Книга Русский сюжетъ - Людмила Третьякова

Арестованный и запертый в своем доме Никола напрасно взывал к родне: «Безумен я или я преступник? Если я преступник, судите меня, если я безумен, то лечите меня, но только дайте мне луч надежды на то, что я снова когда-нибудь увижу жизнь и свободу. То, что вы делаете, жестоко и бесчеловечно».

* * *

Несмотря на крепко запертые двери и молчание дознавателей, происшествие в Мраморном дворце стало сенсацией. Оно обсуждалось во всех гостиных Петербурга, обрастая новыми, часто вымышленными подробностями. Например, передавали, что великий князь после кражи перевел большую сумму на имя своей любовницы. Кто она – знал весь Петербург. Никто не сомневался, что власти вот-вот доберутся до Фанни.

Великокняжеский роман Фанни Лир закончился заключением в одно из помещений Съезжего двора. Помимо дворцов, ей пришлось познакомиться и с русской тюрьмой: мрачной, темной, безразличной к участи своих пленников.

...Николу уже вторую ночь допрашивали в Мраморном дворце. В это же самое время в квартире на Михайловской площади раздался резкий звонок, и пятнадцать жандармов, пройдя через комнаты, вломились в ее спальню.

Фанни попросила их выйти, чтобы можно было одеться. Получив отказ, она с помощью Жозефины стала при мужчинах надевать чулки, нижние юбки, платье. Потом спросила:

– Кто вас сюда прислал?

– Мы здесь от имени государя и по приказу графа Шувалова.

Фанни поняла, что дело перешло в руки шефа жандармов, о котором в столице говорили как о человеке грубом и жестоком. Стало быть, ей уже не приходилось надеяться на снисходительность хорошо знакомого генерала Трепова.

– И что же вам повелел господин Шувалов?

– Нам приказано сделать у вас обыск.

– Хорошо, вот ключи!

Не прошло и часа, как в доме было все вверх дном. Фанни не сомневалась, что ищут бумагу, подписанную Николой и удостоверяющую ее пожизненное право на получение ежегодно крупной суммы. Она лежала в секретном ящике письменного стола, до которого жандармы так и не добрались. Фанни видела, что жандармы раздражены и растеряны: то, за чем они сюда явились, обнаружить не удалось. Она внутренне злорадствовала, однако офицер приказал ей следовать с ними. Такого поворота событий Фанни не ожидала. Глядя на ее возмущенное лицо, он, которому, вероятно, было приказано обойтись без скандала, примирительно сказал, что генерал Трепов желает с ней побеседовать.

Это был верный ход: полиция была прекрасно информирована об этом давнем знакомстве мисс Лир. Ясно, что она станет искать у Трепова защиты. Фанни и вправду приободрилась. Она быстро накинула пальто и, шепнув Жозефине, чтобы та обо всем дала знать американскому послу Аннику, вышла с полицейскими из дома.

Никакого экипажа подле ворот не было. Ей предстояло идти теми же улицами, на которых ее видели в золоченой екатерининской карете, а по бокам с шашками наголо грохотали сапогами двое дюжих мужчин. Какое счастье, что рассвет только поднимался над Петербургом и, кроме дворников, понимающе смотревших вслед красотке, идущей под конвоем, вокруг никого не было.

...В своих мемуарах Фанни не скрывала, что ей с трудом удавалось держать себя в руках: «Сердце мое упало, и я невольно вспомнила о виденных в Нижнем арестантах, которых гнали тысячами по большой сибирской дороге. Я все еще крепилась, но, когда вступила в мрачное здание на Морской и, пройдя длинный темный коридор, очутилась в большой комнате, которую тотчас заперли за мной скрипучим поворотом большого тюремного ключа, то дала волю слезам и рыдала так, что несколько тюремных сторожей, услыхав мои вопли, вошли ко мне.

– Зачем вы пришли сюда? – сказала я им, отирая слезы. – Ступайте и принесите мне ростбифу, чаю, хлеба и шампанского!»

Наверное, спустя много лет, Фанни с улыбкой вспоминала свою наивность. Но тогда ей было не до смеха: вместо деликатесов в камере появилась благообразного вида старушонка, мадам Каролина. Она причитала и на все лады успокаивала Фанни, называя ее бедной девочкой и невинной страдалицей. Утешительница кормила Фанни съестными припасами, принесенными ею, и, как только увидела, что та немного пришла в себя, осторожно подступила к ней с расспросами.

Ночью на тюремной койке сомкнуть глаз так и не удалось. Тишину нарушало лишь мерное похрапывание мадам Каролины. Фанни это не раздражало – иначе можно было думать, что она лежит в склепе. В непроглядной тьме перед ней появилось лицо Николы. Она видела его перед собой так ясно, что ей хотелось спросить: что с тобой? Где ты? Что будет дальше?

Нет, Фанни не верила в виновность Николы. И не только потому, что любила его. При всей романтичности натуры она умела мыслить здраво и логически. Ее возлюбленный – флигель-адъютант его императорского величества, полковник Генерального штаба, великий князь, наконец! Фанни знала, как Никола ценил свое положение в обществе. И взяться за воровство так глупо, так опрометчиво, прекрасно понимая, что оно будет раскрыто? Громадные долги? Деньги? Но кто бы отказался дать ему в долг? И велика ли стоимость похищенного? (Фанни не знала, что при обыске в письменном столе Николы нашли двенадцать тысяч рублей, в то время как пропавшие бриллианты стоили самое большее шесть тысяч.) Нет, Фанни отказывалась думать о причастности Николы к краже.

Возлюбленная великого князя вспоминала: «Я очутилась одна в комнате, которую тотчас заперли за мной скрипучим поворотом большого тюремного ключа. Я дала волю слезам...»

Скорее, причина несчастья – изощренная интрига, сплетенная вокруг дерзкого, не стесняющегося в выражениях Николы. Однажды он рассказывал ей, что их ветвь – «константиновская» – была несправедливо оттеснена от престола. Так и не разобравшись в его монархических притязаниях, Фанни все-таки запомнила главное: любимый дядя Александр II лишь «по недоразумению» занимает трон, а кузен Александр, всеми почитаемый как наследник, таковым, если разобраться, не является.

«Бога ради, не говори таких вещей вслух», – умоляла Фанни. Но разве он послушается? И теперь она думала: а что, если это попытка скомпрометировать беспокойного родственника, вслух произносившего совершенно недопустимые вещи?

...Едва в зарешеченное окно пробился тусклый свет, Фанни поднялась и попросила горячего чаю: ее бил озноб. Мадам Каролина позвонила, и в камеру тотчас ворвались тюремщики. Они набросились на Фанни и заломили ей руки за спину.

– Стойте, стойте! – закричала мадам Каролина. – Я позвала вас, чтобы вы принесли чаю!

Тюремщики послушно удалились.

– Что это они так всполошились? – спросила Фанни.

– Да видите ли, – с легкой заминкой ответила старушка, – они подумали, что вы с отчаяния решили разбить себе голову о решетку.