Книга Гори, венчальная свеча! - Елена Арсеньева

А вдруг дверь не сдвинется с места? Вдруг она закрываетсяиначе, чем открывается?

Цепляясь за стены, Лиза добралась до окна, ухватилась зачугунные лепестки, с невыразимым облегчением услышала тяжелое шевеление плитыза спиною и упала беспамятная.

* * *

– Будь я магометанин, меня называли бы эффенди[67], но япрезренный гяур, не пожелавший предать своей веры и омывший ее кровью, а потомуменя кличут Эбанай.

Черные глаза незнакомца, сидевшего на краешке постели,ласково смотрели на Лизу.

Она недоверчиво приподняла брови:

– Эбанай? Но ведь это по-татарски повивальная бабка?

Он слабо улыбнулся:

– Вот именно. Я ведь врач – придворный лекарь господинанашего, султана Сеид-Гирея.

– Это он прислал тебя сюда? – потупилась Лиза.

– Нет. Сестра моя, ты знаешь ее под именем Гюлизар-ханым,привела меня, когда нашла тебя лежащей без чувств. Скажи, Рюкийе-ханым, чтослучилось с тобой, почему сознание покинуло тебя столь внезапно?

Лиза покосилась на свою руку. Никакой боли, никакого жжения:белая повязка источает дивную прохладу и аромат.

– Меня ужалила какая-то страшная тварь, – пробормотала она,отведя глаза. – Желто-зеленая, огромная…

Эбанай кивнул, устремив задумчивый взор в окно.

Лиза украдкой взглянула на него. Это был тот самый человек,который в диване поразил ее своим сходством с Гюлизар-ханым. Понятно, онипохожи, коли брат и сестра! Что-то такое говорила злобная Чечек про этогобрата, какую-то гадость… никак не вспомнить. Да и не это было важно, а совсемдругое: в самом ли деле Эбанай заметил чьи-то глаза, подглядывающие сквозьпотайные отверстия в стене, и понял ли он, чьи это глаза? И слышал ликто-нибудь Лизин вопль в подземном ходе?

– Сороконожка, да-да… – снова кивнул Эбанай. – Не эта ли? –Он нагнулся и поднял с пола желто-зеленое чудище, держа его за одну рыжуюкрепкую ногу.

Лиза взвизгнула, забилась в угол постели.

– Сколопендра. Не бойся, она теперь мертва. Гнусноесущество! Укусы ее весьма болезненны. Но я остановил ток крови в твоей руке,выдавил зеэр[68] сколопендры, а потом наложил повязку, пропитанную маковымсоком и отваром тысячелистника, который уничтожает воспаление.

– Боже мой! – воскликнула перепуганная Лиза. – Неужели здесьбыла еще одна сколопендра! – Она тут же прихлопнула рот ладонью, но было ужепоздно…

Эбанай устремил на нее пристальный взор, и у Лизы пересохлово рту. «Он видел! Я пропала! А теперь, когда я так глупо проболталась, и вовсепонял все!»

– Дело в том, Рюкийе-ханым, – молвил Эбанай все так же мягкои доверчиво, как если бы беседовал с ребенком, – что сколопендру частовстретишь на Карадаге, в скалах у моря, меж камней, в подземельях, но в дома онизабираются нечасто. Едва ли Хатырша-Сарай кишит ими! Я нашел ее, конечно же, впотайном переходе, на ступеньках, там, где она укусила тебя.

Лиза только и могла, что беспомощно воздела очи и уставиласьна Эбаная, будто дитя, которое ожидает порки, или жертва, ждущая последнегоудара… И не поверила себе, узрев его печальную улыбку.

– Ничего не бойся от меня, Рюкийе-ханым, – тихо проговорилон. – Я ведь видел твои глаза там… ты поняла?

Лиза слабо кивнула.

– Ты испугалась напрасно. Конечно, ведь ты еще не знаешьменя. Но получается, я отчасти виновен в том, что приключилось с тобою. Никтони о чем не узнает. Гирею известно лишь то, что ты подошла к окну и на тебябросилась сколопендра. Он весьма встревожен, поверь, и приказал мне печься отебе неусыпно. Уж не ведаю как, но ты задела его каменное сердце… На благо ли,на печаль – Бог рассудит!

Лиза нерешительно смотрела на Эбаная. На первый взгляд емубыло лет сорок; правда, тучность старила его. Лицо это могло бы показаться дажекрасивым, когда б не тяжелые, обрюзглые щеки и не беспросветная тоска в большихумных глазах. Этой тоскою и доброю, мудрою улыбкою он вызывал доверие. Лизауспокоилась было, но оставалось еще одно, что продолжало тревожить.

– А Гюлизар-ханым? Она знает? Я не верю ей! Она меняненавидит, она ему скажет!..

– Она не тебя ненавидит, Рюкийе! – Эбанай горестно покачалголовою. – Гоар ненавидит себя, свою долю, а значит, всех на свете… Кроме тех,кто истинно повинен в нашей беде: проклятие рода нашего, Гирея!

– Гоар? Так ее имя?..

– Да. Прежде ее звали Гоар. Это так же верно, как то, чтоменя когда-то звали Баграм, и я был братом и возлюбленным прекрасной Гоар!

Лиза отшатнулась так резко, будто ее ударили в лицо. Сердцезаколотилось, она принуждена была откинуться на подушки и несколько раз глубоковздохнуть.

– Что с тобою? – Эбанай нагнулся, пристально глядя в ееглаза, ловкими прохладными пальцами стиснул запястье, ловя биение пульса. –Тебя так поразили мои слова? Ты оскорблена? Странно… У тебя умные глаза, потвоему лицу видно, какие страсти тебя обуревают; и мне казалось, ты не из тех,кто способен ужаснуться любви, даже если это бесовское наваждение, как твердятнедалекие люди.

– Умоляю тебя, – простонала Лиза, – не говори так! Ты ничегоне знаешь обо мне, ничего не понимаешь. Моя жизнь была так тяжела! Я боюсьвоспоминаний… не рви мне душу!

Эбанай, чуть улыбнувшись, прижал ее ладонь к своей щеке:

– О Рюкийе, дитя мое, Рюкийе! Не пройдет и трех месяцев, какты вылетишь из этой клетки, маленькая серая птичка, и исчезнешь в лазурнойдали, где морская волна играет с солнцем. Ты, только ты оружие божественногоотмщения за все мои муки, за горе моей сестры. Я вижу твою судьбу в чертахтвоего лица, в линиях твоей ладони, вижу так же ясно, как если бы читал об этомв Джинджи-китап, книге о духах, куда пророк Солейман записал все волшебныеслова, которые объясняют прошлое, исправляют настоящее, открывают будущее изаставляют злых духов служить человеку. Верь мне, Рюкийе, ведь иногда менязовут еще и джинджий, что значит колдун!

– Зачем мне все это? – с трудом проговорила Лиза. – Я ничегоне хочу, кроме молчания, ни от тебя, ни от… Бурунсуз!

– Ах, вот как! – Лицо его омрачилось. – Ты уже знаешь этопрозвище? И, конечно, знаешь, что оно означает?