Книга Очень полезная книга - Юлия Федотова

Надо сказать, что подавляющее большинство стихов, прозвучавших в тот день, были о любви. На этом заезженно-амурном фоне произведение Ивана выгодно отличалось своей, мягко говоря, оригинальностью. Должно быть, именно это повлияло на положительное решение «жюри», трудно предположить, что они нашли в нем еще какие-нибудь достоинства.

Итак, Иван стоял над толпой, плечо к плечу с Кьеттом… А Болимс Влек вдруг осознал, что остался совершенно один! Он понял то, о чем они как-то не задумывались раньше: очень сомнительно, что победителям этого поэтического состязания будет позволено отправиться в столицу в сопровождении друзей! Повезут ли их на телеге, отправят через портал или иной способ транспортировки изыщут — в любом случае лишние места при этом вряд ли будут предусмотрены!

И тогда движимый отчаянием снурл ринулся на «сцену».

В наступившей тишине жутко, как гром с ясного неба, звучали слова, пришедшие во сне. И не только они.

…Там Безумье и Зависть схлестнулись в бою,

Там за Силу продали свободу свою,

Над руинами мира рыдают дожди…

Это время наступит,

Ты жди его,

Жди…

Продолжение, которого он так боялся, все-таки сложилось! Само собой возникло в голове, без участия разума!

Изменившиеся в лице посланники сомнамбулически кивнул и головами.

И сразу же глашатай в зеленом камзоле, возникший откуда-то из-за помоста, объявил о закрытии чтений. Заветная десятка была набрана. Толпа неудачников начала расходиться по домам. И в этой толпе — а может, это Ивану только померещилось от усталости и пережитых волнений? — мелькнули в какой-то момент три знакомых широких спины…

Глава 7

которая, в виде исключения, полезных сведений не содержит вовсе

Все-таки это был портал — обошлось без телег. Прямо посередь помоста открылся он и воссиял. Оказалось, со стороны это очень красивое и немного зловещее зрелище — люди, уходящие в портал. Сначала фигуру окутывают мириады ярчайших искр, потом она медленно тает, будто искры эти ее съедают вместе с одеждой и сапогами. Изнутри все прозаичнее, никаких искр, просто смена кадра: была одна площадь — гемгизская, стала другая — столичная. Просторнее раза в три, мощенная гранитными плитами, красиво оформленная свежим снежком — здесь он до земли долетал, как и назначено природой, но укладывался не равномерно, пеленой, а веселеньким цветочным узором.

Обрамляли площадь высокие, аж в пять этажей, здания очень помпезной архитектуры — с колоннадами, арками и совершенно безумной лепниной, изображающей непонятно что, но рождающей ассоциации откровенно физиологического свойства. А впереди высился он — прости господи, замок! Тут уж ни о какой архитектуре речи вообще не шло. Мало того что сооружение выглядело так, будто составляли его детали конструктора из разных, не подходящих друг к другу наборов. Вдобавок к своему откровенному безобразию оно возвышалось над площадью на шести колоссальных куриных ногах, — видно, не давали господину Мастеру покоя лавры Бабушки-яги! Причем ноги эти были не из камня высечены и не из железа отлиты, а самые что ни на есть настоящие, из плоти и крови. Замок то топтался на месте, то зябко поджимал одну из лап, то принимался увлеченно ковырять гранит мостовой полуметровыми когтями, выворачивая целые плиты. Иван почувствовал раздражение: вот зараза, кто-то ведь старался, мостил… Он невольно воспринимал замок как живое существо, хотелось прогнать его прочь, чтобы не пакостил.

— Проходим, любезные, проходим, не толпимся! В замок, в замок, вас уже ждут! — К кучке оробевших гемгизских поэтов подлетел изящный кавалер в не по-зимнему легком камзоле и при сабельке. — И вас, господа, прошу! — Последнее приглашение вкупе с изысканным придворным поклоном было адресовано нашим спутникам. Кьетт поклонился в ответ ничуть не хуже, Иван с Влеком — как уж получилось.

До замка было шагов пятьдесят в длину и метра три вверх. В сопровождении кавалера поэты приблизились к нему и замерли в растерянности: во-первых, неясно было, как взобраться на такую высоту; во-вторых, вызывали опасение страшные ноги — вдруг они лягаются? Но кавалер смело вышел вперед… и Иван поймал себя на том, что ожидает услышать традиционное «стань к лесу задом, ко мне передом». Но ничего подобного кавалер говорить не стал, просто крикнул: «Эй!» — и навстречу ему прямо из стены замка выросла узкая, явно не парадная лестница, и дверь образовалась двустворчатая, но невысокая и небогатая. Однако в тот момент, когда подниматься стали «господа», и лестница вдруг расширилась, превратившись в изящное крыльцо, и дверь раздалась, похорошела за счет филенок и кованых украшений.

Уже на ее пороге Иван обернулся — захотелось взглянуть на площадь с высоты — и заметил краем глаза, как в том месте, где недавно был их портал, что-то вновь сверкнуло в сгустившихся сумерках… Или это ему опять показалось? Но задерживаться и проверять времени не было.

Внутри замок оказался ничуть не лучше, чем снаружи. Пожалуй, даже хуже. Только самое больное воображение могло создать подобный «интерьер». Во-первых, изнутри сходство замка с живым существом, точнее, с внутренностями живого существа увеличивалось многократно. Скругляющиеся стены, пол и потолок длинных коридоров-галерей были сложены странным эластичным веществом мясного цвета и кольчатой структуры — ни дать ни взять гигантская кишка. Она еще и пульсировала — редко, едва заметно, но все равно противно. Оконные и дверные проемы, забранные тяжелыми бархатными занавесями, казались дырами в живой плоти; на каскадные люстры, свисающие с мощных крюков, было тошно смотреть. На золотую, а потому невероятно тяжелую мебель — шкафы с драгоценной посудой и драгоценными же книгами, диванчики на гнутых ножках, столики для карточной игры — тоже, потому что под весом всего этого великолепия заметно прогибался пол, и казалось, что ему, полу, должно быть больно.

Еще очень действовали на нервы портреты, перемигивающиеся и ухмыляющиеся в лучших традициях «Гарри Поттера». «Ну и не оригинально!» — раздраженно подумал Иван. Ему очень захотелось плюнуть в декольтированную даму с мушкой, но он смог сдержать дурной порыв.

А когда на одной из стен вдруг появилось странное округлое выпячивание полуметрового диаметра, на глазах превратившееся в нарост-бородавку, затем окончательно отпочковавшееся, отрастившее пару ножек и умчавшееся по коридору прочь, одному из поэтов стало дурно.

— Ничего страшного, любезные, — скучающе пояснил провожатый, — это всего лишь новая пристройка к кухне, просто она еще молоденькая совсем. Скоро подрастет. Должны же вы где-то ночевать… О, разумеется, господа, к вам это не относится, для вас приготовлены покои в центральном крыле! Позвольте вас проводить! — Он снова расшаркался и хлопнул в ладоши. Откуда-то из-за поворота «кишки» возник заспанный слуга в ливрее. — Отведи этих! — отрывисто приказал кавалер, кивая на гемгизцев. — А вас, господа, прошу! Надеюсь, вам будет удобно в общих покоях? Или приказать, чтобы каждому отвели отдельную комнату?

— Не стоит беспокоиться, — отказался Кьетт за всех. — Нам будет очень удобно, мы давно путешествуем вместе.