Книга Лучший из миров - Наталья Колпакова

– Уб-бивают, – с натугой выговорил Мирон, и Дан уловил, как волна драконьего обличья пробежала по его перекошенному лицу, словно грозная тень.

– Что?

Что-то искало Дана, пыталось пробиться к нему извне, издалека – пыталось и не могло, придавленное чуждой магией этого места. Ловчие скомкали строй и сгрудились у него за спиной, настороженно принюхиваясь. Они тоже чуяли что-то, но не могли уловить.

– Там. Убивают. Долго. Медленно. Такого, как я, – беззвучно выкрикивал Мирон. – Такую, как я?

Дан крепко встряхнул его.

– Это не она! Слышишь? Это не может быть твоя сестра. Вслушайся, Мирон, успокойся! Ты бы знал!

Зов усилился. Да, это был Зов, теперь Дан не сомневался. Зов – и звучал он так, будто издававшее эти жуткие, надрывавшие душу стоны существо действительно звало, взывало о помощи. Слабое, давно похороненное под гнетом пережитого воспоминание-догадка зашевелилось не в голове даже, а в душе, на самом донышке. Выкарабкалось, незваное, на волю, оформилось в понимание.

– Это какой-то древний ритуал, – убежденно сказал Дан. – Кто-то питает Силу жизненной энергией умирающего демона. И, кто бы это ни был, ничего хорошего он в виду не имеет. Скорее!

– Скорее, скорее! – лихорадочно подхватил Мирон и кинулся в черный провал впереди, то ли желая спасти сородича, то ли все-таки боясь (или веря?), что спешит вызволять потерянную сестру.

Ловчие устремились следом. Никто не заметил, как ход колдовской пещеры сменился подземным ходом, выбитым не в Междумирье, а в самой обычной скале. Просто вывалилась откуда-то сбоку тень, и Дан, шедший первым из воинов, смахнул ее, отводя от друга, приложил об стену и выпустил из пальцев, уже налившуюся тяжестью оглушенного человеческого тела. Едва ход расширился, ловчие обтекли предводителей, прикрыв их спереди и сзади, – да так чисто, что Дан и слова не успел сказать, – и те, что оказались впереди, уже рубились с кем-то, рубились мастерски, скупо и точно. Дан слушал, как намертво, без клацанья, входят друг в друга клинки, и ему не надо было видеть цвета одежд нападавших, чтобы понять: это Орден схлестнулся с Орденом. Целью был куратор. И цель была близка. Вступив в бой, изо всех сил стараясь не убить – разоружить, вырубить, отшвырнуть в сторону, – он не заметил, как Мирон, пригнувшись, лавируя в тесноте между сражающимися людьми, с отчаянной храбростью кинулся вперед и исчез в темноте.

Запредельное напряжение стиснуло Тэмма смертной хваткой – той, что выжимает воду из камня. Невообразимая мощь заклятия, словно приливная волна, подхватила и понесла чудотворца, вызвавшего ее из ниоткуда. И он, Тэмма, вдруг ощутил себя не великим магом, повелителем разбуженных стихий, но крошечной щепкой где-то там, в пене, среди поднятой со дна мути, водорослей и прочего сора. Тело, разум, сознание – все плавилось, распадалось, теряло форму. Куратор заметил собственную свою руку, воздетую над головой в повелевающем жесте, так похожем на жест мольбы. Рука была скрюченная, оплетенная вздувшимися жилами и, отсеченная от владельца чернотой рукава, казалась чужой. Куратор удивился краем сознания, что рука осталась рукой, пальцы – пальцами. Но времени размышлять не было, поток грубо тащил его дальше, и постепенно льющая сквозь Тэмма Сила преображала его. Он пульсировал вместе с ней, он уже не чувствовал себя щепкой, становясь частью могущества. Могущество пронизывало его, изливалось из него, так что искры потрескивали на кончиках пальцев. Волны истинной Власти обрушивались на реальность, как шторм на скалы. И реальность отступала, раздвигалась в стороны, оставляя окруженную зыбким маревом пустоту. Ничто. Проход.

