Книга Голубая роза - Яна Темиз

…Бабушка теряла зрение. Слепота прогрессировала стремительно, и врачи, те немногие, которые были доступны их небогатой семье, только разводили руками. Это не было похоже ни на старческую дальнозоркость, ни на примитивную близорукость, ни на катаракту. Очки не помогали, потому что, как описывала свои ощущения бабушка, перед ее глазами словно стояли два темных облака, становившиеся все темнее и темнее…

Удивительнее всего было то, как бабушка восприняла свою болезнь. Эта уже старая, необразованная, простая женщина ни разу не пожаловалась, не проронила ни слезинки, старалась как можно меньше обременять своих близких и беспокоилась только о том, что скоро не сможет делать свою привычную работу по дому, заботиться о внуках и заниматься рукоделием. А она была редкостная мастерица. Кружева, вязание, вышивание, шитье – за что ни бралась бабушка, все потом с завистью и восхищением рассматривали ее соседки и приятельницы.

Она и представить себе не могла, что с этими занятиями, на которые она тратила все свободное время (а много ли его у вдовой пожилой домохозяйки, воспитывающей двух неродных внуков и вдобавок стесненной в средствах?) и всю творческую энергию, отпущенную ей природой, ей придется расстаться.

– Для нее эти кружева и подушки, скатерти и занавески, гобелены и салфеточки были тем же, чем для меня стало сочинительство, – рассказывала Айше. – Наверное, каждому необходимо творчество. Вот и моя невестка такая же – настоящая художница, хоть и без специального образования. И когда бабушка поняла, что скоро совсем перестанет видеть (а она как-то сразу это почувствовала, никаких врачей не слушала), то она решила, что надо привыкать все делать на ощупь, не глядя. С вязанием и кружевом было легче, она и так настолько хорошо владела крючком и спицами, что почти на них и не смотрела, когда работала.

А вот с вышиванием возникли проблемы. Она умела на ощупь втыкать иголку в канву практически с точностью до миллиметра, но – цвет… Цвета она различала все хуже и хуже, а вскоре могла только сказать, темный это цвет или светлый. И спрашивала детей: это голубой или зеленый? это желтый или белый?

– Дальше вы, наверное, и сами догадаетесь? Мы решили подшутить и подсунуть бабушке не те нитки, которые она просила. Ей хотелось вышить розу – обыкновенную, бело-розовую – на голубом, небесном фоне. Мы сговорились и, хихикая, подавали ей не те цвета… теперь-то мне стыдно, конечно. В свое оправдание могу только вспомнить, что мысль была не моя, а Ибрагима (так звали моего кузена), и что мне, помнится, несколько раз хотелось во всем признаться бабушке, чтобы она не вышивала эту ужасную голубую розу, над которой потом будут смеяться все соседки.

Но Айше не призналась, и аляповатая, нелепая подушка была закончена. Бабушка гордилась собой: почти ничего не видя, сделать-таки вышивку крестом, причем не какой-нибудь геометрический орнамент, а многоцветный рисунок. Дети с нетерпением ждали реакции посторонних: Ибрагим со злорадством и обычной детской жестокостью, Айше с тайным страхом перед обидой бабушки и стыдом. Но ничего не случилось. Совсем ничего! Никто не смеялся.

Заходившие в гости соседки и родственники, словно сговорившись, хвалили вышивку, искренне восхищаясь мастерством и силой характера слабо видящей женщины.

– Это я для Айше, сиротки моей бедной, приданое делаю. Ей, кроме меня, кто же свяжет и вышьет? Вот скатерть и салфетки сделала, кружева еще успею, если жива буду. К этой подушке теперь хочу покрывало вышить, пока не совсем ослепла.

Но она не вышила покрывала. Ей становилось все хуже, и не только глаза, но и руки отказывались служить. Стремительно слабеющие пальцы уже не могли держать крючок и иголку, и подушка с голубой розой стала ее последним рукоделием.

Маленькая Айше не любила смотреть на эту подушку. Отчего? То ли от чувства вины перед любящей ее бабушкой, то ли оттого, что вышивка и впрямь была некрасива. Как-то вечером, помогая бабушке чистить фасоль, она вдруг спросила:

– Бабушка, а по правде бывают голубые розы?

– Нет, милая, – хитро улыбнувшись, ответила она, – только вышитые. А по правде-то их нет и быть не должно!

– Как – вышитые? – ахнула Айше. – Разве ты ее видишь?

