Книга Жизнь русского обывателя. От дворца до острога - Леонид Беловинский

Помимо салонов и гостиных, в столицах был еще один тип общественного центра – клуб. Клубов было довольно много: Купеческий, Немецкий, или Шустерклуб, даже приказчичий. Но Клубом с большой буквы («Клобом» на старый манер) были петербургский и московский Английские («Аглицкие»). Оба они появились еще во второй половине XVIII в., будучи основаны иностранными купцами, но к XIX в. стали чисто дворянскими. И не просто дворянскими: ни богатство, ни высокая должность, ни чин, ни родовитость еще не открывали двери клуба. Попасть туда можно было только по баллотировке с тайным голосованием всех наличных членов клуба, и только на вакансию – после смерти или изгнания члена клуба. Люди годами ждали вакансии, а потом с трепетом ожидали результатов голосования: провал мог закрыть перед кандидатом-неудачником и двери особенно фешенебельных гостиных, ибо означал отсутствие неких нравственных качеств. А уж изгнание из него, также по итогам голосования, заведомо делало человека отверженным в его обществе. Сколько было интриг со стороны даже и очень влиятельных людей, чтобы прорваться в московский Английский клуб, и сколько из них так и не добились успеха! А о знаменитом журналисте Ф. В. Булгарине, неосмотрительно баллотировавшемся в члены клуба, ходил даже анекдот: в день выборов он спросил у своего сподвижника (но пользовавшегося безупречной репутацией) Н. И. Греча, члена клуба: «Ну, как прошли выборы? – Единогласно! – Избран? – Нет. Я же сказал, что за тебя был подан только один голос – мой!». Членство в этом клубе было как бы гарантией порядочности (условной, разумеется) и светскости. Ну, а быть избранным в старшины клуба значило быть небожителем!

Для многих клуб был просто местом, где протекала вся жизнь. Домой уезжали только спать. Здесь питались (московский Английский клуб славился своей кухней, и многие богатые помещики отдавали сюда своих поваров на учебу). Здесь дремали в удобных креслах после сытного по-русски обеда. Здесь читали газеты (московский клуб обладал лучшим собранием русской и иностранной периодики и большой библиотекой), в особой уютной «Говорильне» громогласно обсуждали все новости (это вам не светская гостиная!). Первопрестольная столица всегда была оппозиционна чиновному Петербургу, не стесняясь критики правительства, и считалось, что Английский клуб есть зеркало общественного мнения; Николай I будто бы специально интересовался, о чем говорят в московском Английском клубе. И главное – здесь играли. В огромной «Инфернальной» (то есть Адской – красноречивое название для комнаты), где были расставлены ломберные столы, шла большая игра! Здесь проигрывались многие тысячи, вылетали в трубу богатейшие имения. Здесь игра затягивалась до утра, а поскольку играть можно было только до определенного часа, игроки платили большие штрафы за позднюю игру, в геометрической прогрессии увеличивавшиеся с каждым часом, и они составляли важную доходную статью клуба. Ведь и расходы клуба на громадное количество вышколенной прислуги, на получавших большие деньги поваров, на продукты и дорогие вина были огромны. Хотя члены клуба и платили большие взносы, средств постоянно не хватало. К тому же члены клуба, как люди благородные, долгов платить не привыкли, хотя здесь это было и рискованно: имена должников выписывались на большой доске в холле, а это было уже неприлично; за слишком большой и безнадежный долг собрание старшин могло исключить из клуба, а о последствиях этого мы уже говорили.

