Книга Неподвластная времени - Анхела Бесерра

На Елисейские Поля глядела "Живая Святая" работы Мазарин. К Авеню-де-ла-Гранд-Арме была повернута "Спящая Святая". Город света поделили надвое. На египетскую стелу взирало прошлое. На Арш-де-ла-Дефанс — будущее. Два лица блистательного Парижа.

Вмешательство Кадиса привнесло в диптих осязаемый эротизм. Куратор был вынужден признать, что сила и притягательность этих образов вряд ли оставит публику равнодушной.

60

Час триумфа настал. Семнадцатое июля выдалось необычайно жарким, пылающее солнце разрисовывало бесконечный холст небосвода своими яркими лучами.

Мутноглазый, запрокинув голову, любовался "Живой Святой".

На последнем собрании ему категорически запретили приближаться к девушке и Кадису, но Джереми снова нарушил приказ. Он твердо решил найти и вернуть реликвию, чтобы заслужить уважение братьев. Уж тогда-то они не станут глядеть на него с таким пренебрежением. Джереми и сам считал себя тугодумом, но знал, что он далеко не глуп. Его покрытые мутной пленкой глаза замечали то, что укрывалось от иных обладателей идеального зрения.

Еще никому не удавалось провести Мутноглазого. На картине была изображена Святая, и он собирался вернуть ее любой ценой, даже если для этого придется преступить закон.

А что, если похитить девчонку или попробовать шантажировать художника?

Не зря же он сфотографировал, как они валялись в снегу. Если учесть тот факт, что девушка не раз выходила в свет с отпрыском Великого Дуалиста, кое-кого эти снимки вполне могли заинтересовать. А что, если кто-нибудь начнет докучать гению ежедневными звонками? А что, если на пресс-конференции ему зададут весьма неудобный вопрос? А что, если?.. И все-таки он, Джереми Кабироль, определенно очень умен. Он вот кто настоящий гений! И у него поистине высокое предназначение. Наступит день, и он сам станет великим магистром. Все изменится, как только святыня окажется у него в руках.

Так думал Мутноглазый, подходя к нижней площадке арки, забитой репортерами и зеваками. Он попытался затесаться в толпу газетчиков, но его тут же спросили об аккредитации и отправили восвояси; будущий властелин мира потерпел досадное поражение в самом начале пути.

Не желая признавать себя побежденным, Джереми остался на площади.

Взорам счастливцев, допущенных наверх, открылось незабываемое зрелище. Смотровая площадка с ее уровнями, перилами и решетками идеально подходила для необычного замысла устроителей выставки. Картины проплывали перед зрителями на вращающихся стеллажах. Развешанные по две, они были призваны иллюстрировать главные постулаты дуалистической философии.

Сам автор, нынешний властелин мира, застыл посреди террасы, словно паря над восторженной публикой. Принимая поздравления, он тревожно вглядывался в толпу, ища глазами свою ученицу.

Наконец Кадис заметил чьи-то босые ступни, украшенные полосами, которые любил рисовать на ногах Мазарин. Подняв глаза, художник увидел ее, прекрасную и бледную, опиравшуюся на руку Паскаля.

— Спасибо, сын. Я думал, ты не придешь.

— Я же обещал. К тому же мне хотелось показать Мазарин, чем ты занимаешься, когда запираешься в своей студии.

Кадис улыбнулся, сверля ученицу хищным взглядом.

— А где Сара? — спросил Паскаль.

— Должно быть, отвечает на чьи-нибудь идиотские вопросы. Здесь, как ты мог заметить, полыхают костры амбиций.

— И ты явно не прочь поджариться на одном из них, — ядовито заметил Паскаль.

— Такова жизнь, сынок. Она, как известно, театр, и все мы в ней актеры. Правда, Мазарин?

— Как скажете, — отозвалась девушка, поморщившись.

Ни разу. Учитель ни разу не посмотрел ей прямо в лицо. Она пыталась поймать его взгляд, но Кадис упорно отводил глаза.

— Ну и что ты об этом думаешь? — спросил художник у Мазарин.

— Вас правда интересует мнение какой-то студентки?

Подошедшая Сара протянула Кадису стакан виски.

— Держи, вот твоя "великая любовь". Уж я-то знаю, что на этом свете ты любишь по-настоящему. И дня не можешь без него прожить.

Художник осушил бокал одним глотком; у ног не было настроения вступать в философские споры. Подоспевший куратор выставки сладким голоском поинтересовался у собравшихся:

— Ну разве это не замечательно? — и, не дожидаясь ответа, зашептал что-то Кадису на ухо.

Художник последовал за куратором на нижнюю площадку, где собиралась пресса.

Мазарин спросила, что случилось, и Паскаль объяснил, что вот-вот должна начаться пресс-конференция.

У девушки бешено забилось сердце. Приближался момент истины. Во время ужина в ресторане "Дом" Кадис пообещал рассказать о ней репортерам. Представить ее всему миру как своего соавтора и вдохновительницу сотворенных им чудес.

После долгой напыщенной речи, изобиловавшей многозначительными фразами и смелыми намеками, вроде "смысл абсурда в том, чтобы оставаться абсурдом", "холст — мое самое интимное зеркало", "творить так творить: живопись не признает полумер", эффектного вывода: "Соблазнение — набросок страсти", долгих оваций и расспросов куратор объявил пресс-конференцию закрытой.

Вот что между ними было: пара мазков, неисполненный замысел... Набросок!

Ни слова о ней.

Кадис приписал все работы себе. По его словам, двойной портрет Сиенны родился в результате впадения в мистический транс.

Лжец, урод, свинья, подлец... ПРЕДАТЕЛЬ!

Мазарин бросилась вниз по лестнице, позабыв о Паскале. Она хотела поскорее сбежать от этого мерного фарса, прежде чем кто-нибудь заметит затопившее ее глаза отчаяние. По щекам девушки лились слезы; в горле комом стояли рыдания.

Какой эгоизм, какая подлость, какое унижение! Мазарин брела по улицам не разбирая дороги; девушке хотелось забыться. Вырвать из сердца и памяти того, кто причинил ей такую боль.

В кармане надрывался телефон, тень на асфальте становилась все бледнее. Прохожие не догадывались о том, какие планы зреют в голове странной босой девчонки. Мазарин хотелось одного: больше никогда ничего не хотеть... Исчезнуть, чтобы отомстить.

Она слишком устала от медленного угасания, именуемого жизнью; устала от страданий, устала от одиночества. Устала ждать любви... Устала от лживых взглядов, которые столько обещали и ничего не давали. Она подарит ему все, что у нее осталось, чтобы он мог вдоволь насладиться своим триумфом, допьяна напиться славы.

Когда ночь окончательно поглотила ее тень, отчаяние Мазарин переросло в решимость. Ее поджидали темные воды Сены под мостом Пон-Нёф... Мутноглазый шел за ней по пятам.

61

Колокола Нотр-Дам гудели, предвещая беду. Мазарин бесстрашно взобралась на перила моста, готовая шагнуть навстречу вечному сну. Справа высилась громада Дворца правосудия. Слева — главная сокровищница мирового искусства, Лувр. Где справедливость и что такое искусство?