Демон, выскользнув из благого забытья, принялся биться на алтаре с удесятеренной силой. В глубоких разрезах запузырилась, вскипела коричневая кровь. Страшные судороги сводили тело гигантской ящерицы, вопли раздирали горло, и ясно было, что это не отчаянная попытка освободиться, что тело жертвы конвульсивно сотрясается в потоках Силы. Темнота над алтарем изменила цвет и пошла отваливаться ломтями, будто некто невидимый пластал ее ножом. И Тэмма увидел – то, чего видеть не мог, потому что пробитый им Проход открывался не здесь, в подземной пещере, а где-то там, наверху, в дворцовых покоях прямо над алтарем, но сейчас ему было подвластно даже невероятное: тускло мерцающий коридор с влажными дышащими стенками, сокращающийся, будто исполинский кишечник. Кто-то уже был там, в коридоре, втянутый его неодолимой мощью, кто-то стремительно двигался, но мутные стенки скрадывали детали, проступали только темные контуры. И Тэмма сделал то, чего не позволял себе ни разу в жизни, – ликующе выкрикнул что-то нечленораздельное.

В этот самый миг, подтверждая верность присловья «дуракам счастье», на пороге зала возник невредимый, разве что малость взмокший Мирон. Увиденное оглушило его. Впечатление было такое, будто черные стены и своды пещеры рушатся под собственной тяжестью, рушатся, вопреки всякой логике, не вниз, а словно бы вверх. Пространство взрывалось, вот как это виделось Мирону – потомку третьемирцев из рода Драконов Истинных. А Мирон-дознаватель увидел другое: плоский камень, бьющееся в агонии тело (рук у тела было что-то многовато, но это дела не меняло) и рядом человечек в театральном плаще, потрясающий окровавленным ножом. И Мирон-дознаватель очнулся первым. Он никогда не занимался оперативной работой, не ездил на задержания, не выхватывал табельное оружие ни с бедра, ни из-под мышки – да и не было у него оружия, если честно. Наверное, поэтому он выдал стереотипную реакцию киношного героя – заорал: «Бросай оружие!» Человечек дернулся как подстреленный, уронил руки и дико заозирался, будто не вполне понимая, что происходит.

Опьяненный, торжествующий Тэмма давно уже не видел и не слышал ничего вокруг. Ни звуки близкого сражения, ни даже душераздирающие вопли жертвы на алтаре не нарушали его экстаза. Все это было частью мизансцены, все вливалось в могучий хор, в котором слышалось ему славословие собственному величию. Короткое заклинание на неведомом языке диссонансом вторглось в музыку сфер, смяло, нарушило гармонию гибели и разрушения. Сияющий нимб вокруг него замигал, будто водой плеснули в костер, и в особенно широкую прореху Тэмма узрел совершенно незнакомого мальчишку-мага. Уже чуя необъяснимую катастрофу, он успел с бессильной злобой отметить невыразительное, хотя и гневное лицо незнакомца, чудную, если не сказать непристойную, одежонку, когда тот вновь выкрикнул свою тарабарщину, и Тэмма, отвлекшись, потерял контакт с Проходом.

Он потерял контакт с Проходом! Тэмма не знал, что это означает, чем грозит. Он просто чувствовал, что это непоправимо, хотя истово верил в иное. Он избранный! Он сумеет вернуть невозвратимое, восстановить контроль над ритуалом. Но сейчас он должен расправиться с дерзким чужаком – просто чтобы выжить, потому что ненависть разрывала его изнутри. И всю высвободившуюся Силу, всю свою страсть, всю ярость вложил в магический удар.

Дважды выкрикнув свое глупое требование, Мирон бросился вперед. Последнее, что он видел, была перекошенная дикой злобой мордочка ряженого. Потом что-то, чего на самом деле не было, страшно ударило его в грудь. «Как пушечное ядро», – книжно подумал он и упал.