Книга Приглашение в зенит - Георгий Гуревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По происхождению — крестьянин среднего достатка. Работал грузчиком на складе, стал кладовщиком. Оказался рачительным, бережливым работником. Со складов Академии Вдага перешел на Астреллу. Необразован, но сметлив. Управляется с вычислительной машиной, не зная алгебры.
В анкете пишет, что мечтает об исследовательской работе, хочет получить образование, стать психологом, пробуждать дремлющие таланты. Как выяснилось в собеседовании, на самом деле не интересуется наукой, просто подлаживается к общему веянию. Уверен, что отлично разбирается в характерах, хотя всех одинаково считает выжигами и жуликами. Учиться вовсе не хочет, учение и всякий труд считает вынужденной платой за снабжение, научные занятия — платой за самое щедрое снабжение.
Основная черта характера — жадность. Скопидом по натуре. Именно поэтому был рачительным кладовщиком. Вещи уважает и понимает, о вещах говорит с упоением, знаток мебели и фурнитуры, тканей и одежды: летней, зимней, демисезонной, расцветки, фасона, покроя, подкладки, бортовки. Все свободное время проводит дома: благоустраивает, красит, мастерит шкафчики, вешалки, полочки для книг, книги переплетает, но не читает. Говорит: “Некогда!”
Путь к личному счастью:
Поручить А. С. отделку жилья талантов. Объявить его собственный дом образцово–показательным жильем, разрешить ему брать со складов любые предметы обстановки “для обкатки”. Уверить, что это и есть научно–исследовательская работа по психологии быта. Пусть даже пишет диссертацию: “Взаимоотношения личности с предметами домашнего обихода”.
III. Лаборантка В. 23 года. Незамужняя.
В анкете пишет, что мечтает стать киноактрисой, играть классические роли, раскрывающие творческие возможности женского сердца. Перечисляет образы молоденьких героинь–любовниц.
Держится кокетливо, даже вызывающе, как будто каждого мужчину приглашает вступить в любовную игру. В действительности нечувственна, отличительная черта — любовное тщеславие. Хочет, чтобы мужчины соперничали, стараясь привлечь ее внимание, ссорились, еще лучше — дрались на дуэли, даже кончали бы из‑за нее самоубийством. О платьях думает больше, чем о поцелуях. По–видимому, кино для нее — возможность показывать себя в разных платьях, позах и ракурсах. Обладая нормальной дозой женского притворства, сумеет на сцене удовлетворительно притворяться равнодушной, ласковой, ревнующей, несчастной, но чувства при этом не выразит, потому что сама В. не способна на чувства, может хорошо сыграть только саму себя: тщеславную притворщицу.
Рекомендация: написать специально для В. сценарий и дать ей главную роль. Сюжет примерно такой: первая красавица мира, или наследница престола, или наследница миллиардов окружена всеобщим вниманием. Но она всех отвергает, потому что нет среди мужчины, достойного ее, или же (по желанию В.) выбирает идиллического пастушка, ничего не слыхавшего о ее величии и проявившего подлинную любовь.
Трудно пришлось Ласаху. Всем, не нашедшим себя в творчестве, он обещал счастье для вдохновения. Но как это выполнить практически? Бонгру Ласах говорил с полнейшей откровенностью: “На Астрелле у меня громаднейшие возможности, а результаты меньше, чем за колючей проволокой. Чем богаче сапиенс, тем труднее его осчастливить. Для изголодавшегося корка хлеба — радость, для униженного уважительное слово — благодеяние. А что избалованному астреллиту вежливые слова? Видимо, таковы законы восприятия. От нуля до единицы — громаднейший скачок, от тысячи до миллиона — куда ближе”.
— Не вернуться ли к нулю? — ехидно улыбался Бонгр.
Да, у Ласаха были громадные возможности, но какие? Вещи имелись в его распоряжении. Он мог осчастливить тех, кто мечтал о вещах, вроде кладовщика А. С. Но таких уже немного осталось на обеспеченной Астрелле. Большинство насытилось вещами, искало счастья в духовной сфере: хотело признания, власти, любви, славы. Кто‑то любил без взаимности, кто‑то вздыхал о нежных поцелуях, хотя возраст уже прошел. Кто‑то мечтал о победах. А. хотел нокаутировать Б. на ринге, X. хотел нокаутировать У. на конкурсе поэтов. Их победа означала чье‑то поражение, их счастье — отказ другого от счастья.
Как быть? Ласах чувствовал, что он выдает псевдорецепты: не заказ на оформление планеты, а заказ на макет скульптору Г., не признание, а равнодушие к признанию художнику Дв., а тщеславной В. не поклонников, а артистов, играющих поклонение. К видимости счастья склонялся Ласах, и на путь видимости толкал его Бонгр.
Пожалуй, надо подробнее рассказать о Бонгре — этом сапиенсе, сыгравшем такую важную, по мнению некоторых историков, роковую роль в судьбе Астреллы.
Как изобразил его анапод? Ничего рокового. Бледное удлиненное лицо, тонкий нос, тонкие губы с легкой усмешкой. Пристальный, проницательный взгляд холодноватых глаз, редкие волосы с белой ниткой пробора, накрахмаленный воротничок, манжеты с запонками, узкие ладони с удлиненными пальцами музыканта. Что сказал бы я на Земле, познакомившись с похожим человеком. Сказал бы, что это сноб, личность равнодушная, очень занятая своей внешностью и своими желаниями, что он никого не любит и не способен к сильной любви, ценит наслаждения, но изысканные, гурман, а не обжора. Тонкие ломтики тонких кушаний на стильных тарелках, тонкий юмор собеседников — вот его стихия, его идеал.
На Вдаге он был адвокатом, даже преуспевающим. Старался выгородить, избавить от заслуженного наказания разных воров, мошенников, грабителей, убийц, растратчиков и растлителей, если они могли внести хорошую плату, конечно. Выгораживал словом, умным, впечатляющим. “И Бонгр верил в слово, прикрывающее суть, искажающее суть, обеляющее суть. А суть ему представлялась всегда одинаковой: противной и грязной.
Он владел искусством воздействия словом. Отсюда его интерес ко всякому воздействию искусством: красками, звуками, мелодиями, формами, размерами, позами, жестами, телодвижениями, намеками, тоном, мимикой. Как любитель психологии искусства попал на Астреллу, занимался там психологией искусства, благодаря красноречию начал оказывать влияние, потом заведовал искусствами. Историки отмечают, что Бонгр поддерживал не все направления. Форма занимала его больше содержания. Симфонию он предпочитал опере, балет — драме, архитектуру — скульптуре. А литературу Бонгр вообще не жаловал, ценил только звучные стихи изощренной формы с богатыми аллитерациями и ассонансами, акростихи, буриме, словотворчество. Бонгр отворачивался от изображения жизни. Ибо он верил в слово, но не верил словам.
Именно он поддержал и распространил на Астрелле квази.
Что такое квази? Мы бы сказали, что это кино с эффектом присутствия и педалированием сопереживания. Благодаря совершенной стереоскопичности зрителю квази казалось, что он сидит за одним столом с героями, может вступить с ними в спор, может дотронуться до них, чокнуться, тарелку передать. Что касается сопереживания, оно есть и в обычном кино. В квази сопереживание усиливалось особыми химическими таблетками с тем самым ферментом, которого так не хватает шизофреникам. Таблетки эти подавляли критичность зрителя, и он легко верил голосам, уверявшим, что он и есть герой фильма, это он дерется на шпагах, обнимает красавицу, забивает голы под верхнюю планку, надевает лавровый венок.