Книга Большая армянская свадьба - Эмилия Прыткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, мне пойти у Лилит Айрапетовны прощения попросить, а? – робко спросила она.
– Сиди, нечего к ней ходить, – отрезала бабушка, поправляя очки на носу.
Арусяк вздохнула и пошла на кухню, открыла хлебницу, посмотрела по сторонам и спрятала буханку матнакаша под диван на балконе.
– А может, мне за хлебом сходить? Хлеб закончился, – предложила она, вспомнив, что возле хлебного есть телефон-автомат.
– Не надо, я сам схожу попозже, – сказал Петр, кусая сочный желтый абрикос.
– Я хотела перекусить перед тем, как идти гулять, а хлеба нет, – настойчиво сказала Арусяк.
Через пару минут Арусяк на крыльях любви летела по направлению к булочной, сжимая в руке заветный номер. О том, что в Эребуни-массиве уже лет десять как не работает ни один телефон-автомат, Арусяк узнала только тогда, когда обошла с пяток автоматов, моля Бога, чтобы хоть в одной трубке раздался спасительный гудок.
– Девушка, у нас автоматы не работают, – вздохнул седовласый мужчина, наблюдавший, как Арусяк дергает за рычаг, дует в трубку и крутит диск телефона.
– Понятно, – горестно вздохнула Арусяк и поплелась домой.
Отчаявшись позвонить объекту тайных воздыханий, Арусяк чуть не расплакалась, но снова в судьбу ее вмешалось провидение, которое заставило Лилит Айрапетовну войти в подъезд в тот самый момент, когда Арусяк теребила кнопку лифта. Лилит Айрапетовна окинула наглую девицу, укравшую ее платье, презрительным взглядом и демонстративно отвернулась.
– Простите меня, пожалуйста, – вздохнула Арусяк.
– Все вы здесь такие, – фыркнула Лилит Айрапетовна и первой вошла в лифт.
Двери захлопнулись, и старенький обшарпанный лифт медленно пополз вверх, грохоча и дергаясь. И тут Арусяк, не в силах больше сдерживать своих эмоций, разрыдалась. Мысли об Араике и Гоар, крякающих в камышах, Вачагане и его Катеньке, Лилит Айрапетовне и несчастных влюбленных всего мира, которые по каким-либо причинам не могут слиться в вечном блаженстве, волной нахлынули на Арусяк и выплеснулись горючими слезами. Лилит Айрапетовна в недоумении посмотрела на странную девушку, которая то прикидывается больной, то ворует, то рыдает.
– Я не злюсь на тебя, не надо плакать. – Лилит Айрапетвна протянула Арусяк вышитый кружевной платочек.
Арусяк зарыдала еще горше, представив, как бедная старая дева Лилит Айрапетовна сидит по вечерам в гордом одиночестве и вышивает платочки, поливая их слезами. Лилит Айрапетовна прищурилась, внимательно посмотрела на зареванную Арусяк и погладила ее по плечу.
– Пойдем ко мне, – дружелюбным тоном сказала Лилит Айрапетовна, когда лифт остановился на седьмом этаже.
И снова Арусяк сидела на диване, рассматривала слоников и вытирала слезы, пока Лилит Айрапетовна заваривала ей кофе.
– Я не хотела платье воровать, честно, – всхлипнула она, отпив глоток ароматного черного кофе.
– Да ладно, бог с ним, с платьем. Почему ты плачешь? – Как профессиональный педагог Лилит Айрапетовна почувствовала, что девушку мучает не факт воровства платья, а нечто более серьезное.
