Книга Две дамы и король - Ольга Играева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затрещал переговорник. Губин очнулся от раздумий. Мила из приемной сообщила, что звонит некто Смирнов — утверждает, что Губин поймет, о ком идет речь. Губин раздраженно выслушал эту белиберду — какой еще Смирнов? Никакого Смирнова он не знал.
Хотел попросить Милу записать его координаты и отшить поделикатнее, но что-то его удержало. Непонятно что. Смирнов — такая ординарная фамилия, что, кажется, и ее владелец непременно должен быть серым, среднестатистическим и неинтересным человеком — без всякой индивидуальности.
— Соедини, — скомандовал Губин Миле.
— Сергей Борисович, очень благоразумно с вашей стороны, что вы решили со мной поговорить, хотя, как я понимаю, колебались, — проговорил спокойный, уверенный голос в трубке. Голос ничего Губину не напоминал. — Впрочем, говорить особенно не о чем, — продолжил некто Смирнов. — Не буду рассказывать о себе, хотя вы могли бы меня и помнить, мы встречались год назад на одной тусовке. Помните, как отмечали пятилетие «Заоблачных авиалиний» в «Серебряном веке»? Я думаю, вы уже догадались, кого я представляю. Так вот, я всего лишь уполномочен передать вам приглашение. Приходите завтра на Кутузовский, в «Москоу-плаза», офис на третьем этаже. В три часа дня. Я надеюсь, вы понимаете, что, от таких предложений не отказываются.
И, не попрощавшись, Смирнов положил трубку Губин сидел как пораженный ударом молнии. Этот звонок и был ударом молнии. Губин теперь припоминал этого Смирнова, хотя и смутно: действительно, когда праздновали пятую годовщину создания «Заоблачных авиалиний» — новой авиакомпании, внезапно ворвавшейся на рынок международных перевозок, — их знакомил генеральный менеджер, добрый приятель Губина Элик Шахмурзаев. Смирнов…
Обыкновенный мужик средних лет, благообразный и, в отличие от той простонародной публики, какую представляют собой нынешние «новые русские», он показался образованным, воспитанным и не без лоска. Все тогда довольно быстро нажрались — Губин в том числе, начали орать, куражиться, перебивая друг друга. Губину сейчас было неприятно об этом вспоминать. А вот Смирнов тогда не нажрался. Он смотрел на гуляющую компанию спокойно, сдержанно и, как только что понял Губин, — с затаенным презрением. И вот только что этот Смирнов позвонил и пригласил на встречу с человеком, которому не отказывают…
«Изяславский…» — прошелестело в голове у Губина. Они никогда не встречались. И вдруг приглашение — так неожиданно и необъяснимо. Губин несколько секунд сидел оцепенелый. Потом нажал На кнопку звонка. Когда в кабинет, открыв дверь, вошла Мила, он нетерпеливо приказал ей:
— Козлова ко мне. Быстро.
— Ну, что, мы с тобой там же, где были? — вопрошал в это время Занозин Сашу Карапетяна.
Это был не требовательный вопль начальника, а скорее горестный вопрос, заданный товарищу по несчастью. Расследование смерти Киры Губиной продвинулось ненамного, С осколком от очков ничего не получилось — не было в списках клиентов салонов оптики ни Губина, ни Подомацкина, ни Сурнова, ни Регины Никитиной, ни одной фигурировавшей в деле фамилии. А Губин сказал, мол, да, очки из салона, но самые обычные.
Насчет «Лукойловки» выясняли в пресс-службе нефтяной компании — это было самое смешное и интересное занятие для Карапетяна. Выяснили, что действительно к одной дате заказали на «Кристалле» партию спецводки количеством в тысячу бутылок — подарочный вариант. Разослали дружественным российским и зарубежным бизнесменам, еще около ста бутылок до сих пор на складе, их используют для представительских целей. Потихоньку расходятся.
Сергей Губин в числе получивших подарочную «Лукойловку» есть, ему было прислано три бутылки.
Когда это было? Не так давно, месяц назад.
— Прекрасно, — заявил Занозин. — Губин «Лукойловку» получал — один из многих бизнесменов. И что это нам дает? Почти ничего. Это не улика — прокурор и слушать не будет. Даже если бы выяснилось, что Губин заказывал очки, подобные тем, осколок которых мы нашли в лифте, все равно все это косвенные даже не улики, а случайности. Что, те фрагменты отпечатков пальцев, которые на стекле остались, совсем не поддаются идентификации.?
— Эксперты говорят, с трудом, — ответил Карапетян. — Впрочем, попытаться можно. Давай сюда отпечатки подозреваемого — и мы попытаемся! Знать бы еще, с какого пальца эти фрагменты…
Занозин лишь вздохнул в ответ на карапетянское ехидство.
— Слушай, — постарался утешить Занозина Карапетян. — Что мы на этом стекле зациклились? Давай подумаем, за что еще можно зацепиться? Судя по синяку на правой скуле Губиной, убийца ее оглушил перед тем, как задушить, — он левша и, по-видимому, занимался боксом.
— Ты предлагаешь пересмотреть всех, кто когда-то занимался боксом в России? Или всех левшей? Свежая мысль. Аплодирую, — отплатил Занозин Сашке за его ехидство.
— А кстати, — врезался в его слова Карапетян. — Губин — левша?
— Губин… — задумчиво затянул Занозин. — Губин… Правша. Во всяком случае при наших беседах я не заметил, чтобы он пользовался левой рукой чаще, чем правой. И между прочим, ударить по скуле может кто угодно — даже тот, кто никогда боксом не занимался. Тем более что речь о женщине.
Он уже привык считать Губина главным подозреваемым, как и Карапетян, хотя еще недавно противился этой идее. Но, видимо, его мозгам надоело биться в тупике. Губин же напрашивался в подозреваемые сам собой — да еще темпераментный Карапетян внушал эту мысль Занозину как мог.
Была и другая причина — Занозину очень не хотелось считать подозреваемой Регину Никитину. Он помнил про звонок анонима, про его рассказ о свидании Регины на Ярославском вокзале с неким молодым человеком, с которым они не поделили деньги.
Самое поганое было в том, что Занозин на всякий случай проверил депозиты Регины в Сбербанке и выяснил, что на следующий день после убийства Киры Губиной она сняла со своего депозита довольно крупную сумму…
Занозина все-таки мучила совесть за то, что он не желает воспринимать версию о Регине всерьез. Будь на ее месте кто-нибудь другой, подобные факты очень бы заинтересовали его. Но речь шла о Регине, и Занозин тянул, откладывал на потом проверку информации. Осознавая, что поступает непрофессионально, он утешал себя тем, что обязательно займется и этой версией, вот только разберется с остальными.
Телефон зазвонил, как всегда, некстати. Занозин взял трубку и не особенно любезно отозвался: «Да».
И через секунду — снова «Да», но уже так, что Карапетян взглянул на начальника удивленно. Интонация и даже тембр голоса Занозина изменились до неузнаваемости. Карапетян во всяком случае не помнил, чтобы Занозин с кем-нибудь говорил по телефону таким спертым фальцетом.
Звонила Регина.
— Вадим, — говорила она, а Занозин слушал. — Я звоню потому, что… В общем, я тогда вам не сказала, посчитала, что неважно, но теперь все поменялось… Я звоню вам из-за Сергея, ну, из-за Губина.
Я вижу, ему тяжело, он мучается, я хочу ему помочь…