– Я, милая, вижу побольше твоего. Только не глазами. Мне господь потому-то и наказание такое послал, что много я видела и знала. Теперь, чтобы видеть, мне и глаза не нужны. Думаешь, я не знаю, что вы мне другие нитки подавали? Все я знала, только молчала, ждала, кому из вас стыдно станет. Кому, думаю, станет, из того хороший человек вырастет. И знаю я, как тебе стыдно, так стыдно, что и признаться-то было совестно. Так ведь?

– Да, бабушка, я не хотела, ты прости, – начала бессвязно лепетать девочка.

– Я уж простила. Ты теперь сама себя прощай и у бога прощенья проси. Совестно тебе, вот и задумываешься о голубых розах. Я все ждала: когда проговоришься?

– А почему ты сказала, бабушка, что их быть не должно? Ведь было бы красиво.

– А потому, что бог знает, что делает. Он никому всего сразу не дает: либо цвет красивый у цветка, либо форма, либо размеры, либо запах. А если все сразу захочешь – ничего хорошего из этого не выйдет. Ты вот у меня не красавица, да и сирота без отца, без матери, но умница, учиться любишь и сердце у тебя хорошее – может статься, счастливее других будешь. Тех, у кого только красота да деньги. Ты подушку-то мою возьми, расти да нет-нет и погляди на нее: не стыдно ли мне за что-нибудь? Не обманула ли я кого, не предала? Если неприятно станет на мою розу смотреть – значит, совесть-то нечиста.

– Я и храню подушку на память о бабушке. У Байрона, кстати, одна героиня перепутала нитки и вышила зеленую розу, это я потом уже прочитала… а про голубые розы я и потом думала: интересно, почему их не бывает? И знаете, что поняла? Что не бывает и голубых пионов, гвоздик, тюльпанов, георгинов, лилий – словом, никаких самых крупных и эффектных цветов. Зато всякая мелочь, вроде незабудок или колокольчиков, бывает совершенно небесного цвета. При этом голубой ведь не самый красивый цвет, то есть это зависит от того, кому что нравится, так что бабушкина теория меня не удовлетворила. Вот вы подумайте сами: почему не бывает голубых роз?

– А вы знаете ответ? – Кемаль взглянул на стоящий перед ним букет и сказал первое, что пришло в голову:

– Наверное, они были бы слишком красивы и поэтому неестественны.

– Такая версия у меня тоже была… впрочем, тогда надо верить в бога или по крайней мере в нечто вроде разумного творца, а я как-то не очень… но это неважно. Словом, окончательного ответа я так и не нашла. Может, бог, если он есть или был, израсходовал всю свою голубую краску на небо и море? – Айше с легкой улыбкой посмотрела на Кемаля, и ему захотелось сказать, что на ее глаза этой краски все-таки хватило. Но он не стал этого говорить. Не нужен этот игривый тон. Не с ней. – Я советовалась с ботаниками-профессионалами, и они сказали, что голубую розу нельзя вывести никакими силами: ни скрещиванием, ни даже поливкой химикатами – не прокрашивается она. Можно искусственно создать голубую гвоздику, хризантему, даже придать голубоватый цвет тюльпану – а роза не поддается. Между прочим, когда я задавала свой вопрос, то боялась, что на меня будут смотреть как на полную идиотку, а оказалось, что вывести голубую розу – давняя мечта всех цветоводов. Что-то вроде философского камня у алхимиков. И эта мечта отражена даже в изобразительном искусстве, особенно в декоративно-прикладном и всяких народных промыслах. В литературе-то символики с голубой розой полно, теперь я и это знаю, могу целую лекцию прочитать. Катя говорила, что в России было такое художественное объединение – «Голубая Роза». А еще я обнаружила огромное количество голубых роз на тканях, коврах, гобеленах, чашках… тогда я стала думать, что литературные символы самые верные, что голубая роза – это своего рода мечта о недостижимом, невозможном, недоступном. О соединении несоединимого. Так я мечтала об университете. Для меня образование, положение вроде моего нынешнего, было чем-то вроде голубой розы: вы представьте себе сироту, выросшую в Измире, но никогда не видевшую моря, никогда не покупавшую ничего готового, кроме самой дешевой обуви и чулок! Все во мне сопротивлялось бабушкиной философии: это никакой не бог, а природа не дала розам голубого цвета, не позволила им уподобиться небесам, но ведь природа не дала им и разума. А мне дала. И нечего быть смиреной незабудкой, если можешь вырасти в розу… как-то так. Я была подростком, мало что знала, вот и придумывала себе… точки опоры.