Книга Любовные послания герцога - Элизабет Бойл

– Если эти условия тебя не удовлетворяют, тетя Дженива, ты можешь вернуться к своему мужу.

«Где тебе и следовало бы находиться», – подумал он. Она тихо охнула. Как и его мать.

– Рекомендации, леди! Для вас двоих раздобыть их сущий пустяк. – С этими словами он удалился.

– Обри… то есть ваша светлость, – сказала его мать, – куда вы идете?

– У мена есть кое-какие дела.

– Но ведь ты не возвратишься… туда? – несколько нерешительно сказала тетя. – Я это запрещаю!

Он покачал головой:

– Не надо так нервничать, тетя. Сейчас я иду не туда.

– Слава Богу! – с облегчением вздохнула тетя.

Он подмигнул матери.

– Сейчас я иду переодеться.

Ошеломленные леди некоторое время молчали. Тетя Дженива тяжело опустилась на стул.

– Я говорила тебе, – сказала она. – Он вернулся совершенно ненормальным! Что с ним делать? Не может же он всерьез ожидать, что мы с тобой станем расхваливать дочерей Стью Ходжеса, словно они бриллианты чистейшей воды. Их не пожелали допустить в высшее общество, и от нас тоже отвернутся, если мы сделаем то, что он предлагает.

Леди Чарлз ее не слушала, переводя взгляд с распахнутой двери на исправленный Тэтчером список.

– Роузбел! Ты меня слушаешь? – тяжело вздохнув, сказала Дженива. – Ты должна что-то сделать.

И она сделала. Она рассмеялась.

– Что тебя так развеселило? – спросила ее золовка. – Нам, видимо, придется теперь полдня слушать всякий вздор, который обычно несет Пейшнс, если мы хотим получить эти рекомендации.

Но леди Чарлз едва ли думала о зря потраченном времени в компании леди Джерси.

– Ты видела его?

– Видела кого?

– Обри! Я никогда бы не подумала. Откровенно говоря, я не поверила своим глазам.

– Сумасшедший! – заявила тетя Дженива. – Абсолютно сумасшедший!

– Э нет, дорогая Дженива, ты ошибаешься, – сказала она. – Ты его слышала? Грозится отправить нас обеих в ссылку. Более того, обеих вместе! – Леди Чарлз вздохнула, и лицо ее озарилось лучезарной улыбкой. – Он выглядел совсем по-герцогски. Откровенно говоря, я очень горжусь им.

Глава 12

– Ну наконец-то! Вот и вы! Вам все-таки придется, видимо, потратиться на приобретение часов, – сказала, обращаясь к Тэтчеру, Фелисити, когда он вошел в дом. Она взглянула на настенные часы. – Если вы не будете приходить вовремя на работу, вам никогда не удастся сохранить за собой свое место.

Не имея намерения надолго оставаться в должности ливрейного лакея, он ограничился коротким извинением, окинув взглядом нагромождение коробок и сундуков и ее – в простом сером платьице, из-под подола которого выглядывали трогательные красные носки.

В это утро он увидел ее в новом свете, потому что ее письма к герцогу были для него откровением. Его дедушка, сам не будучи абсолютно честен с Фелисити, понимал, что она тоже не совсем откровенна в своих письмах. Она делала все, что могла, чтобы изображать идеальную герцогиню, однако ее ум, юмор и независимость было невозможно скрыть, как и ее красные носки. Вот, например, она писала следующее:

Почему так заведено, что молодые мужчины получают свои состояния по достижении двадцати одного года, тогда как мы, женщины, вынуждены ждать еще пять лет? Почему считается, что молодой человек – кстати, более склонный к злоупотреблению спиртным и азартным играм – лучше разбирается в финансовых вопросах, чем скромная молодая женщина, которая не имеет подобных склонностей? Только не говорите мне, что у меня не хватит ни ума, ни способностей, чтобы разобраться в таких вопросах, потому что я в них достаточно хорошо разбираюсь. Женщинам не позволяют получить свою долю состояния до тех пор, пока им не исполнится двадцать пять лет, потому что мужнины успевают промотать свое состояние и тогда неожиданно любая, даже самая некрасивая леди начинает казаться им вполне привлекательной…

Да, с рассуждениями Фелисити нельзя было не согласиться. Он все еще не вполне понимал, чем руководствовался дедушка, остановив на ней выбор, но с каждым днем был все больше и больше благодарен судьбе за то, что его выбор не пал на какую-нибудь мисс Браун.

Ему нравилась эта неунывающая дерзкая девчонка в красных носках, которая в данный момент вертела в руках гвоздодер.

– Подумываете о том, чтобы заложить в ломбард пожитки принцессы? – пошутил он, окидывая взглядом коробки, которые он помогал разгружать накануне.

Она раздраженно вздохнула и сложила на груди руки.

– Если бы это были ее вещи, я никогда не позволила бы их сюда втаскивать.

Тэтчер рассмеялся, она тоже. Он заметил, что она глядит на него пытливым взглядом… глядит на его губы, и подумал, уж не размышляет ли она всерьез над советом, который вчера дала ей Джамилла.

«Позволь своему Тэтчеру заняться с тобой любовью»…

Будь он проклят, если эта малышка не обдумывает совет этой женщины! А это означает, что если она хочет набраться опыта, то все еще намерена выйти замуж за своего мифического Холлиндрейка. Нельзя сказать, что он не понимал ее побудительные мотивы. В ее письмах он видел между строк весьма реальную потребность любой ценой обеспечить защищенную от потрясений, респектабельную жизнь. Тем более что ей никогда не позволяли укорениться на одном месте, заставляя ее и сестру переезжать из страны в страну следом за отцом, когда он получал очередное назначение.

Однако как она могла до сих пор хотеть Холлиндрейка? Даже после всего, что рассказал ей Стюи, вернее, о чем он ее предупредил. Даже после того, что советовал Маджетт. Не принимая в расчет их вчерашний страстный поцелуй.

Возможно, осуществить его план будет не так просто, как он надеялся…

– Вы позволите спросить, что все это значит? – произнес он, обходя особенно большую коробку, которая стояла между ними.

– Это вещи моей матери. Они целую вечность хранились на чердаке в Лэнгли-Хаусе, и я наконец уговорила нынешних арендаторов прислать их мне. Я уж начала сомневаться, что они когда-нибудь прибудут.

Но внимание Тэтчера привлекло другое.

– Значит, поместье вашего отца сдано в аренду?

– Да, давным-давно. Отец всегда считал, что оставлять дом пустующим непрактично. И с тех пор как я себя помню, дом сдавался в аренду. – Она задумчиво провела пальцами по крышке ящика. – Я его даже никогда не видела.

Сожаление, прозвучавшее в ее словах, напомнило Тэтчеру о том, что она писала о розовом кусте и о доме в сельской местности. Ему было понятно желание укорениться, иметь место, где можно растить цветы. Он не понял бы ее много лет назад, когда он был бесшабашным юнцом, но теперь он ее понимал. После многих лет службы в армии, когда приходилось спать в палатках, под навесами, а когда не было другого укрытия, то и под звездным небом, когда под оружейным огнем он молил Бога дать ему прожить хотя бы еще один день, он понимал желание иметь свой дом.