Пользоваться всей этой благостыней можно было, и не будучи членом: члены клуба имели право приводить с собой гостя. Это и был путь в клуб: сначала в качестве гостя, а затем, заведя знакомства, и попытаться баллотироваться. А вот гостий в клуб не водили: женщины сюда допускались, и то не во все комнаты, лишь во время коронационных балов, которые давал клуб. Это было чисто мужское общество, где можно было позволить себе маленькие вольности, вроде расстегнутого жилета и легкого храпа в уютном кресле после обеда. В качестве гостя оказался в 1806 г. в московском Английском клубе С. П. Жихарев: «Какой дом, какая услуга – чудо! Спрашивай, чего хочешь – все есть и все недорого. Клуб выписывает все газеты и журналы, русские и иностранные, а для чтения есть особая комната, в которой не позволяется мешать читающим. Не хочешь читать – играй в карты, в бильярд, в шахматы, не любишь карт и бильярда – разговаривай: всякий может найти себе собеседника по душе и по мысли… Он (клуб. – Л. Б.) показался мне каким-то особым маленьким миром, в котором можно прожить, обходясь без большого. Об обществе нечего и говорить: вся знать, все лучшие люди в городе были членами клуба» (66; I, 194).

Светский человек. Начало ХХ в.

Неким подобием клубов, в том числе в провинции, были дворянские собрания. Дворянское общество в губернском, а то и уездном городе снимало или даже строило большой дом – формально для проведения своих регулярных съездов и выборов. Фактически же здесь и давались балы, и устраивались обеды и ужины, и просто закусывали в буфетной, и читали (в дворянских собраниях и появились едва ли не первые общественные библиотеки), и даже играли в карты и на бильярде. И опять же самым главным, самым славным было Московское дворянское собрание, от которого нынче остался только знаменитый Колонный зал. Здесь на балах собиралась самая блестящая знать, и появлялись даже члены императорской фамилии и сам император. Это был главный бал страны (не считая, разумеется, придворных балов), и к нему шились новые туалеты и освежались драгоценности. Вот как вспоминала Е. П. Янькова о нем: «Дворянское собрание в наше время было вполне дворянским, потому что старшины зорко следили за тем, чтобы не было какой примеси, и члены, привозившие с собою посетителей и посетительниц, должны были отвечать за них и не только ручаться, что привезенные ими точно дворяне и дворянки, но и отвечать, что привезенные ими не сделают ничего предосудительного, и это под опасением попасть на черную доску и через то навсегда лишиться права бывать в Собрании. Купечество с их женами и дочерьми, и то только почетное, было допускаемо в виде исключения как зрители в какие-нибудь торжественные дни или во время царских приездов, но не смешивалось с дворянством: стой себе за колоннами да смотри издали… Собрания в наше время начинались с 24 ноября… и… 21 апреля… оканчивались собрания. Съезжались обыкновенно в 6 часов… и в 12 часов все разъезжались по домам ‹…›.

В тот год (1817–1818. – Л. Б.) и балы в Собрании были очень нарядны и многолюдны; все, имевшие в Москве собственные дома, ежели хотели ездить в Благородное собрание, должны были записываться как члены… Не помню, какой номер билета был у меня в тот год, но у которой-то из моих дочерей был № 1000 для девиц; поэтому можно себе представить, по сколько персон бывало на больших балах в Благородном собрании» (148, с. 164, 223). Попасть на бал в Московское собрание было не просто: нужны были связи, чтобы получить билет, и сколько для этого предпринималось интриг, не всегда увенчивавшихся успехом. Зато для собравшихся в Москву усадебных медведей и байбаков попасть сюда было почти райским наслаждением: «…тут увидят они статс-дам с портретами, фрейлин с вензелями, а сколько лент, сколько крестов, сколько богатых одежд и алмазов! Есть про что целые девять месяцев рассказывать в уезде, и все это с удивлением, без зависти: недосягаемою для них высотою знати они любовались, как путешественник блестящею вершиной Эльбруса» (35; 71). Но главное – это была всероссийская ярмарка невест: папеньки и маменьки из провинции свозили сюда своих дочек на выданье, а охотники за приданым слетались на поиски счастья: «Не одно маленькое тщеславие проводить вечера вместе с высшими представителями российского дворянства привлекало их в собрание. Нет почти русской семьи, в которой бы не было полдюжины дочерей: авось ли Дунюшка или Параша приглянутся какому-нибудь хорошему человеку!.. Для любопытных наблюдателей было много пищи в сих собраниях; они могли легко заметить озабоченных матерей, идущих об руку с дочерьми, и прочитать в глазах их беспокойную мысль, что, может быть, в сию минуту решается их участь…» (35; 71–72).