали. Он не сразу заметил, что скатывается в пропасть, но все началось именно с этого. Он говорил, а его не слушали. Его фразы ничего ни для кого не значили, на его шутки никто не обращал внимания. Жизненно важные школьные обсуждения о составе редакции газеты средней школы, о распределении ролей и обязанностей в летнем походе — Томми помнил их все.

И помнил, почему в итоге отказался и от летних походов, и от попыток писать в школьную газету.

Потому что существовал всеобщий заговор, не позволяющий обращать внимания на то, что сказал Попугайчик.

— Знаешь, почему? — спросил Томми и сам ответил: — Ты как запертый гараж на гаражной распродаже. Кругом куча барахла по копеечным ценам, но всем интересно только то, что находится за закрытыми дверями. А я тот самый дешевый хлам, который идет только на протирку стекол. Или тупая псина, которой все равно, с кем играть и которую пинают ногами за назойливость.

В утомленной дремоте всплывало прошлое Кита. Вот зеленый парк, шумящий под порывами теплого ветра. Кто-то кричит:

— Скиппи!

На зов мчится золотой ретривер с розовым языком-флажком. Крутится маленькая карусель, женщина с темными волосами и в полосатой кофте поднимает упавшего малыша, отряхивает его штанишки, пока малыш заливается слезами.

Кит не участвует в играх и не пытается познакомиться со сверстниками. Мистер Хогарт стоит рядом и то и дело поглядывает на часы. Это ритуал: сначала он забирает Кита из школы, а потом привозит в парк, чтобы Кит погулял и отдохнул на свежем воздухе.

Кит отдыхает, стоя на одном месте. Женщина в полосатой кофте проходит мимо, зареванный малыш держится за ее руку и сердито сосет соску.

Карусель чуть поскрипывает. В руку Кита тычется что-то твердое, он опускает глаза и видит, что золотой Скиппи принес ему изрядно обслюнявленный фрисби и вертит хвостом, ожидая броска.

— Скиппи!

Пес кидается обратно, бежит со всех ног к своему хозяину, мальчишке лет двенадцати, маленькому сопливому очкарику, а фрисби остается у Кита.

Мистер Хогарт настораживается и внимательно наблюдает. Мальчик в очках смело подходит к Киту, держа руку на холке своего пса.

Он осторожен, но выглядит дружелюбным. Киту кажется, что было бы весело поиграть втроем, кидать диск друг другу, поочередно, но под пристальным присмотром мистера Хогарта он молча отдает фрисби. Пес смотрит влажными веселыми глазами, и Кит еле сдерживается, чтобы его не погладить.

— Спасибо, — говорит мальчишка и вытирает фрисби краешком своей футболки.

Кит ничего не говорит в ответ. Он уже выработал в своем характере замкнутость и отрешенность от таких коротких столкновений с другими детьми.

Ему все еще хочется поиграть с мальчишкой и его псом, но он тянет мистера Хогарта прочь.

— Я проголодался.

Мистер Хогарт ведет его к машине. Кит усаживается на заднее сиденье и задумчиво смотрит в окно: парк разворачивается, трогается с места и вскоре отстает совсем.

— Когда мне было двенадцать, я вывел мысль, — добавил Томми, — мысль о том, что смерть — это трагедия для одного, а для миллионов она уже не играет никакой роли. Это была моя мысль, но оказалось, что до меня почти то же самое пришло в голову одному немецкому парню, и он ее так удачно законспектировал, что я после него выглядел дешевым плагиатором. Потому и Попугайчик. Передирала чужих слов.

— Это они зря, — сонно сказал Кит. — Я бы призадумался, узнав, что учусь с парнем, который сам до такого допер.

— О чем бы ты задумался? — тут же спросил Томми.

— Хочешь, чтобы я тебя похвалил? Окей. Ты в двенадцать лет издалека зашел на тему индивидуальной и массовой ответственности. Думаю, ты был умным ребенком.

Томми неуверенно пожал плечом. Воспитанный в полуобморочном мире миссис Митфорд, где любой вымысел принимался за правду, он так и не научился отличать правду от вымысла.

— А каким был ты?

— В детстве? Никаким. Тебя приперло меня расспрашивать, потому что считаешь меня вроде бы успешным парнем? То, что меня не окунали в унитаз башкой, Томми, не значит, что я крутой. Просто так сложилось.

— Как? — жадно спросил Томми, цепляясь за пальцы Кита. — Хотя бы попробуй подумать: в чем разница между тобой и мной?

— Кроме истории про гараж и тряпки?

— С твоей точки зрения.

— С моей точки зрения… — Кит помедлил, обдумывая свою точку зрения, которая представлялась ему студенистой медузой, выскальзывающей из рук на камни. — Если тебя травят, значит, есть причина. Может, ты не особо часто посещаешь стоматолога, и у тебя воняет изо рта. Может, ты подвел команду на детской эстафете. Может, вывернул наизнанку тайны девчонок, описанные в их розовых пушистых дневничках. Может, ты просто невыносимый дурак. Слишком плохо учишься или учишься слишком хорошо и делаешь из этого событие мирового масштаба. В любом случае, травят тебя не просто так — ты что-то сделал неправильно. Ты сам навлек на себя проблемы, которые в школе действуют по принципу снежного комочка, пущенного с горы.

Кит зло усмехнулся, сжал руку в кулак и ударил Томми в плечо. Томми вопросительно поднял глаза и увидел, что Кит смотрит на него с интересом.

— Поверил? — спросил Кит. — Собирался двинуться крышей окончательно? Подожди еще пару минут, а потом решай. На самом деле нет никакой разницы между тобой и мной. Человека или травят, или нет. Тебе меньше повезло, вот и все. Все равно не понимаешь?

Томми отрицательно покачал головой. Кит вздохнул, протянул руку и взял с подноса шоколадное печенье. Он надкусил его, пожевал и положил обратно.

Томми знал — Кит практически ничего не ест уже третий день.

— Не ищи проблему в себе, — сказал Кит. — Не надо мне рассказывать, что ты собака и гаражная тряпка. Гаражная тряпка не отправила бы в морду Морану тарелку с картошкой. Не знаю, как ты это сделал, но ты избавился от страха, и начал с той самой картошки.

— Фигня все это, — тоскливо сказал Томми, — мне конец. Никто не заставит меня вернуться в школу в следующем году.

За окнами шумел май. Настоящий, громкий, в язвах солнечных пятен и со сладковато-трупным запахом молодой клейкой листвы.

* * *

Пьеса Минди относилась к тому роду школьных произведений, за счет которых родители могут удостовериться в интеллектуальном развитии своих детей.

Для этого не нужна была историческая достоверность, хватало и антуража. Не требовалось и актерского мастерства, хватало того, что роли исполняли любимые сыновья и дочери. Не требовалось и таланта сценариста, потому что большую часть спектакля зрители все равно тайком набирали бесшумные sms и только изредка пытались вникнуть в суть происходящего на сцене.