Арусяк шмыгнула носом и как на духу выложила Лилит Айрапетовне всю свою биографию, начиная с момента рождения до приезда в Ереван и знакомства с Тимофеем. И чем больше рассказывала Арусяк о своей жизни, тем больше Лилит Айрапетовна проникалась симпатией к этой девушке и ненавистью к тем, кто пытается выдать ее замуж против воли. Когда рассказ был закончен, Лилит Айрапетовна готова была идти на баррикады и отстаивать права влюбленных всей Армении, размахивая флагами и выкрикивая лозунги: «Нет позорным традициям! Даешь настоящую любовь! Наши судьбы – в наших руках!» Мятежный дух обделенной любовью женщины жаждал мести за загубленную молодость, за пропойцу-физкультурника, за лжехирурга Манука и английского лорда, который так и не узнал о ее существовании и не приехал за ней.
– Я спасу тебя, Арусяк! – закричала она, чувствуя, что настал в ее жизни момент, когда она может отплатить сполна всем своим обидчикам и спасти пусть не себя, но молодую и прекрасную девушку.
Арусяк, которой совершенно не нужно было, чтобы ее спасали, удивленно посмотрела на женщину, чье лицо выражало готовность идти в бой, и тяжело вздохнула, понимая, что своими рассказами задела человека за самое больное.
– Мне бы позвонить Тимофею, можно? – робко спросила она.
– Конечно можно, звони! – ответила Лилит Айрапетовна и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь, чтобы не мешать влюбленным разговаривать.
Дрожащими пальцами набрала Арусяк шесть заветных цифр и прислушалась. В трубке послышались длинные гудки.
– Алло, – прошептал женский голос.
– Здравствуйте, это библиотека? – ляпнула Арусяк, растерявшись.
– Нет, вы ошиблись номером, – женщина бросила трубку.
Арусяк перекрестилась и позвонила еще раз.
– Алло, – прогремел мужской бас.
– Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Тимофея. – Руки Арусяк задрожали, и она чуть не выронила трубку.
– Тим, тебя, девушка какая-то, – крикнул бас, послышался топот и грохот падающих предметов.
– Моя ваза, Тима, осторожно! Господи, ты ее чуть не разбил! – раздался истеричный женский крик.
– Алло, алло, Арусяк, это ты? – Тимофей выхватил трубку из рук отца.
– Я… я… – пролепетала Арусяк.
– Господи, как хорошо, что ты позвонила! Погоди минутку.
Тимофей взял трубку и пошел в свою комнату. Елизавета Анатольевна на цыпочках побежала за сыном, встала возле закрытой двери и прислушалась. Она не услышала почти ничего, вернее, ничего такого, что могло бы встревожить материнское сердце и навести ее на мысли о том, что у ее любимого отпрыска появилась девушка-армянка. Такое Елизавете Анатольевне могло только присниться в страшном сне.
Несколько лет назад, покопавшись в корнях родового древа, Елизавета Анатольевна возомнила себя представительницей дворянской династии, рода, существующего со времен Рюриковичей. В качестве своей невестки она видела только Анастасию Гордееву, дочь своей ближайшей подруги дворянских кровей и соратницы по шопингу. С раннего детства родительницы прикладывали все усилия, чтобы приблизить детей друг к другу и взрастить в них чувство глубокой привязанности, которое со временем перетекло бы в настоящую любовь до гроба. Тима и Настя ходили в один детский сад, потом сидели за одной партой и даже учились в одном институте, после которого их пути разошлись. Тимофей ушел в работу, а Настасья, как называла дочь подруги Елизавета Анатольевна, увлеклась прожиганием папиных денег и посещением всевозможных светских тусовок. Елизавета Анатольевна тщетно пыталась уговорить сына сходить с Настасьей хотя бы в кино, а Тимофей отмахивался и уверял мать, что сейчас ему не до этого. Истинная причина отказов крылась в глубокой неприязни к глуповатой кокетке, которая отравляла своим существованием его детство, потом школьные и институтские годы. Тем не менее лучшие подруги надеялись, что рано или поздно Тимочка поймет, что работа – не самое главное в жизни, и обратит внимание на Настасью, а та вдоволь наиграется в игру под названием «светская жизнь» и станет примерной женой.