Книга Тайны русской водки. Эпоха Иосифа Сталина - Александр Никишин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не помню ни одного случая, чтобы наказывали за пьянство. Наказывали за другое. Например, за тесное, так сказать, общение с местным населением, то есть с немками. Не по идеологическим, конечно же, соображениям, а из-за венерических болезней. Немцы, уходя, заражали своих женщин и девочек от 12 лет, чтоб они потом заражали русских. И это чистая правда. Проштрафившихся у нас наказывали так: не повышали в звании, не давали очередную награду. Но случаев, когда человек становился медицинским алкоголиком, даже при том разгуле – не было. Во время войны у нас в авиации господствовал такой принцип: «Будь ты хоть дерьмом на земле, но будь асе в воздухе». После победы все повернулось с точностью до наоборот.
– В смысле? «Дерьмо» в воздухе?
– Когда Германия капитулировала, в армии началось просто страшное, безудержное пьянство! Повальное. Наступила разрядка. Мы победили. Находились в эйфории. Ребята молодые гусарствовали дни и ночи. Жили припеваючи с великолепным снабжением. А на гражданке тем временем было голодно. Шли недели, мы меньше стали летать, больше принялись нас гонять по части строевой подготовки. Потом армию начали сокращать, народ распустился и «гудел», что называется, от души! И опять же – наказывали не за пьянство как таковое, а за те проступки, которые люди совершали в пьяном состоянии.
В «Евангелии для Ивана» у меня есть такие строки:
Да, было время, мы жевали
Не обещания траву.
Треску копченую едали.
И даже крабы мы видали
Не в пьяном сне, а наяву.
И за гулянки нас не били,
И не корили нас вином,
Нас даже женщины любили,
Хоть мы дышали в них дерьмом.
Мы от ударов не пищали.
И сочиняли мы стихи,
За кои власти нам прощали
Порой опасные грехи…
– Так уж и прощали? – задаю риторический вопрос.
– Это правда, – отвечает он, – Зиновьеву власть никогда и ничего не прощала…
После выхода на Западе его книги «Зияющие высоты», которую дружно осудили все советские писатели и философы того времени, главный партийный идеолог Суслов сказал: мы тут за диссидентами гонялись, а такую сволочь проглядели. И сделал все, чтобы выпихнуть его за железный занавес. Как знал, что для Зиновьева это будет пострашней ГУЛАГа. В изгнании он напишет:
…Меня тошнит от местной красоты.
Мне хочется хоть раз еще в Москве упиться.
От незнакомого пропойцы слышать «ты».
Дрожа от холода, в чужом дворе забыться.
Подумает, подумает – и добавит к тому стишку стишок другой. С названием «Но»:
Но жизнь, увы, не повернется вспять.
И уж не выйдет больше рассутулитъся.
И не удастся пьяным в дым опять
Идти, шатаясь, по московской улице.
Перепрыгивая через десятилетия, войдем с ограниченным контингентом уже Советской армии в Афганистан, реализовывая троцкистскую идею экспорта мировой революции.
Вместе с идеологией коммунизма, томиками речей Л.И. Брежнева на пушту и хинди сюда пришла и русская водка. Ислам, как известно, запрещал местным жителям пить водку, но он не запрещал ее оборот внутри страны, и многие афганцы за годы войны, невзирая на догматы веры, к ней пристрастились, тесно контактируя с русскими.
Вот рассказ ветерана той войны, капитана запаса войск ВДВ Евгения Ганина:
«В 1981 году у нас в Афгане свершилось удивительное событие: командование приняло решение заменить в нашей 103-й дивизии ВДВ всех на всех. Всех офицеров, отслуживших тут по два года, на заменщиков из Союза. И – пошло-поехало. Летит «борт» с заменщиками – из Пскова, за ним второй – Рязань, третий – Кировабад, четвертый – Тула, пятый – Белгород… Один за другим. И в каждом – наш брат-заменщик. На место старого взводного – новый взводный, на место старого ротного – ротный новый, ну и выше бери.
А ждут их с нетерпением еще и потому, что у каждого, что немаловажно и почему мы так скрупулезно считали «борта», – по 3–4 бутылки водки «Столичная»; кажется, по литру или по два можно было провезти с собой. А с водкой в нашем парашютно-десантном полку не то чтобы плохо было, ее просто как бы и не было, у нас вроде как сухой закон был, но, если кто хотел, то по принципу, «свинья грязи найдет», всегда мог ее купить на Кабульском базаре, к примеру.
Афганцы свою виноградную самогонку называли «шароб». Идешь по базару, они тебя за рукава хватают и громким шепотом (у них же по исламским традициям алкоголь – ни-ни!): «Шурави, фотка, фотка, шароб!»
Или еще: «Шурави, чаре!» А это у них на замену алкоголю, что-то вроде гашиша, самокрутка такая. По виду – чистый заячий помет, зеленая такая палочка, которую они скатывали в ладонях, а потом ножиком нарезали в размер сигареты, «порционно».
За «шароб» и «чаре» наши дембеля им доски тащили, колеса от машин, ящики снарядные. Дерево там очень ценилось. Если, к примеру, крышу покрыть надо, то наши доски – хорошие, оструганные – в строительстве первое дело.
Конечно, мы, офицеры, имели право этот товар конфисковывать и как-то быстро научились его находить. Натренировались. Ну точно, как собаки в аэропорту, которые на наркотики делают стойку.
«Шароб» этот афганцы, не заморачиваясь, продавали в полиэтиленовых пакетах. Зальют, завяжут – и на базар! А наши потом куда только не пихали эти пакеты. И в бензобаки, и в цистерны с горючкой. А сигарки почему-то все прятали в одни и те же места – за панаму, за воротник, в билет военный, за подкладку. Находили обязательно, ну и, что характерно, изымали.
Правда, в одном случае мы оказались бессильны что-либо сделать. Наша рота саперная значилась как понтонная, но понтоны там были не нужны – какие понтоны, если реки хрен их знает где, а тут – один песок! Ну их и забрали в Союз, а на нас возложили функции, нам несвойственные, – прачечная, обстирывать всех подряд, подвозка горючего на позиции, ну и выпечка хлеба. Привезли нам такой агрегат с крутящимся механизмом – для выпечки хлеба.
Печка шурует, механизм крутится, солдатики туда кирпичики из теста засовывают, а на выходе – хлеб горячий.
Хлеба много надо было, поэтому вынимали побыстрее, он даже не успевал пропекаться, новую партию теста засаживали. И вот оказалось, что появилась в нашем полку дешевая бражка. Пьяных начали вылавливать, что ни день. Мы-то сразу смекнули, откуда ветер дует, – оттуда, где хлеб выпекают. Там же и дрожжи, и вода, и механизм крутится. Но хлебопеки наши так все засекретили, что ни разу мы никого за руку не смогли поймать!..
Водка же наша, настоящая, «Столичная», к примеру, в Афгане очень дорого стоила. В Москве, кажется, 3 рубля 62 копейки бутылка, а тут – по 25 чеков за поллитровку. А чек в Афгане шел по 2 рубля за штуку… Ясное дело, кто-то хорошо нажился на контрабанде.
Однажды проверяли колонну цистерн, которые горючее везли. Спрашивают: «Водка есть?» В ответ: «Не, водки нет!» Цистерну открыли, а там – этикетки водочные плавают, как кувшинки в пруду, отмокли! Целый арсенал везли! Изъяли. Потом мы, кстати, пробовали – соляркой отдает, видно, пока везли, горючее вовнутрь бутылки просочилось…